Миссис Торнтон помолчала, потом медленно улыбнулась и с полными слез глазами добавила: — С завтрашнего дня мне предстоит отойти на второй план, поэтому я попросила тебя не ездить туда сегодня, чтобы еще на один, последний вечер сохранить сына для себя!
— Милая, дорогая мама! Знаю, что не представляю для нее интереса, и все же брошусь к ее ногам, потому что не могу иначе! Даже если есть один-единственный шанс на тысячу… или на миллион… испытаю судьбу.
Как все же эгоистична любовь: Торнтон направил свои надежды и страхи в русло, отозвавшееся в материнском сердце холодом одиночества.
— Не бойся! — подбодрила миссис Торнтон, подавив обиду на невнимание сына к редкой вспышке материнских чувств, к острой ревности, выдавшей силу ее ненужной ему любви. — Ты достоин любви, и не только мисс Хейл… Главное — чтобы она сумела справиться со своей гордыней. Так что не трусь, Джон.
Миссис Торнтон поцеловала сына, пожелала спокойной ночи и медленно, величественно покинула гостиную, но едва оказавшись в спальне, заперла дверь, села на кровать и дала волю слезам, что случалось очень редко.
Маргарет открыла дверь гостиной, где до сих пор сидели родители и о чем-то тихо разговаривали.
— Миссис Торнтон сегодня же пришлет водяной матрац, мама.
— Господи, какая ты бледная и усталая! На улице очень жарко?
— Очень. А еще неспокойно: рабочие бастуют.
На щеках Маргарет появился прежний румянец, однако тут же снова пропал.
— Бесси Хиггинс передала просьбу ее навестить, — сообщила миссис Хейл. — Однако ты слишком утомлена, чтобы еще куда-то идти.
— Да, я действительно устала, — согласилась Маргарет. — Пожалуй, останусь дома.
Она готовила чай молча, пытаясь унять дрожь. Хорошо, что отец до такой степени сосредоточился на супруге, что не заметил состояния дочери. Даже когда мама легла в постель, он не захотел ее оставить и сел рядом, чтобы почитать вслух перед сном. Маргарет осталась одна.
Теперь наконец пришло время обо всем подумать и все вспомнить. Сделать это прежде не хватало мужества. Она неподвижно сидела в кресле, сцепив руки на коленях, плотно сжав губы, глядя в пространство, словно ожидая видения и время от времени тяжело вздыхая.
Подумать только: она, всегда ненавидевшая любые сцены и презиравшая тех, кто не способен сдерживать чувства, обвинявшая их в отсутствии самоконтроля, как романтическая дурочка бросилась в самое пекло. Принес ли этот безрассудный поступок пользу? Скорее всегобунтовщики разошлись бы и без нее, но могло быть и по-другому. Значит, ее порыв не был бесполезен. Но что все же толкнуло ее на защиту сильного мужчины, словно тот был беспомощным ребенком? Ах, стоит ли удивляться, что после такого позора все домочадцы решили, будто она влюблена? Подумать только: влюблена! В мистера Торнтона! Бледные щеки внезапно вспыхнули, и Маргарет закрыла лицо ладонями. А когда убрала руки, пальцы оказались мокрыми от горячих слез.
Ах, до чего же низко она пала, если заслужила такие слова! Повторить подвиг храбрости ради кого-то другого вряд ли получится. Мистер Торнтон совершенно к ней равнодушен, да и сама она не испытывает к нему симпатии, поэтому обе стороны должны вести честную игру, а в данном случае честная игра не предполагает иных вариантов. С его стороны было бы нечестно скрываться в доме, ожидая поддержки военных, чтобы те безжалостно расправились с несчастными безумцами, не попытавшись прежде призвать их к порядку. Со стороны бунтовщиков было бы нечестно наброситься на хозяина, как они угрожали. Маргарет поняла, что не раскаивается в своем поступке, что бы о ней ни говорили. Если удалось предотвратить жестокое насилие, то ее миссия как женщины выполнена. Пусть унижают ее гордость и доброе имя — перед Богом она чиста!
Маргарет подняла взор, и на лицо спустилось безмятежное спокойствие, придав чертам величие точеного мрамора.
В гостиную вошла Диксон:
— Позвольте побеспокоить, мисс Хейл. От миссис Торнтон привезли водяной матрац. Боюсь, сегодня уже слишком поздно: госпожа задремала, — но завтра пущу его в дело.
— Очень хорошо, — кивнула Маргарет. — Передай нашу глубокую благодарность.
Диксон вышла, но вскоре вернулась:
— Простите, мисс Хейл, но посыльный говорит, что ему приказано справиться о вашем здоровье. Я подумала, что речь идет о госпоже, однако он утверждает, что велели спросить, как чувствуете себя именно вы.
— Я? — Маргарет порывисто поднялась. — Со мной все в порядке. Скажи, что чувствую себя прекрасно.
Однако голова отчаянно болела, а лицо казалось белее носового платка.
В гостиную вошел мистер Хейл. Ему явно не терпелось услышать от дочери занимательный рассказ о визите на Мальборо-стрит. С героическим терпением превозмогая боль, без единой жалобы Маргарет принялась перебирать бесконечные мелкие подробности, старательно обходя главное событие: мятеж, — от одной мысли о котором становилось дурно.
— Спокойной ночи, дитя мое, — попрощался мистер Хейл, после того как повествование подошло к концу. — Ты заметно устала после ночного дежурства. Если маме что-нибудь понадобится, позову Диксон. Скорее ложись в постель и хорошенько выспись. Бедняжка! Тебе нужно набраться сил!
— Спокойной ночи, папа.
Маргарет позволила себе расслабиться: вымученная улыбка исчезла, железный обруч воли разомкнулся. До утра можно побыть усталой и слабой, тем более что голова раскалывалась от тупой боли.
Она легла в постель и замерла в неподвижности. Малейшее движение ногой, рукой или даже пальцем казалось выше душевных и физических сил. Маргарет чувствовала себя настолько измученной и разбитой, что, казалось, вообще не спала: лихорадочные мысли то и дело нарушали грань между сном и бодрствованием, проживая собственную печальную жизнь. Ей ни на миг не удалось остаться в одиночестве, даже в состоянии полного бессилия. Со всех сторон смотрели лица, однако вселяли не гнев или ощущение опасности, а глубокий стыд, вызванный всеобщим вниманием. Позор казался настолько нестерпимым, что Маргарет была готова зарыться в землю, но так и не смогла избавиться от немигающих взглядов множества глаз.
Глава 24. Исправление ошибок
Краса жестокая впервые покорила
Твердыню, неприступную поныне.
Тоской любовной сердце истомила
В напрасном поклонении гордыне.
И все ж смиренный раб в надежде
К ногам твоим склоняется, как прежде.
Маргарет поднялась на рассвете, едва дождавшись конца мучительной ночи, — не восстановив силы полностью, но все же немного отдохнув. Дела тоже обстояли неплохо: за ночь мама проснулась лишь однажды. Легкий ветерок освежал и спасал от духоты. Хоть рядом и не было деревьев, чтобы увидеть игривое движение листвы, Маргарет знала, что где-то в светлой роще или в густом темном лесу раздается неумолчный танцующий шелест: ритмичный шум, одно лишь воспоминание о котором отдавалось в сердце эхом далекой радости.
Ближе к вечеру Маргарет собиралась навестить Бесси Хиггинс, а пока села с вышивкой в комнате миссис Хейл, ожидая, когда та проснется после дневного отдыха, чтобы помочь ей одеться. Любые воспоминания о Торнтонах она решительно выкинула из головы: незачем о них думать, пока не возникнет насущной необходимости, — но, как и следовало ожидать, ее твердое намерение привело к обратному результату. Время от времени бледное лицо вспыхивало жарким румянцем, словно сквозь дождевые облака внезапно пробивался луч солнца и озарял морской простор.
Очень тихо открылась дверь, и Диксон на цыпочках подкралась к сидевшей возле занавешенного окна молодой госпоже.
— Мисс Хейл, в гостиной вас ожидает мистер Торнтон.
Маргарет выронила рукоделие.
— Именно меня? Разве папа еще не вернулся?
— Да, он спросил вас, мисс. А господина дома нет.
— Хорошо, сейчас приду, — спокойно ответила Маргарет, продолжая сидеть.
Торнтон стоял у окна спиной к двери, якобы с интересом рассматривая что-то на улице, но, честно говоря, боялся сам себя. Сердце непристойно колотилось. Воспоминания об объятии, так неуклюже прерванном им вчера, не давали покоя. Мысль о порывистом стремлении защитить снова и снова пронзала огненной стрелой, сжигая и самоконтроль, и способность принимать решения. Если бы сейчас она бросилась навстречу с распростертыми объятиями и с молчаливой мольбой упала на грудь, так же как вчера, он бы не оттолкнул ее, а прижал к сердцу и больше не отпустил. Сильный, волевой мужчина трепетал, пытаясь представить, что скажет и какой ответ получит. Может, она вспыхнет, на миг опустит голову, а потом придет в его объятия как в родной дом. Он то сгорал от нетерпеливого ожидания счастья, то холодел от предчувствия резкого отказа, одна лишь мысль о котором лишала смысла будущее существование.
В какой-то момент возникло ощущение, что он не один в комнате, и Торнтон обернулся. Маргарет вошла так тихо, что он не услышал ни звука: уличный шум заглушил легкие движения и едва заметный шелест мягкого муслинового платья.
Возле стола она остановилась, но сесть не предложила. Полуопущенные веки прикрывали глаза; неплотно сжатые губы позволяли заметить белую полоску зубов; тонкие, изящно вырезанные ноздри расширялись от медленного глубокого дыхания, но во всем остальном лицо оставалось неподвижным. Гладкая кожа, изящный абрис щек, щедрая линия рта со спрятанными в ямочки уголками — сегодня все казалось тусклым и бледным. Утрату естественного здорового цвета подчеркивала тяжелая масса темных волос, распущенных и причесанных так, чтобы скрыть рану. Несмотря на опущенный взор, голова оставалась слегка откинутой в прежнем гордом положении. Мягкие руки неподвижно висели вдоль тела. В целом мисс Хейл выглядела как узница, ложно обвиненная в преступлении, которое презирает и ненавидит, однако не считает нужным отвергать.
Торнтон поспешно шагнул было ей навстречу, но тут же опомнился, спокойно подошел к двери, которую Маргарет оставила распахнутой, и плотно ее закрыл. Потом, вернувшись и остановившись напротив, чтобы восхититься красотой, прежде чем осмелиться потревожить спокойствие, — а возможно, и отпугнуть, — заговорил: