Гордыней свой прокладывая путь.
Лишь в горе к Божьей помощи взываем,
Чтобы постигнуть утешенья суть.
Днем мисс Хейл быстрым шагом вошла в дом Хиггинсов. Мэри ждала ее, хотя почти не надеялась, и Маргарет улыбнулась, чтобы подбодрить бедняжку. Вместе они поднялись наверх — туда, где лежала Бесси, — и Маргарет обрадовалась, что нашла силы прийти. Лицо, обычно искаженное страданием и тревожными мыслями, сейчас выглядело умиротворенным. На глазах Маргарет выступили слезы, однако в душе воцарился глубокий покой. Смерть предстала более мирной, чем жизнь, и на память тут же пришли прекрасные строки: «Они отдыхают от тяжких трудов»; «Усталые отдохнут»; «Он пошлет Своим возлюбленным мирный сон».
Медленно-медленно Маргарет отвернулась от кровати. Мэри тихо рыдала в уголке. Они вместе молча вышли и спустились по лестнице.
Посреди комнаты, тяжело опершись на стол, стоял Николас Хиггинс. О смерти дочери он узнал только что, проходя по двору: добрые соседи поспешили сообщить новость. Сухие глаза смотрели в пространство, словно постигая страшную реальность. Он мучительно пытался осознать, что его Бесси больше нет на свете. Она так долго болела, так медленно умирала, что отец заставил себя поверить: дочка справится, и все будет хорошо.
Маргарет почувствовала, что ей здесь не место: неприлично наблюдать за первыми, самыми страшными минутами горя. Увидев Николаса с лестницы, она на миг задержалась, но тотчас поспешила проскользнуть мимо его направленного в пустоту взгляда и оставить в торжественном круге семейного несчастья.
Мэри рухнула на первый попавшийся стул, закрыла лицо фартуком и снова разрыдалась.
Звук привел Хиггинса в чувство, он вздрогнул, схватил Маргарет за руку и быстро заговорил, так что слова вырывались неровными хриплыми толчками:
— Вы были с ней? Видели, как она умерла?
— Нет!
Маргарет с трудом терпела боль, пока Хиггинс продолжал сжимать ей руку.
— Все мы когда-нибудь умрем, — проговорил он со странной важностью, и Маргарет подумала, что Николас выпил — мало для того, чтобы опьянеть, но достаточно, чтобы отупеть. — Но ведь она была такая молодая!
Не глядя на Маргарет, но по-прежнему крепко сжимая ей руку, несчастный отец о чем-то сосредоточенно думал, потом вдруг поднял голову и, вопросительно посмотрев на нее, спросил:
— А вы уверены в ее смерти? Это не обморок, не забытье? Такое уже не раз случалось.
— Она мертва, — твердо сказала Маргарет, не испытывая ни капли страха, хотя Хиггинс причинял боль, а в его стеклянных глазах вспыхивали дикие искры. — Мертва!
— Она мертва, — повторила твердо.
Будто вдруг прозрев, он совершенно трезво взглянул на нее, разжал хватку, упал на стол и зарыдал, яростными всхлипами сотрясая всю мебель в доме.
Мэри робко приблизилась к отцу, но тот вдруг закричал, слепо замахнувшись на младшую дочь:
— Уходи! Уходи отсюда! Мне нет до тебя дела!
Маргарет взяла девушку за руку. Хиггинс рвал на себе волосы и бился головой о жесткую деревянную столешницу, пока наконец не замер в изнеможении. Дочь и мисс Хейл стояли неподвижно, только Мэри дрожала всем телом.
Прошло какое-то время: может, четверть часа, а может, час, — и Хиггинс поднялся. Глаза распухли и налились кровью; о присутствии Мэри и Маргарет он, кажется, забыл, а когда увидел свидетельниц своего отчаяния, зло нахмурился, тяжело встряхнулся и, мрачно взглянув напоследок, без единого слова направился к двери.
— Ах, отец, отец! — воскликнула Мэри, пытаясь его остановить. — Только не сегодня! В любой другой день, только не сегодня! О, помогите мне! Он уйдет и опять напьется! Отец, я тебя не отпущу! Напоследок она велела мне не позволять тебе пить!
Молча, но твердо Маргарет преградила ему путь, но Хиггинс не собирался подчиняться.
— Это мой дом! Прочь с дороги, девчонка, не то пожалеешь!
Он яростно оттолкнул Мэри и, казалось, собрался ударить Маргарет, но та не шелохнулась и не отвела глубоких, серьезных глаз. Хиггинс с мрачной злобой взглянул на нее. Если бы самозванка попыталась хоть что-то предпринять, он отшвырнул бы ее в сторону с еще большей ненавистью, чем родную дочь (Мэри ударилась о стул и до крови разбила лицо).
— Что вы на меня уставились? — наконец не выдержал Хиггинс, пораженный невероятным спокойствием госпожи. — Если собираетесь в моем же доме что-то мне запрещать, лишь потому что она вас любила, то напрасно: я вас сюда не звал. Мужчине очень трудно отказаться от единственного утешения.
Маргарет поняла, что победила: Хиггинс признал ее силу, — но что же дальше? Он уселся на стул возле двери — поверженный и в то же время несмирившийся, готовый при первой же возможности уйти из дому, но без применения грубой силы, которой еще недавно угрожал.
— Пойдемте со мной, — предложила Маргарет. — Давайте поднимемся к ней!
Голос прозвучал очень тихо и торжественно, в нем не слышалось ни тени страха или сомнения. Хиггинс медленно, тяжело поднялся и замер в нерешительности, лицо выражало растерянность. Маргарет продолжала неподвижно стоять возле двери в ожидании, когда безутешный отец найдет силы проститься с мертвой дочерью, и Хиггинс после долгих колебаний все-таки шагнул к лестнице.
Они стояли рядом и смотрели на Бесси.
— Ее последние слова были сказаны Мэри: «Не позволяй отцу пить».
— Теперь ей это не повредит, — пробормотал Хиггинс. — Ничто больше не повредит. — Голос его вдруг поднялся до слезливого крика: — Можно ссориться и драться, можно мириться и дружить, можно голодать и морить голодом детей — никакие несчастья больше ее не коснутся. Она получила свою долю. Сначала тяжело работала, а потом заболела. Бедной девочке досталась собачья жизнь, а теперь вот умерла, так и не увидев ни одного счастливого дня! Нет, мисс, что бы она ни говорила, теперь ей уже все равно, а мне пора выпить, чтобы справиться с горем.
— Нет, — уже мягче возразила Маргарет, — не надо вам пить. Если ее жизнь и правда прошла так, как вы сказали, значит, она не боялась смерти. Ах, слышали бы вы, как Бесси рассуждала о будущей жизни — жизни с Богом, к которому она отправилась!
Николас покачал головой и искоса взглянул на нее. Бледное осунувшееся лицо болезненно поразило Маргарет.
— Вы страшно устали. Где же были весь день, если не на работе?
— Не на работе, это уже точно, — угрюмо усмехнулся Хиггинс. — Во всяком случае, не на той, которую принято считать работой. Торчал на заседании забастовочного комитета и пытался заставить дураков услышать голос разума. Рано утром, еще до семи, зашел к Бучеру. Больная жена набросилась на меня едва ли не с кулаками, требуя сказать, куда подевался ее безголовый муженек. Можно подумать, я за ним слежу или вожу всюду за собой! Дурак сорвал все наши планы! Я стер ноги, пока пытался разыскать тех, кто попрятался от страха перед законом. Сердце изболелось, а это куда хуже стертых ног. Если кто-то из друзей предлагал выпить, разве мог я отказаться? Разве знал, что она умирает? Бесси, дочка, ты бы мне поверила, правда? — Хиггинс с мольбой повернулся к бездыханному телу.
— Уверена, — перебила Маргарет. — Уверена, что вы ничего не знали: смерть пришла без предупреждения, — но теперь все изменилось. Вы видите, как она лежит здесь, знаете ее последние слова. Может, все-таки останетесь дома?
Ответа не последовало. Да и где еще Николас Хиггинс мог найти утешение, если не в пивной?
— Пойдемте к нам, — вдруг предложила Маргарет и тут же испугалась собственной смелости. — По крайней мере, выпьете чаю и нормально поедите. Уверена, что сейчас вам необходимо именно это.
— Ваш отец священник? — уточнил Хиггинс, внезапно изменив направление мыслей.
— Был, прежде, — кивнула Маргарет.
— Пожалуй, пойду, если уж вы приглашаете. Многое хочется сказать священнику, и какая разница — служит он или нет…
Маргарет растерялась. Разговор за чаем с отцом, абсолютно не готовым к подобному визиту, особенно из-за болезни матери, не представлялся возможным, и все же отказ был бы еще хуже: наверняка бедняга бы отправился в пивную. Ей почему-то казалось важным завлечь Хиггинса к ним домой, а о дальнейшем пока можно не думать.
— Прощай, дочка! Все-таки пришлось нам расстаться, хоть с самого рождения ты и радовала отца. Благодарение Господу, на губах твоих застыла улыбка, а лицо так спокойно. Я рад увидеть тебя такой, хоть ты и обрекла меня на вечное одиночество.
Хиггинс склонился, нежно поцеловал дочь, прикрыл простыней ей лицо, повернулся и пошел вслед за Маргарет. Та же поспешила вниз: предупредить Мэри и объяснить, что другого способа отвлечь отца от рюмки не придумала; попыталась также уговорить ее пойти вместе с ними, чтобы не оставаться наедине с умершей, но та отказалась, простодушно объяснив, что кто-нибудь из соседей обязательно придет с ней посидеть. Она-то ничего, а вот отец…
Договорить Мэри не успела: явился Николас собственной персоной. Чувства он уже успел спрятать, как будто устыдился недавней эмоциональной вспышки, и даже сумел изобразить нечто вроде мрачной ухмылки.
— Собираюсь выпить чайку с отцом мисс Хейл! Вот дела-то!
Несмотря на браваду, выходя на улицу, он низко надвинул на глаза кепку, а тяжело шагая рядом с Маргарет, ни разу не поднял головы, опасаясь сочувственных слов, а главное — взглядов соседей. Шли они молча, а неподалеку от дома, где жили Хейлы, Хиггинс вдруг остановился и внимательно осмотрел свои руки, одежду и обувь.
— Может, стоило прежде помыться и пореодеться?
Конечно, это было бы крайне желательно, но Маргарет заверила его, что в доме имеется как вода, так и мыло с полотенцем. Она не собиралась упускать возможность закрепить этот пусть и небольшой, но все же успех.
Пока Хиггинс вслед за служанкой отправился на кухню, стараясь наступать на темные участки половика, чтобы грязные следы от башмаков были не особенно видны, Маргарет бегом бросилась наверх и на площадке наткнулась на Диксон.