Она впустила инспектора и первой прошла по коридору в кабинет. Поставив на стол свечу и аккуратно сняв нагар, наконец обернулась и спокойно заметила:
— Довольно поздний визит! И какова же цель?
Ватсон даже не догадывался, что в ожидании ответа молодая леди перестала дышать.
— Сожалею, что доставляю излишнее беспокойство, мадам. Если бы не дела, пришел бы значительно раньше. Сообщаю вам, что для расследования нет оснований.
— Значит, все выяснилось, — заключила Маргарет, — и дальнейших разбирательств не требуется.
— Да, как и указал в своей записке мистер Торнтон — она у меня с собой. — Инспектор достал блокнот.
— Мистер Торнтон? — удивилась Маргарет.
— Именно. Он ведь член городского магистрата, мировой судья. Хотите взглянуть?
Маргарет взяла записку и поднесла к свече, но не смогла прочитать ни строчки: слова расплывались перед глазами, — только инспектору это знать ни к чему: пусть думает, что она внимательно изучает написанное.
— Должен признаться, мадам, что встретил известие с огромным облегчением. Свидетельства крайне туманны: неизвестно, получил Леонардс травму или нет, да и относительно дамы тоже непонятно. Как я и сказал мистеру Торнтону, выяснить истину вряд ли возможно.
— Мистеру Торнтону… — повторила Маргарет.
— Я встретил его днем, когда он выходил из вашего дома. А поскольку он не только мировой судья, который записывал показания Леонардса, но и мой давний друг, я осмелился поделиться с ним своими соображениями.
Маргарет глубоко вздохнула. Дальнейших подробностей знать не хотелось: вполне хватало и того, что уже услышала. Поскорее бы инспектор ушел! Она заставила себя заговорить.
— Спасибо за визит. Простите, но уже очень поздно: наверное, одиннадцатый час. Да, возьмите вот записку, пожалуйста! — Немного помолчав, будто собираясь с духом, Маргарет добавила: — Знаете, почерк настолько тороплив, что я не смогла разобрать… Будьте добры…
Ватсон прочитал записку вслух.
— Благодарю. Вы передали мистеру Торнтону, что меня там не было?
— Разумеется, мадам. Сожалею, что руководствовался ложной информацией. Поначалу бакалейщик уверенно называл ваше имя, а теперь утверждает, что все время сомневался, и выражает надежду, что его ошибка не повлияет на ваше дальнейшее взаимовыгодное общение. Доброй ночи, мадам.
— Прощайте.
Маргарет позвонила Диксон, чтобы та проводила инспектора, а когда горничная возвращалась, промчалась мимо по коридору, на ходу бросив, что все в порядке, и, не дожидаясь расспросов, взлетела по лестнице в свою комнату, заперла дверь на щеколду и, не раздеваясь, бросилась на кровать. От изнеможения мысли путались. Лишь спустя полчаса неудобная поза и озноб — следствие усталости — оживили сознание. Маргарет начала вспоминать, сопоставлять, задавать самой себе вопросы. Прежде всего пришло облегчение: о безопасности Фредерика можно больше не беспокоиться. Напряжение спало. Затем появилось стремление вспомнить каждое слово инспектора о мистере Торнтоне: когда они встретились; о чем говорили; что он предпринял; какие именно слова написал на листке бумаги… Пока не удалось вспомнить каждое выражение, сознание отказывалось двигаться дальше. И все же следующее умозаключение оказалось недвусмысленным: в роковой вечер четверга мистер Торнтон собственными глазами видел их с Фредериком возле станции Аутвуд, а затем узнал о том, что она решительно отрицает данный факт. Таким образом, в его глазах она предстала лгуньей. Она действительно солгала, но никакого раскаяния не чувствовала. Существовал один-единственный факт, окруженный мраком и хаосом: в глазах мистера Торнтона она пала. Не возникло даже мимолетной мысли о возможной степени прощения. Мистера Торнтона это не касалось: Маргарет не предполагала, что он или кто-то другой способен увидеть повод для подозрений в таком естественном чувстве, как желание проводить брата. Однако он знал о том, что действительно неправильно и достойно презрения: о лжи, — а потому имел основание для глубокого осуждения.
— Ах, Фредерик, Фредерик! — воскликнула Маргарет в отчаянии. — Чем только я не пожертвовала ради тебя!
Даже во сне мысли продолжали кружиться по той же спирали, только с преувеличенной остротой и болью.
Утром, со всей ясностью дневного света, явилась новая идея: мистер Торнтон узнал о лжи до встречи с коронером и самовольно отменил расследование, чтобы не вынуждать ее еще раз лгать, — но это предположение Маргарет отбросила с болезненным нетерпением капризного ребенка. Если даже и так, то благодарности к нему она все равно не испытывала. Поступок доказывал лишь то, что мистер Торнтон отчетливо понимал степень ее позора и не хотел подвергать испытанию безнадежно уничтоженную честность. Маргарет была готова пройти через все испытания, под присягой дать ложные показания во имя спасения Фредерика — лишь бы мистер Торнтон не узнал, что заставило его принять меры для ее спасения. Что за злой рок столкнул его с инспектором? Что за обстоятельства вынудили стать тем самым мировым судьей, которому выпал жребий принять показания Леонардса? Что сказал Леонардс и какие из его слов могли показаться мистеру Торнтону разумными? Нельзя забывать и о том, что от общего друга мистера Белла он мог услышать о давнем обвинении против Фредерика. Если так, то им могло руководить благородное стремление спасти человека, вопреки опасности приехавшего проститься с умирающей матерью. Следовательно, она смогла бы проникнуться благодарностью, но только позже — убедившись, что попытка не продиктована презрением. Разве кто-то когда-то обладал столь обоснованным правом ее презирать? И это мистер Торнтон, на которого она еще недавно взирала сверху вниз — с воображаемой недостижимой высоты! Внезапно Маргарет осознала, что лежит у его ног, и, впав в странное отчаяние, побоялась довести рассуждение до логического конца и признать, насколько ценила уважение и доброе мнение этого человека. Всякий раз, когда очевидная мысль появлялась в конце длинной цепочки рассуждений, она отказывалась ее развивать, не желая признавать очевидный факт.
Было уже значительно позже, чем предполагала Маргарет: в смятении вчерашнего вечера она забыла завести часы, а мистер Хейл особо распорядился, чтобы дочь не будили в обычное время. Диксон уже несколько раз осторожно приоткрывала дверь и заглядывала в щелку, и вот наконец увидев, что госпожа проснулась, осмелилась войти с письмом в руке.
— Кое-что приятное для вас, мисс. Письмо от мастера Фредерика.
— Спасибо, Диксон. Как поздно оно пришло!
Маргарет постаралась говорить спокойно, даже лениво, и заставила себя дождаться, пока горничная положит конверт на одеяло, вместо того чтобы протянуть руку и нетерпеливо его схватить.
— Уверена, что вы проголодались. Сейчас принесу завтрак. Господин уже давно сам собрал поднос.
Маргарет почувствовала, что, прежде чем начать читать письмо, необходимо остаться одной, и позволила горничной уйти. И вот наконец развернула сложенный лист. Первое, что бросилось в глаза, это дата: Фредерик исполнил обещание и написал два дня назад, так что, если бы почта работала исправно, повода для тревоги могло и не появиться. Маргарет прочитала торопливые строчки и успокоилась: у брата все в порядке. Он встретился с мистером Ленноксом. Адвокат знал о деле достаточно, чтобы покачать головой и заявить, что приезд в Англию под тяжестью подобного обвинения, поддержанного мощным влиянием, — поступок весьма дерзкий. В ходе дальнейшей беседы мистер Леннокс признал возможность оправдания, но только в случае присутствия надежных и убедительных свидетелей, иначе представать перед судом крайне рискованно. Адвокат пообещал сделать все, что в его силах, чтобы помочь мистеру Хейлу. Далее Фредерик писал:
Мне показалось, твоя рекомендация оказала решающее действие. Это так? Мистер Леннокс задал множество точных, конкретных вопросов. Он производит впечатление умного, опытного юриста, а множество папок с документами и количество секретарей свидетельствует о серьезной практике, однако весь этот антураж может оказаться лишь попыткой пустить пыль в глаза. Пишу в спешке: через пять минут поеду в порт. Возможно, придется вернуться в Англию по этому делу, так что держи мои перемещения в тайне. Отправлю отцу несколько бутылок редкого старинного хереса, которого у вас не купить (сейчас передо мной стоит как раз такая бутылка), ему это не повредит. Передай, что я его люблю. Благослови его Господь! Вот и мой кеб.
P.S.
И как только я тогда выкрутился? Ни за что не упоминай о моем приезде, даже в письмах, Эдит и тетушке Шоу.
Маргарет посмотрела на конверт и увидела пометку: «Доставлено с опозданием». Очевидно, брат поручил отправить письмо какому-нибудь нерадивому официанту, а тот забыл. Какая тонкая паутина обстоятельств отделяет нас от искушения! Фредерик в безопасности и уже двадцать, а то и тридцать, часов назад благополучно покинул Англию! А всего лишь семнадцать часов назад она солгала, чтобы воспрепятствовать расследованию, которое уже тогда оказалось бы бессмысленным. До чего же слаба ее вера! Куда в нужную минуту подевался гордый девиз: «Делай что должен, и будь что будет»? Если бы она смело и правдиво ответила на вопрос о себе, отказавшись говорить о своем спутнике, как бы легко сейчас было на душе! Не надо было бы каяться перед Богом в неверии в его справедливость и краснеть перед мистером Торнтоном за собственный позор. Маргарет испуганно спохватилась: неужели она ставит низкое мнение смертного рядом с недовольством Господа? Почему мысль об этом человеке приходит с таким утомительным постоянством? Почему, несмотря на гордость, его мнение кажется настолько важным? Маргарет признала, что смогла бы стерпеть досаду Всемогущего, потому что он знает все, может услышать ее раскаяние и крики о помощи, но мистер Торнтон! Что заставляет ее дрожать и прятать лицо в подушку? Какое непреодолимое чувство овладело сердцем?
Маргарет вскочила с постели и принялась истово молиться. Обращение к Богу принесло облегчение и успокоение, но, осознав свои пере