После суровой отповеди Маргарет перестала интересоваться самочувствием старшего друга, пока однажды Эдит не рассказала о своей беседе с мистером Беллом во время его последнего пребывания в Лондоне. Выяснилось, что джентльмен всерьез собирался отвезти подопечную к брату и невестке в Кадис и планировал совершить это путешествие осенью. Маргарет засыпала кузину вопросами, но та вскоре заявила, что утомилась и больше ничего вспомнить не может. Мистер Белл сказал только, что было бы неплохо услышать рассказ о бунте из уст самого Фредерика, а заодно предоставить Маргарет возможность познакомиться с Долорес. Во время продолжительных каникул он всегда совершал дальние путешествия, так почему бы в этот раз не посетить Испанию? Вот и все. Эдит выразила надежду, что Маргарет разволновалась вовсе не потому, что хочет их покинуть, а потом от нечего делать расплакалась и заявила, что любит Маргарет значительно больше, чем та ее. Маргарет успокоила кузину как могла, но объяснять, как ее вдохновила мысль о поездке в Испанию, не стала. Всякое развлечение без ее личного участия Эдит воспринимала как молчаливое оскорбление или — в лучшем случае — как доказательство равнодушия к ее персоне, поэтому Маргарет сочла разумным скрыть радость, позволив себе лишь небольшую вольность: одеваясь к обеду, спросила Диксон, не желает ли навестить мастера Фредерика и его молодую жену.
— Но ведь она католичка, мисс. Разве не так?
— Кажется… О да, конечно! — подтвердила Маргарет, на миг обескураженная забытым обстоятельством.
— И живут они в католической стране?
— Да.
— В таком случае должна отказаться: собственная душа ближе даже дорогого мастера Фредерика, — а то все время буду дрожать от страха, как бы меня не обратили в чужую веру.
— Честно говоря, — призналась Маргарет, — я и сама не знаю теперь, поеду ли. Впрочем, если поеду, то смогу обойтись без тебя: не такая уж я важная леди, так что не волнуйся, дорогая старушка Диксон. Возможно, тебя ждет длительный отпуск. Жаль только, что главное слово здесь — «возможно».
Диксон этот монолог очень не понравился. Во-первых, обидело обращение «старушка». Горничная знала, что госпожа называет так всех, кого любит, однако слышать такое в свой адрес все-таки не желала, поскольку, даже переступив порог пятидесятилетия, старой себя не считала. Во-вторых, очень не понравились слова мисс, что обойдется без нее. Ну и, конечно, несмотря на страх, хотелось увидеть солнечную Испанию, а может, даже краешком глаза заглянуть в тайны католичества и инквизиции.
Подумав, Диксон многозначительно откашлялась, чтобы обозначить намерение говорить серьезно, и спросила, не думает ли мисс Хейл, что, если не заходить в церкви и не общаться со священниками, опасность обращения в католичество минует стороной. Речь, конечно, не о самом мастере Фредерике — это особый случай.
— Думаю, для него все решила любовь, — вздохнула Маргарет.
— Конечно, мисс! — обрадовалась Диксон. — Я-то смогу оградить себя и от священников, и от церкви: меня не застанешь врасплох! Впрочем, может, все-таки безопаснее остаться на родине…
Маргарет боялась даже думать всерьез о поездке в Испанию, но сама идея отвлекла ее от стремления поскорее посвятить мистера Торнтона в истинную причину роковых событий. Мистер Белл прочно осел в Оксфорде и, похоже, не собирался в ближайшее время его покидать. Сама же Маргарет стеснялась не только спросить прямо, но и намекнуть на возможность визита, точно так же как не чувствовала себя вправе уточнить вероятность поездки в Испанию. Возможно, идея посетила джентльмена лишь на пять минут. За весь долгий солнечный день в Хелстоне он ни разу не упомянул о подобном намерении. Скорее всего, фантазия рассеялась так же легко, как возникла. Однако если это все же правда, то унылая монотонная жизнь отступит перед новыми яркими впечатлениями.
Огромную радость доставлял Маргарет маленький племянник. Мальчик был любимцем и гордостью отца и матери — но только до тех пор, пока слушался и не капризничал. При каждом бурном взрыве его темперамента Эдит впадала в безвольное отчаяние и со вздохом восклицала:
— О боже! Ну что с ним делать? Пожалуйста, Маргарет, позвони и вызови Хенли.
К стыду своему, в минуты своеволия Маргарет любила племянника едва ли не больше, чем в миролюбивом настроении, поэтому уводила его в свою комнату, чтобы спокойствием, обаянием и душевной тонкостью победить упрямство. В конце концов малыш затихал, прижимался мокрым от слез личиком к ее плечу и засыпал на руках. Эти моменты казались Маргарет самыми сладкими, самыми дорогими, потому что дарили ощущение тех чувств, испытать в полной мере которые она уже не надеялась.
Мистер Генри Леннокс появлялся в доме часто и вносил в жизнь острую, пикантную ноту. Острый ум и разнообразные знания молодого, но весьма успешного юриста заметно оживляли обычно бесцветный разговор в гостиной, как и само его присутствие, несмотря на холодность и даже некую надменность. Маргарет заметила, что к брату и невестке он относится с легким презрением, считая их образ жизни бесцельным и пустым. Как-то раз ей довелось услышать, как младший брат резко спросил старшего, навсегда ли тот оставил профессию. Капитан Леннокс ответил, что обладает вполне достаточными средствами и не считает нужным продолжать службу.
— И это все, ради чего ты живешь? — осуждающе уточнил мистер Леннокс-младший.
И все же братья сохраняли родственную близость, как бывает в тех случаях, когда один берет на себя роль лидера, а второй готов терпеливо подчиняться. Мистер Леннокс — проницательный, дальновидный, находчивый, саркастичный и гордый — умело поддерживал и развивал полезные связи, поэтому быстро и уверенно поднимался по служебной лестнице. После долгого разговора о Фредерике в присутствии мистера Белла Маргарет ни разу не общалась с ним на темы, выходящие за пределы дома и семьи, но даже ни к чему не обязывающих бесед оказалось достаточно, чтобы развеять смущение с ее стороны и проявление уязвленного самолюбия и тщеславия — с его. Они часто виделись, но Маргарет почему-то казалось, что Генри старается не оставаться с ней наедине. Судя по всему, он тоже чувствовал, что они разошлись и во взглядах на жизнь, и во вкусах.
И все же в те минуты, когда Ленноксу удавалось высказаться особенно точно и выразительно, взгляд его в первую очередь падал на Маргарет, пусть и на мгновение, а в общих семейных беседах именно ее точка зрения интересовала больше всего, хотя он старательно скрывал почтительное внимание.
Глава 48. Расставание
Любимый друг отца, не покидай навек!
Не мог я показать, не знал, как рассказать,
Что и в моей судьбе ты — главный человек.
Званые обеды миссис Леннокс всегда имели успех, а секрет заключался в том, что кузина и подруги обеспечивали изысканность и элегантность, а капитан Леннокс отвечал за ненавязчивую осведомленность в текущих событиях. Мистер Генри Леннокс, а также несколько его молодых коллег и друзей оживляли беседу остроумием в сочетании с обширными познаниями в различных областях и умением преподать собственную эрудицию без педантизма и назойливости.
Обеды проходили блестяще, и все-таки даже здесь Маргарет сверлило разочарование. Любой талант, любое чувство и даже стремление к добродетели использовались в качестве материала для фейерверка. Священный скрытый огонь изживал себя в треске и искрах. Об искусстве говорили исключительно на уровне восприятия, обсуждая внешние эффекты и не пытаясь постичь мысль. Гости подстегивали собственный энтузиазм в отношении высоких материй, хотя никогда не задумывались о них в одиночестве. Способность к переживанию рассеивалась в потоке пустых слов. Однажды, когда джентльмены вернулись в гостиную, мистер Генри Леннокс подошел к Маргарет и обратился едва ли не с первыми добровольными словами со времени ее возвращения на Харли-стрит:
— Кажется, вам не понравилось то, что сказал за обедом Шерли.
— Разве? Значит, я так и не научилась скрывать свои мысли, — ответила Маргарет.
— Так было всегда. Ваше лицо не утратило способности к красноречию.
— Вы правы: мне не понравилось, как он защищал заведомое зло — очевидное зло, — пусть даже в шутку.
— Но зато как точно подбирал слова! Помните удачные эпитеты?
— Да…
— Вы хотите добавить, что презираете его за эти речи, пусть и умные. Пожалуйста, пусть вас не смущает, что он мой друг!
— Вот именно! Это тот самый тон, который…
Маргарет не договорила. Леннокс ждал продолжения, но она лишь покраснела и собралась было отойти, когда услышала тихие, но отчетливо произнесенные слова:
— Если мой тон или образ мыслей чем-то вас не устраивает, прошу оказать мне честь и доходчиво объяснить, что я должен сделать, чтобы общение доставляло вам удовольствие.
До сих пор не было никаких известий о намерении мистера Белла посетить Милтон, хотя в Хелстоне он говорил об этом так, словно собирался отправиться туда в самое ближайшее время. Маргарет порой думала, что джентльмен вполне мог уладить свои дела по почте, особенно если принять во внимание его нелюбовь к дымному городу и легкомысленное отношение к тому объяснению, которое она просила осуществить в личной беседе с мистером Торнтоном. Она знала, что добрый профессор выполнит просьбу, но когда: летом, осенью или зимой — это вопрос. На дворе стоял уже август, а о поездке в Испанию до сих пор не прозвучало ни слова, и Маргарет старалась примириться с утратой иллюзий.
Однако в одно прекрасное утро пришло письмо, где добрый друг сообщал, что намерен приехать, чтобы обсудить некий план, а заодно проконсультироваться с доктором. Мистер Белл начинал думать, что в дурном настроении и раздражительности виноват не он сам, а пошатнувшеея здоровье. При повторном чтении Маргарет обратила внимание на чрезмерно жизнерадостную интонацию послания, но от более глубокого анализа ее отвлекли восклицания Эдит: