Бородулин обернулся.
— Пан Андрей, я согласен.
— На что согласен?
— На твои условия согласен. У меня пасека, мед есть, много, я тебе отдам.
— Весь твой мед мне не нужен, — усмехнулся Бородулин. — Тебе еще пчел всю зиму подкармливать, да и самому, поди, несладкий чай хлебать неохота. Но возьму, сколько дашь. Сколько вас всего?
— Восемь человек нас, четверо мужчин.
— Хорошо. Привезу тебе еще два дробовика и по полста патронов на каждый.
— Пан Андрей, дай нам один такой карабин, — Колек указал на Бородулинскую СВТ.
— Этого обещать не могу, немного их. Но подумаю, с нашими военными прикинем. Будет свободный — привезу. А ты, Валек, думай.
Катер неторопливо поднимался вверх по течению, оставив за поворотом реки и дом, и причал, и провожавших его людей.
— Что скажете, Станислав Наумович, по поводу сегодняшних встреч?
Прежде чем ответить, Михайленко пересел к Бородулину на корму, чтобы не перекрикивать мотор.
— В целом, все удачно. Вы весьма грамотно давили на этого Валека. Я почти уверен, через два дня он согласится. Особенно, когда увидит, что Колек получил все, что ему было обещано.
— Это было бы здорово. А что с Изольдой? Вот ведь тоже имечко — тяжелое, как гранитная плита.
— А мы с ней обо всем договорились. Я ее немного расшевелил, вызвал на откровенность и могу с уверенностью сказать, что она будет честно выполнять договор до мая следующего года. А там будем разговаривать снова. И в наших интересах обойтись с ней максимально честно. Знаете, она мне понравилась. Девочка, конечно, с характером, но при этом всё ещё способна верить на слово, готова к разумному риску и совершенно не мелочная.
— А она не попытается нам вредить?
— Как я уже говорил, она не мелочна. Если и будет играть, то по-крупному. А здесь крупной игры не предвидится. Подмять под себя три фермы, стать польской королевой — она, конечно, может попытаться, но вряд ли у нее что-то получится. Что Валек, что Колек, что тот же Леслав, они неисправимые индивидуалисты. У бандитов был большущий кнут, которым они их всех нагнули. Вы им предложили очень заманчивый пряник, но кнут из-за спины тоже показали. А у Изольды нет ни того, ни другого, так что с ее стороны подлянка маловероятна. Хотя, конечно, послеживать за ней я буду.
Река сделала очередной поворот, и катер вышел к крепости.
— Поглядите, Андрей Владимирович, это не нам машут?
Бородулин вгляделся. Вдоль берега им навстречу кто-то бежал, размахивая на ходу курткой. Катер круто свернул к берегу.
— Что-то случилось? — встревоженно спросил Андрей у подбежавшего парня.
— Там… В башне… — с трудом выговорил он, пытаясь перевести дух.
— Что там?
— Сигналит что-то, пиликает громко, — гонец, наконец, обрел дар речи.
Андрей взглянул на заместителя, тот молча пожал плечами.
— Залезай, — велел он парню и лишь только он устроился на баке, погнал катер вдоль берега. У изрядно уже срытого обрыва заглушил мотор, и, оставив посыльного на берегу с чалкой в руках, поспешил наверх. Михайленко — следом. Уже у ворот крепости было слышно, как отчаянно пищит терминал в донжоне. Представив себе с дюжину самых кошмарных вариантов и внутренне содрогаясь от нафантазированного, Бородулин взлетел на четвертый этаж. Попасть ключом в замочную скважину удалось лишь с третьей попытки. Едва он вбежал в операторскую, как терминал замолчал, а на панели появилась надпись:
Расширение этноформата.
Стимулирующая поставка.
Выберите:
7,62-мм винтовка системы Мосина обр. 1891 г. (1891/30 гг.). Доступно 24 шт.
Лесопильная рама вертикальная двухшатунная с паровым приводом. Доступно 1 шт.
— Мять-колотить! — это было первое, что смог сказать Бородулин.
— Что случилось?
Вбежавший следом заместитель, похоже, был одержим теми же страхами, что и его начальник.
— Помнится, Станислав Наумович, вы хотели узнать о плюшках? Вот, поглядите.
Михайленко внимательно изучил надпись на экране.
— И что вы собираетесь выбрать?
— Конечно, лесопилку! Это же полностью развязывает руки в строительстве. Да и мебели из бревен не построишь. Скорее всего, мы получили что-то вроде теста, должны определиться и показать экспериментаторам, что стратегически собираемся делать: воевать или строить. Воевать нам пока не с кем, а строить нужно очень и очень много.
Андрей тыкнул в нужную позицию… и ничего не произошло, лишь погас экран терминала. Он удивленно хмыкнул, пожал плечами и вышел из операторской. Дождался, когда Михайленко закроет дверь, запер ее и, спускаясь по лестнице вниз, услышал, как его зовет дозорный со стены:
— Андрей Владимирович, идите скорее сюда, смотрите!
Он поспешил на стену и поглядел в ту сторону, куда показывал сторож. Довольно далеко от крепости, но вполне различимо у кромки леса стоял длинный дощатый дом с высокой трубой. Конечно же, он побежал посмотреть на чудо, и с ним, конечно же, увязались большинство студентов. Хорин, взбудораженный общей суетой, тоже готов был сорваться вместе со всеми, но увечная нога подвела. Пришлось остался на стене в крепости.
— Мать честная, ведь самая настоящая лесопилка! Что скажете, Станислав Наумович?
— А что тут можно сказать? Мы получили наглядный пример могущества хозяев этого мира. Не сомневаюсь, если бы выбрали винтовки, они сейчас стояли бы в ящиках на плите терминала. Другое дело, что мы сейчас сделали очень серьезный и важный шаг, который, наверняка определит все или, по крайней мере, очень многое в нашем будущем.
Глава 26
Со всеми задержками добрались до поселка уже в сумерках. Но увидели их издалека, и, по всему видать, ждали. Дед Уржумов лично встретил путешественников на полдороги и, не торопясь, повел за собой, занимая пустыми разговорами о погоде да о близкой зиме. На улице как повымерло все. Уржумов проводил Бородулина и Михайленко до их дома, а Старый Юра потерялся где-то по пути. Наверное, отправился курить трубку к складу под навес. У дверей дед хитро улыбнулся и спросил:
— Не желаете ли в баньке помыться с дороги? Там пару еще много осталось, на вас двоих как раз хватит.
— Неужто баню поставить успели? — удивился Андрей.
— Успели. А Корнев твой и печь сложил, вчера как раз пробовали. Весь день надысь девки плескались, ну а нынче — наш, мужицкий черед. Ну так что?
— Я бы, Борис Тимофеич, с радостью. Сколько времени нормально не мылся, это ведь даже подумать страшно!
— Да и я присоединюсь, — поддержал Михайленко.
— Тогда скидавайте мешки да ружжа свои, да бегите скоренько. А то девки уж, поди, и стол накрывают, да самовар ставят. Одно плохо — веников нету. И не сезон вязать, да и березы в округе не найти, елки одни.
— Это где ж вы успели самовар надыбать?
— Где взяли, там таперича нету. Бегите до бани, а опосля все подробнейшим образом обскажу.
Вымыться в горячей бане после двух месяцев полупоходного образа жизни — это, конечно, непередаваемое наслаждение. И хотя за окном уже совсем стемнело, а керосинка светила весьма тускло, Бородулин скреб и скреб себя мочалкой, смывая вместе с грязью усталость и все накопившиеся за последние недели тревоги и переживания. А вытершись чистым полотенцем да надев свежее белье, и вовсе почувствовал себя заново родившимся. В таком расслабленном состоянии он и прошел следом за специально посланным пацаном к дому Уржумовых, самому большому зданию в поселке.
В доме было тепло. В новенькой, необмазанной и небеленой еще печи потрескивали дрова, в просторной горнице за большущим накрытым белой скатертью столом плотно сидели люди, оставляя, однако свободными два места. Стол был обильно уставлен кушаньями — всем, что могут дать лес и озеро, да кое-чем из складских запасов. В центре стояло несколько бутылок чего-то крепостью явно не менее сорока градусов. Только вошли Бородулин и Михайленко, как все сидящие за столом оживились, загомонили, но по знаку Уржумова тут же затихли. Водка, а, вернее, какая-то хитрая травяная настойка на ней, заранее была уже разлита по стаканам. Борис Тимофеич, покряхтев, поднялся со своего места и поднял свой стакан.
— Ты, Андрей Владимирович, очень кстати вернулся. Мы тебя, конечно, пораньше ждали, но так даже и лучше вышло. Короче, от всех нас, и тех, кто за столом, и тех, кто не поместился — с днем рождения тебя, товарищ начальник.
Тут снова все разом заговорили, зазвенели, встречаясь друг с другом, стаканы, кто-то хлопнул Андрея по спине, кто-то, обдав легким ароматом духов, чмокнул в щеку и застенчиво хихикнул. А сам Бородулин стоял со стаканом в руке, ощущая себя полным идиотом. Это надо же — забыть о собственном дне рождения! А Михайленко стоял рядом, старательно изображая полнейшую непричастность к происходящему.
— Станислав Наумович, признавайтесь, это ваших рук дело? — сообразил, наконец, Андрей.
— Что вы, Андрей Николаевич, я всего лишь рассказал о дате двум-трем людям. А все остальное — это уже их личная инициатива.
Бородулин вздохнул и осушил свой стакан, отдаваясь неизбежному.
Позже, когда все уже было выпито и съедено, за столом осталось лишь несколько человек: сам Бородулин, Михайленко, Уржумов, Корнев, Мелинг, Черемисин и Зоя. На столе стоял ведерный самовар, увенчанный солидных размеров заварником. Две молчаливые женщины споро расставили на столе сласти к чаю и исчезли за дверью. Андрей взял свою кружку, потянул носом. К чаю явно были добавлены малина и шиповник. Он отхлебнул глоточек, вернул кружку на стол и с укоризной спросил, обращаясь сразу ко всем:
— Ну зачем вы все это устроили? В конце концов, посидели бы тихо узким кругом — и ладно. А то ведь даже неудобно — коробчим ведь буквально каждую крошку, а тут развернулись ото всей русской души.
— Зря вы так, Андрей Владимирович, — неожиданно возразил Михайленко. — Во-первых, людям нужны праздники, а то вот уж два месяца, как ничего не было, только работа с утра и до вечера. Во-вторых, поскольку вы — первое лицо анклава, ваши личные праздники автоматически становятся праздниками общими. Ну и, в-третьих, наши общие успехи и достижения есть во многом результат ваших усилий.