— Какие камни?
— Всякие. Те, что на берегу увидишь…
— Буду, буду!
— Тогда просись у отца. Если он отпустит, возьмём.
Отец долго смотрел на лодку, на Евгения Ивановича, на сына.
— Думал, лодка твоя не подымет трёх человек. Но раз ты говоришь, наверное, сам знаешь. Только пороги худые на Каре… — Отец покачал головой: — Шибко худой есть.
— Там Северин по берегу пойдёт, — сказал Евгений Иванович. — Если возьму, отвечаю за Северина.
Юрий Михайлович спросил:
— Ну как, Северин, не боишься?
Северин поднял голову, он не произнёс ни слова, только пожал плечами: что он будет уверять? Пусть сами посмотрят.
Он глядел на Евгения Ивановича, понимая, что решение зависит от него. Весь вид Северина был таким, что Евгений Иванович почувствовал доверие к мальчику. А если на севере поверят человеку и полюбят его, крепка бывает такая дружба!
— Северин нам будет хорошим товарищем, — решил он.
Отец, Митро и Аркадий заговорили между собой.
— Ладно, пусть едет, — сказал отец. — У нас к тебе, Женя, просьба, большой просьба… Возьми, пожалуйста, письмо, отвези в Кару председателю правления.
— Дай письмо, я сам отвезу! — воскликнул Северин. — Я доставлю.
— Отвези, — согласился отец, — ладно! Обратно вместе с матерью приедешь.
Отец не сказал Северину, что надо быть осторожным на воде, слушать старших. У коми так: мальчику двенадцати лет отец доверяет, он уже не маленький!
Евгений Иванович и Юрий Михайлович должны были отправиться завтра, но их уговорили задержаться в стойбище на два дня: отец. Митро и Аркадий пообещали показать им рыбную ловлю хариуса, омуля и нельмы…
— А теперь отдыхать надо. Пойди к Вассе, скажи: обедать идём, — послал Северина отец.
Васса была младшая дочь бабушки Анны. После отъезда матери Северина она приходила хозяйничать в их чум. Северин вбежал в чум и закричал:
— Озте би! Зажги огонь!
— Подожди, — ответила Васса.
Она была красивая девушка, ходила в новых тобоках, затейливо украшенных красным и голубым сукном.
— Все хотят есть, — волновался Северин.
— Сейчас всё будет готово, — сказала она.
— Одно! Скорей, скорей!
Он выбежал из чума и вдруг остановился: с весёлым гудением, круто накреняясь крылом к земле, разворачивался самолёт. Приземлился. Из него вышел лётчик. Все подбежали к нему.
— Вот здо́рово! — воскликнул он. — Сколько тут у вас народу!
Он размашисто, крепко пожимал руку каждому, и Северину, конечно. Норка носилась вокруг и без передышки лаяла на самолёт, на лётчика и просто в воздух.
— Я получил ваше письмо, Евгений Иванович, и залетел сюда, чтобы сказать: по Каре вы можете спускаться спокойно, после окончания похода я отвезу вас обратно на своём самолёте.
— Значит, вы будете в посёлке Кара в условленное время?
— Буду точно. А сейчас я желаю вам успешной разведки!
Он сел в самолёт, поднялся в воздух и всем на прощанье покачал крыльями.
«И мне он тоже помахал!» — подумал Северин. Он схватил Норку в охапку, но та с визгом вырвалась, а потом бросилась скакать кругами. Северин, смеясь, помчался её догонять.
— Му́нам сёйны! Пошли кушать! — позвал всех отец, когда самолёт уже сделался маленькой точкой.
Взрослые пошли к чуму. В большой луже отражались олени; опустив морды, они искали ягель — мох.
Северин весело глядел кругом: шли люди, бегала собака, светило солнце, олени ели мох, в небе скрылся самолёт. И Северин подумал, что всё это очень хорошо.
6
На другой день с утра отправились на берег Кары. Взяли с собой длинные шесты с железной острогой на конце. По дороге им попадались ловушки на песцов — пасти. Пастей было больше пятидесяти. Одна от другой была на расстоянии двухсот — трёхсот метров.
— Сейчас на песца нет охоты, — сказал отец Северина, — вот осенью за день добудем когда песцов восемь… Тут главное — приманка!
— Да, это так, — подтвердил Митро. — Осенью песец идёт и на тухлую рыбу, а весной давай ему свежее мясо с кровью!
— Ишь ты какой разборчивый! — сказал, смеясь, Юрий Михайлович.
— Эй! — вдруг крикнул Северин, и глаза его заблестели: из кустарника выскочил серый песец с темной полоской на спине.
— Крестоватик! — сказал Митро. — Это летний песец.
Норка бегала вокруг и звонко лаяла.
Всюду по берегу Кары, омытому бурным течением реки, на каменных плитах известняка виднелись большие круглые ямы. Ворочая мелкие камни, их когда-то вывертела в известняках вода, и геологи, которые впервые изучили их, назвали такие ямы «котлами великанов».
Северина посадили в один из таких «котлов» — наблюдать за ходом рыбы.
— Сигналь хорошенько! — сказали ему рыбаки, а сами разошлись вдоль берега и остановились на некотором расстоянии друг от друга.
Северин уже не раз участвовал в такой рыбной ловле. Он напряжённо смотрел на воду. Из ямы видна была только его голова. Анай, Митро, отец с Аркадием и Кидынте, не шевелясь стояли с острогами наготове и посматривали на Северина.
Евгений Иванович тоже залез с фотоаппаратом в одну из ям поближе к реке и ждал интересного момента.
Юрий Михайлович, захватив с собой ружье, пошёл вдоль берега реки подальше.
В наступившей тишине слышно было, как где-то далеко-далеко прокричал гусь, потом ещё какая-то птица…
Вдруг Северин увидал, что в зеленой воде реки движется темное пятно: это шла нельма. Она здесь всегда идёт косяком. Северин встрепенулся и подал знак рукой.
И тут началось…
Быстро и метко били коми рыбу. То отец, то Митро или Анай ловко выхватывали острогой из воды большую рыбину и бросали её тут же в ближайший «котёл великанов». Евгений Иванович едва успевал щелкать аппаратом.
Северин всё сигналил и сигналил: рыба шла, попадались нельма, хариус и омуль. Он давно хотел есть, но терпеливо продолжал свое дело. А ещё больше ему хотелось и самому ударить острогой. И наконец он не выдержал, вылез из ямы, схватил острогу и ловко, как самый настоящий рыбак, заколол большую нельму.
Уже много добыли рыбы, когда к рыбакам подошёл Юрий Михайлович с убитым гусем в руке. И Северин увидел, что навстречу ему поднялся Митро с заколотой им рыбой в руках.
Оба были очень довольны своей добычей.
Все радовались удачному лову и укладывали рыбу в ямы поглубже. В таких ямах рыбу только покрывают мхом: в вечной мерзлоте она до зимы сохраняется свежей.
Возвратились в чум усталые, но весёлые. Оленеводы и гости уселись вокруг столика на мягкие оленьи шкуры. Васса подавала им чай, Ненза мыла чашки, Окся наливала в чайники из бака воду.
Северин прилёг на подушку из оленьего волоса и, обняв Норку, задремал.
Утром геологи ещё раз осмотрели байдарку и проверили прочность сё креплений. Северин помогал им как мог. Ему поручили распутывать верёвки: всё может понадобиться в походе!
Потом проверяли остальные вещи: рюкзаки, примус, мешки с консервами. «Кастрюля, сковородка…» — перечислял Юрий Михайлович. Особенно тщательно упаковали клей, на случай, если борта или дно байдарки прорвутся на каменистых порогах. С клеем вместе, как особая драгоценность, были упакованы мазь от комаров и коробка с пленками. Два фотоаппарата и ружья положили отдельно.
— Как будто всё в порядке! — сказал Юрий Михайлович.
От стойбища до берега Кары было всего метров пятьсот, и вещи туда решили перебросить на оленях. Байдарку положили теперь поперёк нарт и двинулись в путь. Люди со всего стойбища и даже старый Тункай пошли на берег провожать геологов. Васса посматривала на всех тёмными смеющимися глазами.
7
Плыть от стойбища до посёлка Кара нужно было около семисот километров. Путешественники помахали руками на прощанье оставшимся на берегу и направили байдарку на середину быстрой реки. Впереди сидел Юрий Михайлович, за ним Евгений Иванович. Северин уселся позади. Последний раз горестно взвыла Норка: её оставили дома.
Первые двести километров плыли с небольшими остановками, только для того, чтобы сварить пищу и переночевать.
В палатке было душно, а на воле миллионы комаров не давали покоя, поэтому спали плохо.
Плывя вниз по реке, взрослые всё время были очень бдительны. Северин же глаз не спускал бы весь день с берегов, всё смотрел бы по сторонам!
Кара — река капризная. То она течёт ровно и спокойно, то бурлит у известняковых скал, которые высоко поднимаются по берегам, то наскакивает на подводные камни, пенится, крутится бешеными водоворотами. Однажды, спускаясь по порогу, налетели на камень и прорвали борт у байдарки. Быстро пристав к берегу, наклеили на лодку первую заплату…
Северин любил смотреть, как белые жирные чайки взлетают, кружатся над водой и, схватив рыбу, взмывают вверх. Дни стали совсем длинными. Солнце к вечеру, только лизнув горизонт, снова поднималось высоко. На севере наступил «большой день», который тянется несколько месяцев.
Во время остановок путешественники ловили рыбу или, подбив гуся, варили из него вкусный суп. Евгений Иванович ходил по берегу, штурмовка его надувалась ветром, как парус, он нагибался, брал камни, осматривал их, что-то записывал, а некоторые клал в рюкзак.
Он подшучивал над Северином, — всё хотел узнать, кем тот собирается быть. Иногда они вместе поднимались на береговые скалы.
— Так кем же ты всё-таки будешь? — спрашивал Евгений Иванович.
Северин теперь был смелее: уже привык к геологам. Блеснув глазами, он отвечал:
— Оленеводом!
Иногда они проплывали мимо других стойбищ с большими стадами оленей. Северин думал: «Вот какой богатый наш Север! Буду водить стада, буду оленеводом».
Ниже по течению берега Кары заметно изменили свой цвет, скалы стали красными.
Как-то Евгений Иванович заметил особенную остроконечную вершину. Решили подняться на неё втроём.
Поднимались очень медленно: несмотря на середину лета, скаты горы были покрыты льдом. Сильный ветер смахнул весь снег с вершины, она была обнажена.