Налаживание быта на свободе заняло меня дней на пять, после чего я снова стала его слышать. Голос Егора не оставлял никогда, выручая, когда я сходила с ума в одиночных камерах.
Уделив большую часть времени тренировкам, я постаралась занять себя кулинарией и рукоделием. За последние четыре года я научилась неплохо вязать и собиралась продолжить сие медитативное и крайне полезное занятие. Грач намекнул, что работать я не должна, но в местной газете мне уже приглянулось одно объявление. Требовался вахтер в школу на сутки через трое. Зарплата едва бы покрыла стоимость моего японского ножа для суши, но устраивалась я туда не ради денег. Некоторые правила стоило разок нарушить – для проверки системы надзора. Нужно было узнать, как пристально за мной наблюдали.
В первую неделю своей свободы я не шуршала – вела себя, как мышь, которую подстерегал за стенкой кот. Бегала, отжималась, тягала гантели, которые чудесным образом нашла на мусорке. Готовила себе вкусности, однако к своему полусреднему весу борцовской категории вернуться не смогла. Вязала, смотрела новости, читала, но большую часть дня гуляла, исходив Лесогорск вдоль и поперек. Составила два плана эвакуации из города и задумалась о покупке велосипеда.
Иногда сидела с бабками, рассказывала им о своем несуществующем мужике и собирала сплетни. К концу недели я знала, чем живет семья мэра, где тусуются жены местных директоров, и сколько любовниц у начальника ЖЭУ. Жаловаться старушки тоже любили. Особенно их доставали водители, паркующие машины близко к их скамейкам, а также наркокурьеры, делающие летом закладки в их клумбах с петуниями. Где прятали аналогичный товар зимой, бабки не знали, но подозревали мусорные контейнеры, которые в зимние месяцы вывозились редко, притягивая внимание крыс и маргиналов. В общем, Лесогорск жил теми же проблемами, что и любой другой город, разве что масштабы происходящего в нем были поменьше. К примеру, новостроек здесь возводилось всего четыре, и борьба девелоперов с жителями, бунтующими против появления высоток напротив их окон, шла тяжело. Казалось бы, пригород рядом – иди и застраивай пустырь, но девелоперы хотели развивать именно исторический центр, втискивая стальные и стеклянные коробки между двухэтажными и пятиэтажными зданиями советской эпохи.
Впрочем, изюминка у Лесогорска тоже имелась.
Глава 3
– Еще у нас дьявол есть, – с восторгом рассказывала баба Глаша. – Он иногда в полную луну приходит. Этот дьявол как-то нариков из нашего подъезда погнал, а то ведь жизни не было. Ксения Валентиновна померла, а внук ее притон в квартире устроил. Они даже дом как-то едва не сожгли, подпалили что-то на кухне. Участковый наш совсем с ними замучился, не знаю, что бы мы сейчас делали, если бы не дьявол. Он на новогоднюю ночь к ним в окно вломился и всех переломал. Страшно! Кузьминишна его видела. Как черт, говорит, безумный. Всю шайку из окон побросал прямо в снег, а потом ногами их топтал, кровищи было – море. Хорошо, милиция вовремя приехала, иначе поубивал бы всех. Хоть и наркоши, да молодые парни, у них вся жизнь впереди.
– Не милиция, а полиция, – нравоучительно поправила ее баб Варвара. – И жизни у нариков нет. Закончилась она с первой их таблеткой дизайнерской.
Старушки с Лесогорске были просвещённые, в теме.
– Да уж, лучше бы дьявол их сразу поубивал, – поддакнула Кузьминишна. – Они месяц свои переломы в больничках полечили, а потом за прежнее взялись, только на другой квартире уже. Эту, к счастью, продали. Хорошая пара, тихая там живет. Правда, ремонт долго делали, но оно и понятно, все стены, небось, провонены были.
– А что, много бандитов-то в Лесогорске? – спросила я.
– Ой, много, – обрадовалась интересной теме Кузминишна. – Фабрика пианино у нас была, а как Союз рухнул, так она и закрылась. Но здание стоит, большо-о-е! Вот там все наши бандюки и живут. Там они все сидят.
– А полиция?
– Да мало ее у нас. Кто тут работать будет? Таких дурочек, как ты, прости Господи, немного. Нормальные мужики в столицу едут и семьи потом забирают. А, может, тебе бросить своего дурня? Зачем тебе юродивый, который ради лесопилки такую женщину оставляет?
– Почему дьявол? – вернула я разговор в прежнее русло. – С ваших слов, так он герой.
– Потому что сумасшедший, – вставила баб Варвара. – И страшный – жуть просто. Это Кузьминишна его дьяволом назвала, а газетчики подхватили. Он ведь не только у нас в районе появлялся. На многих улицах его видели и всегда только ночью. Полиция, между прочим, его в розыск объявила. С нашей помощью фоторобот рисовали. Страхолюдина получилась – та еще. Он ведь не только нариков гоняет, но и всех, кто ночью запоздал, тоже. Галку с Речной улицы напугал до смерти. Она одинокая, подрабатывает иногда по ночам, ну, вот он на нее у подъезда и выскочил – черный, лохматый, то ли шуба не нем, то ли шерсть, не понять.
– И что он с ней сделал? С Галкой этой?
– Как что? Напугал! Как зарычит, закашляет из-за угла. У нее, к счастью, ноги еще молодые, легкие. Как только он шаг в ее сторону сделал, она сразу в подъезд нырнула. Хорошо, что успела до дома дойти к тому времени. А в сентябре дьявол в парке за пьянью гонялся, так стекла во всех киосках побил.
– Может, это пьяные побили. Почему сразу он?
– Потому что фонари кто-то тоже согнул и перила с моста вывернул. Нашим хилякам такое не под силу.
Я задумчиво смерила взглядом массивный фонарь, оставшийся еще с советских времен. Он тускло и грустно светил в окна нашего дома.
– Такой фонарь? – кивнула я.
– Именно, – со знанием дела поддакнула Кузьминишна, я же подумала о том, что байка и впрямь интересная. Надо будет об этом дьяволе Медведке написать, она любила такие истории. Наверняка, какой-нибудь местный геройствовал, а для храбрости перед каждой вылазкой к бутылке прикладывался, вот и творил всякое. Про фонарь я, конечно, не поверила, но он в этой байке присутствовал не ради правды, а ради красивого словца. В любом случае было бы любопытно на местного храбреца взглянуть. Если мне и впрямь целый год в Лесогорске прятаться, то, наверное, встреча состоится. Вмешиваться не буду, но со стороны поглазею – любопытно же!
На вторую неделю свободной жизни мне снова стал сниться Егор. Я тосковала и все чаще думала о том, что мне нужно увидеть хотя бы его могилу. Он появился в моей жизни, как прекрасный принц, которого я не ждала. Не на белом коне, но на вишневом Бугатти, который каким-то волшебным образом оказался на одной автостоянке с моим видавшим виды японским пикапом. Я как раз закончила одно тяжелое задание и заехала в супермаркет за роллами. Я была такой уставшей, что мысль о готовке вызывала паралич.
И надо же было так случиться, что я приглянулась местной шпане, которая решила меня ограбить. Они напали у машины, когда я разгружала тележку. Размахивали своими перочинными ножиками у меня перед лицом и требовали еды и денег. На вид – сущие дети. Егор налетел откуда-то, как тигр, раскидал молодую шайку, как ветер кучу листьев, мне же пришлось его и оттаскивать. Человеколюбием я не отличалась, но объяснения с полицией, если Егор случайно бы кого-то пришиб, в мои планы не входили. Так мы и познакомились.
Я догадывалась, что он богат, но не могла даже представить настолько. Я сразу подумала, что его деньги станут препятствием, но Егор был моим мужчиной с первого взгляда. Он никогда не дарил богатых подарков и не закармливал обещаниями райской жизни. Друг другу были нужны именно мы сами, а не наши деньги и связи. На первом свидании он подарил мне брелок с игрушечным белым кроликом, который мне вернули через четыре года вместе с личными вещами – единственное, что осталось от него на память.
Егор сделал мне предложение через месяц нашего знакомства и сказал, что жалеет только об одном – что тянул так долго. Я заставила ждать его с ответом целую неделю, выбирая, чего хочу больше: Егора или работу. Вместе они были несовместимы, поэтому я собиралась писать заявление об увольнении. Егор не знал, чем я занималась, а обманывать его своими «командировками» не хотелось. Насколько был мил и славен Егор, настолько отвратительной и уродливой была его семья во главе с родовой «маткой» – старушенцией Корнеевой, которая заправляла огромным туристическим бизнесом, ведя дела как в стране, так и зарубежом. Ее звали Леокардия – такое имя трудно не запомнить. Громадные пассажирские лайнеры династии Корнеевых плавали по всему миру, а несколько их круизных ледоколов возили экскурсии даже в Арктику.
Родители Егора разбились на частном самолете, но у него осталась многочисленная родня, а также два брата, которых он, по его словам, очень любил, но которых я за короткий месяц нашего знакомства так и не увидела. Один занимался блогерством где-то в джунглях Латинской Америки, пропадая там годами, второй был скрытным и тихим интеллектуалом, помешанным на биологии. Именно второй, ботан, был любимчиком бабки Леокардии, что, как мне показалось, являлось предметом ревности Егора, хотя тот и старался это скрывать.
Егор лишь однажды привез меня в родовое гнездо Корнеевых, которое находилось в элитном районе в историческом центре столицы. Там он объявил о нашей помолвке, я же испытала всю мощь укусов разворошенного осиного гнезда. К счастью, закалка от психологических атак у меня имелась, и долго в том замке мы не задержались.
Егора убили через неделю, в его столичной квартире. И так совпало, что как раз в тот вечер к нему приехала бабка Леокардия, видимо, отговаривать от женитьбы. Она нагрянула внезапно, вечером, когда я мылась в ванной. Телохранителей старушенция оставила в коридоре, готовясь к личной беседе с внуком.
Из уважения к Егору я надела наушники, не желая слушать их крики. А когда песня кончилась, в уши врезалась непривычная тишина. Егора и старушенцию убили моим ножом, что стало главной уликой следствия. К тому времени, когда я выбежала из ванной, мой жених был уже мертв, Леокардия умерла на пути в больницу. Я до сих пор была уверена, что убийца проник через окно, хотя квартира Егора и находилась на пятьдесят девятом этаже. В моей работе такие случаи были вполне реальными.