Основным источником по истории позднеримского колоната как известно, являются соответствующие положения кодексов Феодосия и Юстиниана. К сожалению, этот {115} источник не дает достаточного материала для выяснения особенностей колоната в отдельных провинциях. К тому же далеко не всегда представляется ясным, отражают ли те или другие юридические нормы, содержащиеся в кодексах, реальное положение вещей на всей территории империи или имеют в виду отношения, существовавшие в каких-либо определенных провинциях. Поэтому необходим максимальный учет местного материала и его сопоставление с общей картиной, рисуемой кодексами.
Значительный интерес в этом отношении представляет выяснение связи между африканским колонатом IV—V вв. и колонатными отношениями более раннего времени, которые известны из эпиграфических памятников II в. В работах конца XIX — начала XX в., подробно исследовавших указанные памятники, этот вопрос не мог быть поставлен ввиду недостаточности материала. Однако открытие в 1929 г. так называемых «Табличек Альбертини», относящихся к самому концу V в., пролило новый свет на эту проблему. Упоминание в актах продажи земли из «Табличек» участков, именуемых culturae mancianae, позволяет, на наш взгляд, установить следующие существенные факты истории африканского колоната.
Во-первых, потеряло всякую почву мнение тех исследователей, которые полагали, что lex Manciana, регулировавший права и обязанности колонов крупного имения, применялся только в ограниченном районе средней части долины Баграды, где были впервые найдены надписи, упоминающие этот закон (в Хенхир-Меттихе и Айн-эль-Джемала) [290]. «Таблички Альбертини» происходят из пункта, находящегося совершенно в другом конце Проконсульской Африки (в поздней провинции Бизацене) примерно в 270 км от Хенхир-Меттиха [291].
Во-вторых, тот факт, что обладателем высшей собственности (dominium) на culturae mancianae из документов Альбертини является некий Флавий Геминий Катуллин, {116} целиком подтверждает точку зрения авторов, полагавших, что lex Manciana применялся не только в императорских, но и в частных имениях [292].
И, наконец, «Таблички Альбертини» показали, что lex Manciana сохранял свое значение в качестве правовой основы колонатных отношений не только во II—III вв., но и в течение всего периода Поздней империи и даже после ликвидации римской власти в Северной Африке. Из всего этого следует, что положения «Манциева закона», распространявшиеся на различные категории владений и имевшие широкое применение на территории африканских провинций, не могут не учитываться при изучении колонатных отношений интересующего нас периода.
Наиболее развернутое исследование роли lex Manciana в истории позднего африканского колоната было предпринято в ряде работ Ш. Соманя [293]. Основной тезис этого исследователя сводится к тому, что положение колонов в Африке определялось своего рода «хартией», вытекавшей из lex Manciana и закона Адриана о необработанных землях. Эта «хартия», по мнению Соманя, предоставляла колонам широкие владельческие права на обрабатываемую ими землю (jus possidendi ас fruendi heredique suo relinquendi), вплоть до права ее отчуждения; африканский колонат сохранялся в неизменном виде и не испытывал никакого развития, законодательство же о колонате IV—V вв. не могло уничтожить особых гарантий и прав, которыми якобы обладали африканские колоны. В некоторых работах Соманя проводится даже мысль, что лиц, пользовавшихся землей на основе lex Manciana, собственно и нельзя считать колонами, это — землевладельцы, possessores.
Аргументацию Соманя нельзя признать сколько-нибудь убедительной. Она основана прежде всего на весьма произвольной интерпретации надписи из Хенхир-Меттиха и связи {117} lex Manciana с «Табличками Альбертини» [294]. Автор убежден, что отчуждение колонами своих участков и владение на основе jus possidendi ас fruendi heredique suo relinquendi, зарегистрированное для конца V в., вытекает из правовых норм, действовавших уже во II в. При этом он совершенно не учитывает тех новых условий, которые создались в Северной Африке в результате вандальского завоевания и способствовали укреплению и расширению владельческих прав колонов [295]. С другой стороны, текст самого «Манциева закона», насколько мы можем восстановить его по надписи из Хенхир-Меттиха, не дает оснований полагать, что в соответствии с этим lex колоны пользовались сколько-нибудь четко выраженными владельческими правами. Единственное упоминание об юридическом отношении колонов к земле содержится в начале надписи, где речь идет о колонах, освоивших необработанные участки — subsiciva. Такие колоны получают обработанную ими землю в «собственное пользование» (usus proprius). В литературе справедливо отмечалось, что этот термин не имел четкого юридического значения и означал лишь, что земледельцу, обработавшему целинный участок, гарантировалось пользование этим участком и после освоения (т. е. он не мог быть согнан с освоенной им земли собственником имения) [296].
Тезис о некоем особо благоприятном положении африканских колонов высказывался в историографии и до Соманя. Основой подобных взглядов является представление, что колонат развивался в Африке главным образом или исключительно на вновь осваиваемых землях. Земле-{118}дельцы, освоившие эти земли, приобретали на них широкие владельческие права, благодаря чему африканские колоны представляли собой категорию, подобную поздним эмфитевтам [297]. Сомань в одной из своих последних работ пытается доказать широкую распространенность такого рода отношений в Римской Африке с помощью своей интерпретации lex Manciana [298]. По его мнению, этот закон имел в виду исключительно необработанные и незанятые лесистые и болотистые земли. В начале надписи из Хенхир-Меттиха (CIL, VIII, 25902, I, 7—20) речь идет о колонах, освоивших subsiciva (Qui eorum [in]tra fundo Villae Mag[na]e Variane id est Mappalia Siga [habitabunt?], eis eos agros qui su[b]cisiva sunt excolere permittitur lege Manciana... ita ut eas qui excoluerit usum proprium habeat). Далее говорится о повинностях этой категории земледельцев, которые прямо именуются в надписи coloni. Следующий раздел надписи (I, 20 sqq.) посвящен обязанностям тех колонов, которые занимают виллы на территории имения: Qu[i i]n f(undo) Villae Magnae sive Mappalia Siga villas [habe]nt habebunt dominicas eius f(undi) aut conductoribus vilicisve eorum in assem partes fructuum et vinearum ex consuetudine Manciane cu[i]usque generis habet, praestare debebunt (I, 21—25). Вопреки обычной интерпретации этого места, мы не считаем возможным относить к villas следующее далее определение dominicas. Слово aut в данном контексте не имеет смысла: перед ним, несомненно, должно в соответствии с обычной формулой надписи (I, 10; II, 4; II, 9) стоять dominis. Издатели надписи (например Dessau в CIL) обычно и включают это слово в текст после dominicas. Такое чтение вызывает необходимость объяснения малопонятного выражения villae dominicae, что приводит нередко к путанице в интерпретации надписи (см. ниже). Нам представляется более вероятным, что резчик ошибочно поставил dominicas вместо dominis. Такую ошибку допустить не труднее, чем пропуск целого слова. {119} В этом случае правильное чтение будет:... villas [habe]nt habebunt domini[ca]s eius f(undi) aut conductoribus и т. д.
Еще Шультен с полным основанием видел в этой последней категории колонов, пользовавшихся уже обработанной землей [299]. Дальнейшие комментаторы надписи внесли значительную путаницу в этот вопрос. Ф. Нахман утверждала, что в данном разделе речь идет о колонах, осваивающих необработанные участки, на которых находятся дома [300]. Ростовцев усматривал в колонах первого раздела (qui intra fundo ... habitant ...) обладателей собственных домов, а в колонах, которые в надписи связаны с виллами,— арендаторов господских домов [301]. Даже если придерживаться традиционного чтения villas dominicas, неправильность которого мы пытались показать выше, эти предположения все же не могут быть приняты. В римской сельскохозяйственной терминологии вилла — не дом, а хозяйство, включающее обрабатываемую землю и постройки. Совершенно невероятно допущение, что собственники имений строили дома на пустой земле для потенциальных колонов. В первом и втором разделах рассматриваются не различные категории колонов, а случаи использования колонами различных категорий земель: subsiciva, т. е. вновь осваиваемых участков, и вилл, т. е. уже возделанной земли [302]. Это видно из того, что колонам, обрабатывающим subsiciva, предоставляются известные формальные привилегии, которые не предусмотрены для тех, кто villas habent: 1) usus proprius, 2) кондукторы и вилики специальными документами (tabellis obsignatis) еще до обмолота урожая должны гарантировать колонам их долю продуктов, qui eo loco nati erunt (т. е. на subsiciva). Не было бы никакого смысла выделять процедуру взимания оброка с subsiciva в особый раздел, если бы под использованием вилл также подразумевалось освоение необработанных участков.
Сомань, как и Нахман, полагает, что в обоих рассматриваемых разделах надписи говорится о лицах, освоивших {120} subsiciva, а различие между этими разделами видит в том, что в первом из них речь идет не о колонах, а о лицах, посторонних имению, а во втором — о колонах. В связи с этим он вынужден не только заменить обычное чтение [in]tra fundo на [ex]tra fundo, но и вычеркнуть из текста первого раздела слово coloni, являющееся, по его мнению, случайной вставкой, результатом небрежности составителей надписи. В последней фразе того же раздела (I, 15—20) говорится: «Если кондукторы и в