Я уже у двери, почти вышел из бани. Оборачиваюсь.
– Ты меня с кем перепутала? А, женщина? Ты! Мне?! Смеешь угрожать?
Отшатнулась. Поздно. Наматываю волосы на кулак. Пробует кричать. Давлю на неё, ставлю на колени, затыкаю рот.
– Я вас всех, благородных!.. – рычу со всей пролетарской ненавистью к зажравшимся буржуям.
Разворачиваю, укладываю на полати, закидываю полы ночнушки на голову, вставляю… палочки в нужные графы её анкеты. Ох, ты какая… радушная и гостеприимная, наша хозяйка! Да, не девочка уже. Широкая… душа у тебя! И Клем время не зря потерял. Разработал заготовку со всем своим молотобойным умением. А после полного опорожнения с твоей же дочерью маловато мне будет. Нет у меня сил на часовые марафоны. Старый я уже. Ленивый.
Ну, это у нас уже было. Проходили на днях мы этот урок. Рецепт свежий. Тоже властная угрожала. Тоже кричала. Кричи. Хотела громче дочери? Не знала? Я – джинн. Я исполняю все твои желания. И понимаю я их буквально. Трудности перевода. Бойся своих желаний – они могут исполниться!
Тут же меня ждёт горячий приём и тесные объятия, а ты – вырываться? Ну, давай. Так даже интереснее. А что же ты изменила тональность? Не так кричишь? Не по Станиславскому. Не верю! Уже не убиваешь меня? Кончились в твоей фантазии пытки? Что значит «ещё»? Быстро слишком ты сменила гнев на милость. Вот, так бы и сразу. Ласково. Просить надо. Да, так. С придыханием. С полным осознанием своей покорности. Знай своё место, женщина!
Проще надо быть, и ор… организм на полати и вытянется в бессилии.
Она лежит, всхлипывает. Не осталось никаких классовых противоречий во мне. Да и не было. Так, юмор это из времён моей молодости. Когда мы, дембеля оторванные, забрались в женскую общагу мединститута и неделю вели воспитательные беседы с бл… интеллигенцией, жаркие и страстные дебаты о непримиримости классовой борьбы. Когда нас отловили и со скандалом выгнали из общаги, позади была покорённая и оттр… униженная, но удовлетворённая общага. Тогда и стали мы применять термин «со всей пролетарской непримиримостью», завязший на зубах с часов политинформации, несколько в ином аспекте.
Я нежно мыл гостеприимности хозяйки, а сам вспоминал, что из той группы отчаянных десантников не дожил до моего возраста никто. Кто-то жил отчаянно и сложил голову лихо. Кто-то – тихо и мирно, в больнице, под плач родных. Но до пенсии не дожил никто. Олежка, тот и до дембеля не добрался. Да и я ни разу пенсию не получил.
Мои ласки успокоили хозяйку.
– Ты страшный человек, – сказала она, встала на носочки, повисла на мне, целуя в губы.
– А ты не бойся. Но и не зли. Будь честной со мной, и я не буду для тебя опасен. Так что ты от меня хотела? Не этого же? – хлопнул её по… пониже спины.
Села на лавку, сдвинув шайку.
– Хотела, чтобы ты сыну моему помог. Но теперь уже не знаю. Ты не тот, за кого мы тебя приняли.
– Так! Для начала – за кого вы меня приняли?
Опять трудности перевода. Как я представился? Именем своим. Не подумал, что раз дешифратор переводит для меня априори непереводимые имена собственные, то и наоборот так же. Я ещё удивился, что меня называют Андр. Было бы логично, если бы я был Андрей. Но я же Александр. Сокращают имена от начала, а не от конца. Подумал, другой мир, другая логика. Нет, логика не при делах. Виноват дефектный дешифратор. Ал-экс-Андр. Бывший властитель Андр. Вот так перевёл дешифратор. Так произнесло моё горло. Как у нас, на Земле, звучало «Рыцарь, лишённый наследства». Было же такое. Я читал в детстве «Айвенго». «Ал» – обозначение благородства и властности. «Ал» перед именем – «большой владелец», после имени – «малый». Ну, это я и раньше понял. Что ещё? Что-то не идёт. Не логично.
– А Светогор? – спросил я.
– Ал Светогор? – переспросила женщина. И ждёт, что я продолжу.
Понятно. В общении равных «ал» опускается. Ко мне граф обращался как к равному. Вспомнил разговор, когда я убеждал супружескую чету Медных, что я простолюдин. С новой точки зрения ситуация становится ещё пикантнее. И особым смыслом наполнился мой вопрос к Клему – про самозванцев.
Понятно, приняли меня за благородного, шляющегося инкогнито. Мистер Икс, ёпта. Пролетарий! Вот тебе и пролетарская ненависть! Бывает. Пьеса Чехова «Ревизор». Они приняли его не за того. Но это я просчитал уже тогда. Воспользовался шансом, чтобы живым остаться и на галеры в рабском ошейнике не загреметь. Рискованно было, стоило тонко сработать.
– А теперь чего ты хочешь, женщина? – спрашиваю.
– Не губи! – просит она и падает на колени.
Что-то это как-то нелогично. Так и говорю. А оказалось, болтовню мою услышали, подозрение имелось, а тут и убедилась. Ибо смерд с рождения воспитывается в покорности. Воспитывается словом, плетью и дыбой. Простолюдин не сможет так поставить на колени, унизить и разом указать место такой боярыне. У него психика так не сработает. Убить – да. Причём обязательно с жестокостью. А жестокость – от преступления через устои. Но не указать место. Важно не что я сделал, а как. И при каких обстоятельствах. Буквально расставил все точки над ё, когда оппонент зарвался. А ещё страшнее, что не только унизил, но довёл унижение до крайней противоположности, а потом приласкал. Как и положено властителю – остановить зарвавшегося, но позаботиться о вассалах.
Вот такие последствия моей половой расторможенности. Я схватился за голову. Немного не то, что я тут напридумывал. Правильно говорил тот японец – не усложняй простое.
– Властитель, я не выдам вашу тайну. Но поясните нам, недостойным, что вас привело в наши земли?
Смотрю на неё с удивлением. Только сейчас понял, что «нас» – это не речевой выкрутас, не ошибка перевода, а именно обозначение группы единомышленников.
– Я из другого мира, – осторожно начинаю.
– Плохая легенда, – качает головой кума – буду её так же называть. Ассоциативный маркер уже прилип прочно. Кума продолжает: – Орден чистоты сжигает всех прошедших через разрыв. Всех без разбора.
– Я брат Клема. С севера.
– Вот это лучше. Но мы можем знать правду?
– Нет, – пожимаю плечами. Не мотаю головой, а пожимаю. Потому как сами отвергли правду. Как говорил Безруков – правду говорить легко и приятно? А хотят ли твою правду?
– Есть у вас какая-то цель?
Загадочно улыбаюсь и качаю пальцем. А что я ей скажу? Что мне все эти ваши непонятки и эта ошибка перевода – на хутор не упали? Что хочу просто прожить остаток отведённого мне времени? Как можно спокойнее. Никакой я не лорд, даже не бывший. Я простой советский детдомовец. Оттого лихой и отмороженный. Что с детства знаю – нахрапом и буром переть надо, иначе растопчут. Или сразу показал всем, что ты крут неимоверно и с тобой надо считаться, или терпи каждый день. Так и прожил всю жизнь, проламывая головой стены, подгребая под себя людей, средства и ресурсы, вскарабкиваясь на эту гору, чтобы быть самым верхним бабуином в местном стаде. Это уже моя натура. Больше полувека – не исправить за пару месяцев. Как только выпадаю из равновесного состояния сознания и эмоций, натура прёт. А весь этот мир – никакого равновесия души! Натура так и прёт – оборзевшего хабала, гопника и дерзкого бандюка. Натура малинового пинджака из лихих девяностых. Натура хищника, отщепенца, выродка. Натура бешеной собаки. А бешеных собак отстреливают. Пока бешеная собака ещё щенок и не успела стать Наполеоном, Гитлером.
Сказать? И завтра же они будут меня убивать. Если не сейчас же. А то я не слышал, как кузнец занял позицию за окошком, затянутым мутной плёнкой! Сам же меня и разделает. Чтобы не вводил в искушение и не измывался над его любовницей. Ибо что позволено Юпитеру…
– А кто «мы»? Какая цель у вас?
Оказалось, что «мы» – это Тайный Совет властителя Ал Светогора. Вот же хитрый тип! Уважаю! Ха, оказалось, жена его не послушник Совета. И этот любопытный взгляд. Я спалил Лилу этим вопросом? Ну, тебе знать не положено, а Рыжий сам допетрит, раз такой прошаренный. Если не он всё это организовал. Тонко и незаметно. Уважаю ещё больше! Жена хочет левака – на тебе, по самые помидоры! Салом по губам, чтобы не отвисали! Чтобы налево даже не смотрела. А Рыжему все плюсы. Жена проученная обратно в постельке, слегка обученная некоторым фокусам, да ещё и воспитанная, ибо обжегшаяся на молоке. Ну, не рисковать же ему – словить что-либо неприятное от залётного гастролёра? А тут вроде такой весь бывший «ал». А, тут кумушкой проверили – не заразен. Клем пробил, что не амбициозен. Не придётся расхлёбывать заговор против Красной Армии… тьфу, Горы. Ох, и Рыжий!
А цель Совета проста – процветание властителя и его людей в подвластных землях. И преумножение. Людей, земель и материальных ценностей.
Теперь мне на правде о себе не выгодно настаивать. Не приняли они сценарий «попаданец-прогрессор», мимо ушей все мои осторожные намёки. Да какое там! Клему прямо в лоб я заявил, что пришелец, что обладаю многими перспективными технологиями. Не услышали. Ну, что ж? Да здравствует север!
– Помогу, чем смогу. Столько, сколько мне отпущено будет, – говорю я этому Штирлицу в юбке. Без юбки. А, была не была, двум смертям не бывать! Обнимаю мягкое тело. Без грубости. На расслабоне.
Делай легче, делай чётче, кайфуй, кайфуй!
Когда зарычал в унисон с протяжным стоном кумы, подумал с усмешкой: «А будет умывальников начальник наезжать, так ему и скажу, что мать я его… видел… по-всякому». И вот так. Тоже! А как она после смотрела!
А сестра Мойдодыра, если понесёт… Блин, родственник! Ты мне рубль должен! Возвращаюсь под тёплый бок девушки. Сразу вцепляется кошкой, не просыпаясь, опутывает меня своими конечностями, улыбается, что-то бормочет.
Вздыхаю. Вот я попал! Прямо в центр политических раскладов и интриг. В самую глубину этой тёплой и влажной интриги! Пока со сплошными прикупами. А как сдавать надо будет? Вот тогда и разберёмся! Спать!
И всё же обидно. Имеется у меня некоторый зуд прогрессорства. Даёшь сталелитейные комбинаты плюс электрификация всей страны. Но… Да я и сам уже подумывал – а нужен ли этому миру научно-технический прогресс? И Рыжий мигом просёк такой сце