нарий. Как он тогда сказал: «Любой человек, даже ребёнок, с подобным артефактом…» Да, быстро просчитал такой вариант. И выбрал другой. «Бывший властитель Андр» называется. Вот и его люди отыгрывают этот сценарий. Вздохнул – придётся следовать мейнстриму. Плыть против течения может быть не только тяжело, но и больно. Им я нужен именно в таком виде. Эта роль сладкая и приятная.
А другая? Хочу ли я узнать, насколько сладко быть Галилеем? Пожалуй, нет. Потому – а пошло оно всё! Хорошо, что хоть в какую-то нишу угодил, а не развеялся пеплом по пустошам. Секрет быть живым и упитанным прост. Ты должен быть нужен. А в мои планы входит быть живым. Потому не надо корячиться. Особенно не вовремя. Для нужных тебе резких телодвижений бывает нужный момент. Надо только этот момент не проспать. Потому спать!
Глава 22
Клем сидит насупившийся. Типа обижен. Заговорщик хренов. Кембриджский пятёрочник. Ничего личного, кузнец. Чисто бизнес! Ты же к куме приходишь не на потрахушки. Они – приятный довесок. Так и не дуйся. На жену твою я претендовать не буду. Мне этот половой марафон уже вот где! Прямо под кадык подпёрло! Меня ещё и утром… возлюбили, как самого ближнего своего. Хорошо хоть, кума обошлась страстным поцелуем и крепкими объятиями при прощании. Так можно и надорваться навсегда! Ха-ха! С моими годами по этому поводу расстраиваться не стоит. Не стоит – и пусть. Стоит – хорошо.
На нашу колонну два раза нападали какие-то твари, но далеко позади. Охрана отбилась легко и без потерь. Я хотел сходить посмотреть, но Клем так глянул, что мне сразу стало лень идти. Потом голову колонны нагонять! Увижу ещё.
Когда вошли в зачуханный, после вида Красной Горы, Медвил, выдохнул с облегчением. Устал.
Не думал, что буду рад видеть семью кузнеца. Рад был, как родным племянникам. А их восторги подаркам приятно погрели душу. Где-то мне были рады, меня ждали. Как дома. Дом? Нет, к сожалению. Черная кошка, пробежавшая меж кузнецом и мной, ещё и нагадила на тропинку.
Залез на сеновал, даже без бани. Достали… притомился я. Спать!
Клем пытался вытащить меня на доклад к смотрителю, был вежливо послан. С надеждой, что без меня как-нибудь.
Пока Клема не было, попросил Молота проводить меня до плотника или краснодеревщика. Пришлось пояснить, чего хочу – человека, что делает мебель. Тут во двор вполз ворох веток. И мальчишка под ним. Вот этот Пятый меня и повёл. А я его плюшкой угостил.
А заказал я у мастера колыбельку для будущего ребёнка кузнеца. Пупок Ромашки до носа достаёт. Со дня на день решится этот вопрос. Чтобы было проще, рисовал палочкой на песке чертёж в изометрии. Видя, как смотрит мастер краснодеревщик, понял, что опять напортачил. Не знает этот мастер объёмных конструкций. Недостаёт образности и абстрактности мышления. Конкретно этому или многим? Сошлись на том, что он мне объяснил устройство стандартной колыбели напольной, а я внёс изменения. Главное изменение – колыбель не напольная, а подвесная. Уж крюк сделаем, мы же кузнецы, в стропилу вкручу. Придумаю чего-нибудь. Ударили по рукам.
Вернулся в кузню и стал делать крюк с винтом для вворачивания в балку. На чём и был пойман с поличным. Пришлось во всём сознаться. После допроса с жутким пристрастием со стороны кузнеца. Он чуть не плакал от обиды. Я его убеждал, что отношение у меня к его Ромашке чисто братское, но он не верил.
В общем, подрались мы. Прямо в кузне. Как не покалечились – кругом железки, – не понятно.
А потом напились. Вместе. Всем заныканным вином, что кузнец берёг с самого Красногорска и планировал распить после рождения сына. Перед тем как отрубиться, Клем согласился поделиться женой, но не чаще раза в неделю. Ибо «после тебя ловить там дня два нечего». Я его убеждаю, что не способен на такую подлость, а он убеждает меня, что Ромашка «знаешь, какая сладкая?». Сумасшедший! Озабоченный сумасшедший! Да вы меня все так за… замучили, что у меня все мысли только о работе, о молоте и наковальне! Месяца на два точно! Если не на полгода.
Психанул, пошёл прочь из этого дурдома. Погрозил пальцем детям, что подслушивать нехорошо, велел отца отвести спать, чтобы не простыл. А сам пошёл проветриться.
Ко мне пристроился кто-то. Как собачка, идёт сзади. Остановился, чуть не упал. Схватился за что-то. Посвистел собачке, но тут же устыдился. Пьяный слепой дурак! Ну и что, что ночь! Два таких фонаря над головой. Да ещё один – под глазом. Светло же! Как мог парнишку под номером пять принять за собаку? Но совсем как собаку почесал ему за ухом.
– Хороший мальчик, хороший, – убеждаю я его, – ты знаешь, куда я иду?
Кивает.
– А я вот нет. В этом озабоченном похотью дурдоме больше не могу. А куда мне ещё податься, не знаю.
Парнишка меня тащит. Иду за ним. И совсем ничего, что говорю с ним на чистом пьяном русском. Пёсик умный, он всё понял.
Просыпаюсь от давления в некотором месте. Сел и удивлённо понял, что не знаю, где нахожусь. И куда идти по нужде. Благо, сирена боевой тревоги увяла, как увидел свои вещи и ножи рядом с моим ложем, на лавке. Я опять голый. Да что за дежа вю! Что я, через день буду изнасилованным просыпаться? Тогда совсем пить не буду! Закодируюсь! К знахарке Спасёне схожу – закодирует. Ну, не к кузнецу же идти? Тем более что кузнец – Клем. Он как закодирует, так и раскодирует. Собутыльник, заговорщик и шпион. Решено, к Спасёне!
Дверь открывается. Истинно – бойся своих желаний: входит знахарка. С блюдом и чашками-пьялушками. Я застонал. Опять! Хватит! Не могу больше! Натягиваю покрывало на чресла. Девушка смущается и отворачивается. А то я не видел этой лисьей мордочки под маской смущения! Напяливаю штаны и бегу. Из комнаты. Попадаю на улицу. Под смех прохожих залетаю обратно. Спасёна показывает на другую дверь. Вылетаю во двор. Как всё захламлено! Но по тропинке нахожу искомое.
Вернувшись, смущаюсь от стеснения, прошу прощения, пытаюсь как-то оправдаться. Она с любопытством слушает.
– Как интересно, – говорит, – вот не пойму, за что кланяешься. За то, что ко мне пришёл, что не смог ничего сделать или что не помнишь, что сделал?
– Я не смог! – выдохнул я. Облегчённо.
– Мне опять обидеться? Только вчера вымолил прощения, а сегодня заявляешь, что я… что на меня не…
– Так-так! Погоди, не усложняй сущности! – попытался я её остановить. Но понял, что лавина уже набрала ход. Я застонал и схватился за голову.
Блин, сработало. Поток обвинений прервался. Я был напоен жутко лечебными и жутко противными отварами, уложен на лежак и в жестокой форме… отмассирован. Массаж. Просто массаж.
– Ты – прелесть, – стонал я, – я почти люблю тебя, Спасёна! Ты просто возвращаешь меня к жизни!
– То-то! Старый, похотливый развратник! Все мысли у тебя только вокруг…
– Неправда! Я докажу!
– Докажи!
– Ты не отвлекайся, кудесница! Да-а-а! Эй, сломаешь!
– Тебя сломаешь! Лежи уже, Северная Башня!
Похоже, совсем прилипло.
Глава 23
Жизнь потекла размеренно и неторопливо. Но скучать было некогда. Я съехал от Клема к Спасёне. Но каждое утро, как штык, в кузне. Работы – не разгрести!
Отожгли проволоку, чтобы была мягче. Дочери кузнеца на специальном станке наматывали проволоку в спирали пружинок, благо станок позволял это сделать, даже не имея физической мощи молотобойца. Потом спирали разрезал на кольца Молот. Клещами. Мы с Горном плели кольчужное полотно. Работа кропотливая, нудная и тяжёлая. Стальные кольца были довольно жёсткими, не имея силы не замкнёшь. А не отожгли бы, вообще бы не справились. Кольца просто замыкали. Нет тут электросварки. И пайки.
Намучившись с инструментом Клема, уговорил его сделать пассатижи. Они же плоскогубцы. Мне так ловчее и привычнее. Одно дело захотеть, другое – сделать на той технологической базе, что имелась у Клема. Долго ли, коротко ли – сделали. Клем поддался азарту изобретателя, а когда с третьего раза получилось хоть что-то похожее, наотрез отказался сделать ещё одни плоскогубцы. Жалел потраченного времени. На его взгляд, никакой разницы с тем, что было, только возни больше.
Тем более что родился малыш. Роды прошли нормально, малыш родился здоровым, чистым от скверны и тьмы. Клем полтора дня пил, потом полтора дня отходил. Ещё и сам хотел повитуху возвращать на место её постоянной дислокации, но Вил Ал был сильно против. Сам всё организовал.
Ввиду временной нетрудоспособности нашего мастера у нас выдался выходной. Один. Потом явилась стража и с прибаутками усадила всех подмастерьев кузнеца за рабочие места. И остались охранять. Чтобы не скучали без, включили в техпроцесс. Горн их озадачил вальцовкой колец. Некоторое количество колец Клем решил чуть подплющить. Говорит, что получившаяся грань придаст дополнительную крепость кольцам. Как ребро жёсткости. Из-за новизны дела у стражи шли весело, но медленно.
Пока мы плели стальные свитера, Клем оклемался, опять вернулся к работе, ковал оружие. Было ему тяжко, но и сверхспособности не требовались. Ковал не для качества, для количества. Мечи из стальных заготовок, просто полосы заточенной стали под размер руки одного из дружинников, наконечники копий – без примерки, гнал потоком. Топоры и секиры. Когда шла ковка, молотобойцами были мы с Горном, поочерёдно с присланными смотрителем помощниками. Всё это закалялось самим Клемом. А точилось – Горном. Паренёк – почти готовый кузнец.
Мы с младшим сыном кузнеца плели кольчуги, когда не махали молотами. Потому как с бронёй было совсем тоскливо у воинства смотрителя Вила. Как гордо носили кольчугу получившие её! Избранные. Естественно, что смотритель награждал бронёй своих дружинников в порядке значимости для себя. Так кольчуга быстро стала в Медвиле знаком отличия.
Для упрощения процесса не изготавливали полную кольчужную рубаху, а делали полотна нужных размеров, мастера-бронники, спецы по коже и стёганым защитным наборам закрепляли кольчужные сегменты на своих изделиях. Получалось чёрт-те что, но быстро. С использованием конвейерных методов разделения труда.