Мы переглянулись с егерем.
– М-да, – прошептал я, – функция самовосстановления. И как их уничтожать?
– Прими меня, ты всё поймёшь!
Это опять дух. Как он достал! Зудит, как комар. Жаль, что я не могу выключить этот дешифратор. Вон, Ростик поморщился от вздоха призрака, и всё.
– Ты не видишь мерзость, из которой они состоят. Я могу тебе показать. Они все нанизаны, как жемчужины, на нить этой грязи. По нитке выйдешь на нитепряда, – говорит дух.
– Нитепряд, – повторяю я.
– Что?
– Дух говорит, что они все на одной нитке. Пройдя по ней, выйдем на повелителя.
– Или – в самый клубок нитей.
– Или, – соглашаюсь я. – Интересно, за сколько они нас учуют вне этих развалин?
– Как и люди – на прямой видимости. Ночью ещё дальше. И не спрятаться, как там, сзади. Они учуют и без глаз – за полёт стрелы. Пошли обратно? Отрезать другой кусок дракона.
– Пошли, – кивнул я и дёрнулся, будто комар укусил. – Да как ты достал!
– Я? – удивился егерь.
– Дух этот. Прими да прими. Отвянь! А то правда приму, а потом водички из фляги выпью. Слышишь? А водичка та – не простая! Мигом развоплотишься! Настырный.
Ростик замер.
– А может, правда?
Понятно. Теперь их двое.
– Да пошли вы оба! В себя принимай. Я вам не этот, не либерас! И даже не пидагог!
Глава 4
Возвращаемся. Вовремя. Сначала нас накрывают удары слабости, потом видим, что идёт бой. Четверо живых отбиваются от реактивных эстонских скелетов. Кругом уже навалена куча костей. Как настоящие герои, идём в обход и нападаем со спины. Быстро дорубаем скелеты. У нас двое ранено. Пока раненым оказывают помощь и выстраиваются в походную колонну, промолачиваю рубленые кости своей булавой. Драться с ними ещё раз как-то не хочется.
Методом партизан – мышками, петляя, движемся в лагерь. Опять накатывают волны парализующей слабости. И тут тоже бой. А самое хреновое, что бродяги, как в кино про зомби, стекаются отовсюду. Бьют ультразвуковыми ударами. Не ударами даже, мощными волнами, аж шатает.
Это конец. И будет он долгим и нудным. Они нас окружили. И уже уносят раненых на ремонт. Их не перебить. Рука устанет. Вздыхаю, опуская руки:
– Давай, душара, твой выход. Или вход. Входи. Я тебя пускаю. На что только ни пойдёшь ради спасения чужих, едва знакомых людей! Даже на интим с потусторонней сущностью.
Я в ярости. От бессилия и страха. Не вижу выхода. Это конец! И пипец. Западня! Шеф, шеф, всё пропало!
Как будто сырым воздухом обдало изнутри. Моргаю глазами – что-то не то.
– Смотри! Теперь ты видишь! – кричит голос у меня в голове.
– Что я вижу? – спрашиваю.
– Ну, что за тупые разломники пошли! Ну, дай своей колотушкой по черепушке. Видишь?
– Вижу. Так и раньше видел. После падения скелета из костей начинает сочиться копоть. И развеивается, – говорю.
Ростик завис. Пришлось отбивать его смерть мне. Принял удар на щит, булавой – скелету по рёбрам. Лопаются рёбра с треском, как хворостинки. И сразу же начинают коптить. Ростик очнулся, встали спина к спине – мы отстали от остальных, пока зависали.
– Это не бродяги, – кричит Ростик, – поэтому они восстанавливаются. И не визжат, как обычные. Бьют магией. Ослабление какое-то. Из какой-то из тёмных школ. Это поднятые. Но оскверненные.
– Не. Вижу. Разницы, – отвечаю я, нанося удары и отбивая удары этих небродяг. – Как их убивать?
– Андр, должны быть нити! – кричит егерь.
– Понял!
Дерёмся дальше, смещаясь к основной свалке.
– Вижу! Увидел! Туда идёт пучок чёрных паутинок!
– Сом! Туда! – кричит Ростик.
Коробка щитов, ощетинившаяся копьями, алебардами и секирами, пришла в движение.
– Ростик! Давай верхами! – предлагаю я.
– Да!
Сказано – сделано. Мы на втором ярусе. Эти терминаторы не долго зависали. Тут же полезли за нами. Обидно! Я так рассчитывал, что они только по земле ходят. А как они ловко, высоко и далеко прыгают! А как фонтанами костей осыпаются от моей булавы! Но тут, наверху, им нас не окружить. Блокировать – да. Но создать ударный кулак у них не получается. Мы даже двигаемся быстрее черепахи остальных наших бойцов. А эти турбированные му… дройдаки ещё быстрее!
– Вон он, гад! – кричу я и показываю булавой. – Нашли!
Стоит под чёрным маревом воронки копоти, что и не копоть вовсе, а как раз и есть скверна, высокий тощий рыцарь в доспехах, окружённый пышущей копотью, белые кудлы по доспеху раскиданы. В руке его огромный меч. Он указал мечом на нас.
– И он нас нашёл! – кричит Ростик, прыгая через провал в стене. В полёте его сбивает скелет. Спрыгиваю следом. Крушу булавой основание шеи скелета. Рывком поднимаю Ростика, отмахиваюсь от ещё одного бродяги. Ростик едва стоит на ногах. Обломок клинка торчит из его доспеха на груди. Он кашлянул – кровь горлом.
– Покажи мне его! – хрипит он.
Бросаю щит, хватаю егеря за поясной ремень, волоку, размахивая булавой. Выходим из-за угла. Вот он! Идёт навстречу грозовой тучей. Над ним и за его спиной клубится тьма копоти, как огромный плащ. Или крылья. Идёт на нас, отведя правую руку с мечом в полузамахе, левая выставлена – магичить будет? Не решил же он отбивать удары открытой ладонью?
– Отойди за спину мою, а как я ударю – беги на него! – хрипит Ростик, бросает меч и лезет за ворот доспехов, тянет оттуда что-то за тесёмку. Амулет?
Отойди за спину, ага! Прыгаю вокруг него сумасшедшим зайцем, круша этих турбированных костяных порождений недоразумения неизвестных науке сил и энергий. Если бы у меня был простой меч, а не было убер-палки-нагибалки, давно бы уже разорвали меня, порубили своими мачете, мечами и топорами. Моя булава была для них ядовита. Любое повреждение тел этих магических дроидов, любая трещина в любой кости – рассыпаются они коптящими обломками. Бью по косточкам кисти с зажатым в них мечом – осыпается. Не сразу, а волной. От руки до позвоночника. Потом сразу весь разваливается. Но я не досматриваю этот, уже не увлекательный, процесс. Тут бы от приставаний остальных отбиться, от их мертвецки холодных объятий.
Кто включил прожектор? Предупреждать надо! Так и ослепнуть можно! А может, я уже того… Получил по голове, вот и пыхнуло?!
Нет, я жив. Ловлю тело Ростика. Это он вызвал вспышку. Я же слышал, сквозь удары ультразвука, его крик:
– Да будет свет!
Подумал ещё – неуместная шутка про электрика и перерезанные провода. Хотя умирая – нормально. А потом пыхнул прожектор. Стадиона олимпийского. В упор. И я не ослеп. А вот кругом – горы костей.
А этот? Тот, что с шубой из копоти? С запоздалым ужасом роняю Ростика, вскакиваю и скачу к шатающемуся высокому повелителю. Доспех его, казалось, мерцал. И тучи копоти исчезли.
Ступил я. Время потерял. Оклемалась тварь, граблю свою поднимает. В меня летит сгусток копоти. У меня нет никакого желания проверять реакцию моего организма на эту копоть. Вдруг аллергия? Где я таблетки от нее тут найду? Потому ныряю влево, перекатом через плечо, тут же качусь вправо от всплеска копоти, что ударила в то место, где я только что был. И опять в сторону. Уклоняясь от обстрела, сокращаю дистанцию. Когда сошлись, перестал этот хмырь проецировать копоть в левой ладони, занёс меч над головой.
Чудной! Я с тобой не буду играть в мушкетёров и гвардейцев кардинала. У меня есть читерская палка-нагибалка. Как раз для таких, как ты, упорно игнорирующих всеобщую очередь на перерождение. Или стирание данных.
Кидаюсь ему в ноги, бью булавой. Будто в бетонный забор ударил. Вокруг этого урода полыхнул копотью какой-то кокон. Ещё удар. Опять кокон. Прыгаю, в прыжке двумя руками со всей силы и всей массы! Кокон! У меня чуть руки из плеч не вылетели. Полтела сразу отсохло – онемело. Как убер-палку не выронил? Ладони гудят, как колокола.
Дебил! Я, конечно, тоже, но в данный момент – тварь. Типичный кинозлодей! Он не только не ударил мечом, он его вообще опустил. И ржёт.
А смех хорош! Его бы записать. Киностудии бы бешеного бабла отсыпали. Эталон смеха торжества злодейского.
Ростик мне напомнил об одной шутке одного нашего общего знакомого. Поднимаюсь с колен. Перекладываю булаву в левую руку, выставляю правую к лицу кинозлодея, оттопыриваю средний палец в типичном жесте янки пендосовских и матерюсь:
– Пшёлнах!
Багровый лазерный луч прожигает насквозь рот твари и всё, что было перед и за этим смеющимся отверстием.
Кокона больше нет! Ура! Палка-молотилка, твой черёд настал!
Что же ты не ржешь больше? Что тебе мешает? Дыра в черепе или раздробленная челюсть? А сломанная ключица не отвлечёт тебя от этой беды? Ты знаешь, урод, что такое зерноуборочный комбайн «Дон-1500»? А что такое роторная молотилка? Сейчас узнаешь!
Куда ты свою зубочистку двухметровую тянешь? На тебе по кисти! По локтю, плечу, ключице! Что, не тянется твоя грабля? Куда ты ковырялку свою левую тянешь? Не помню, думаешь, как ты ею магичил? Я про молотилку уже тебе рассказывал? Что, не колдуется с перемолоченными руками и развороченным хлебальником? Бывает.
Ты совершил типичную ошибку голливудских злодеев – смеяться надо над трупом врага, а не над его бессилием. Бессилие может быть временным. И может быть обманом.
Да не стой ты, присядь! Приляг, отдохни. Чувствуй себя как дома. Это же твой лес?
Упокойся же с миром!
Глава 5
Останки злодея тлели копотью. Места, куда приходился удар булавы, разъедало, как тлеющим пламенем. Невидимым пламенем. Только копоть и пепел. Скорее – прах.
Я рухнул на колени, чтобы не упасть, опёрся на булаву. Хорошо, что Клем сделал её из одного металла, даже рукоять. Булава сейчас была изогнута, как казацкая шашка. А была бы рукоять деревянная – остался бы безоружным. Тот удар по кокону магической защиты не только отсушил мне руки. Булава погнулась, шипастый шар слегка сплющен. Шип, который был с ударной стороны, стал плюшкой.
Как же мне плохо! Дышать нечем, хотя грудная клетка и ходит ходуном, как кузнечные меха, сердце не бьётся, а молотит, трепещет, как «Моторола» на вибро, в глазах темень, в голове два молотобойца куют мои мозги. Тело болит так, будто не я молотил повелителя, а он меня.