У меня всегда так. Очень неприятное свойство. По ощущениям. Но очень полезное для выживания. Умение выложиться полностью, все свои силы рывком выложить за очень ограниченный промежуток времени, сразу. Можно убежать от обстрела, успеть нырнуть в укрытие, выстрелить первым, когда сталкиваешься лоб в лоб с талибами на узкой тропе.
Как говорил политрук, боевой транс. Когда надо, мобилизуются все имеющиеся силы и резервы организма одномоментно. Все запечатанные НЗ. Все вторые и третьи дыхания разом. Потом подыхаешь. Потом. Почти подыхаешь. Лёжа в постели. В лагере или в лазарете. А не на два метра ниже уровня земли.
Это «почти» позволило мне дожить до седин. С посаженными сердцем, печенью, с расшатанной психикой, с вечным маятником давления, но дожить! И вот опять. Не могу даже голову поднять – сил нет. Любой бродяга сейчас может подойти сзади и сделать со мной всё, что угодно.
Но обошлось. Вернее, позаботились обо мне мои спутники. Когда чуть оклемался, в глазах прояснилось, увидел, что вокруг меня егерь, Сом, Секира и шесть бойцов. Обессиленные настолько, что висят на щитах, топорах и секирах, но стоят. Спиной ко мне, лицом туда, где могут быть бродяги.
– Что, всех перебили? – хриплю.
– Как Ростик свой амулет использовал, бродяги стали разбегаться, – мотает головой егерь, – а как ты завалил этого… повелителя, так вообще многие рассыпались. Бродят некоторые. Вон они. Обычными стали.
– Остальные где? – спрашиваю.
– Все здесь, – отвечает Сом. – Остальные… не придут уже.
Когда смогли встать на ноги, занялись ранами. Копающийся во мне дух помог мне вспомнить печать лечения света, но заклинание не удавалось совершить – не хватало заряда батареи. Как маг я никакой. Лечили раны дедовскими способами и эликсирами.
Потом воины рубили изменённые деревья для погребального костра, мы с егерем собирали тела павших, своё и их имущество, тела сложили в рядок.
– Не думаю, что костёр из скверных деревьев – хорошая идея, – говорю, – как бы не осквернить этим их тела и души.
– Головы и сердца с собой возьмём. В храмовом саду похороним. Клирики и душу отпустят. А тела уничтожим. Не хотелось бы, чтобы они стали бродягами, – говорит егерь. Их было трое. Остался один. Егерь снимает с тела Ростика амулет.
– Всё же Чес больше маг, чем клирик. Мощный артефакт сотворил.
– А с костями бродяг что делать?
– Тоже сожжём. Нам теперь спешить некуда. Пешими мы всё одно не попутчики тебе.
Коней мы всех потеряли. Часть лошадок погибла от рук бродяг, часть разбежалась. Не думаю, что после пережитого ужаса они вернутся настолько близко, чтобы мы их поймали. Пропал и мой Заводной Апельсин. Сумел сбежать. С навьюченным на него скарбом. На нём были мои съестные припасы, вода, посуда походная, шатёр, мыльно-рыльное.
– То есть дальше вы со мной не пойдёте? – спрашиваю.
– Я бы не пошёл, – пожал плечами егерь, – и тебе советую вернуться. Ты, конечно, великий воин, но… Впервые слышу про лича и повелителя бродяг – и всё по твою душу. Нам не пройти через Гиблый лес. Надо возвращаться и идти вокруг. Через обжитые земли.
– И через Орден иглы.
Егерь посмотрел на меня внимательно:
– Так ты разрывник! Теперь понятно. Да. Если иглы уже знают про тебя, то на глаза клирикам тебе лучше не попадать. Это они меж собой живут как кошка и собака. А разрывников ненавидят вместе.
– А Чес?
– Чес ненавидел их всех больше, чем тварей скверны. Твари хотя бы не притворяются твоими друзьями. Что будешь делать с добычей?
– А что я могу с ней сделать? Тут металла одного – тонны. Сносим в стены руин этих, схороним. Доложите Вилу или Горе – вывезете.
– А добыча с повелителя?
– А что у него есть ценного? Подскажи, я не понимаю. Ковырялку эту длинную таскать с собой? Как весло?
Повелитель, как мне стал рассказывать егерь, не был, как бродяги, мертвяком. Вернее, был он также нежитью, но какой-то другой формой псевдожизни. Потому он и смеялся, что сохранил после смерти рассудок, знания и часть личности. Это дало ему силу, ум и возможность колдовать по-прежнему, но это его и сгубило – он решил насладиться своим триумфом надо мной. С повелителя взяли, кроме меча и россыпи монет, три кольца-амулета неизвестного назначения и артефакт-подвеску на шею. Не зная, что это, не зная, насколько опасно – не беря руками – кинжалом, запихал в мешочек с монетами и привязал к поясу. Были ещё и элементы брони, но они так фонили тьмой и так были помяты мною, что их просто забросили в общую кучу лома с тел бродяг.
Когда егерь размышлял вслух о природе повелителя, я вспомнил:
– Ростик сказал, что эти бродяги били по нам каким-то тёмным ослаблением. Магией.
Егерь покачал головой:
– Не думаю. Не думаю, что это магия. Магов-бродяг мало. За всё время было встречено не больше, чем пальцев на руках. Даже одной руки хватит. Не только здесь – вообще. Я впервые увидел колдующую нежить. Магов вообще мало. А до потопа было ещё меньше. То есть магов было больше, но и бездарей – полный мир. Раньше мир был очень сильно заселён. Мы себе даже представить не можем сейчас, сколько жило людей и как они выживали. Чем питались. Сейчас на город – несколько магов. И тогда так же было. Только теперь города маленькие, а тогда очень большие были. Вот у нас, в Медвиле, за последние полвека родились только четверо одарённых. А сколько родилось вообще народу? И эти четверо – это очень много. Для нашего маленького городка. Раньше рождение одарённого и в столице – событие. В летопись записывалось. Сейчас никто уже не удивляется. Ну, четверо и четверо. Хорошо. Один стал клириком-светляком, да так и погиб в лесу, очистили тело его огнём. Двое стали егерями – Ростик и Валшек. Оба погибли. Теперь. И одна станет огненным магом. Да и то… Там врождённое. Кровь огненного демона – ну, ты понял, про кого я. И это за полвека! А сколько детей родилось? Сколько умерло в колыбелях? Это одарённых берегут. А обычные…
Егерь махнул рукой, печально так. Продолжил бормотать:
– А до катастрофы ещё меньше магов было. Магов берегли, их меньше погибло. Да, почти все сильные маги были на Роковом поле, но не все же! А после… Всяк властитель хочет больше магов. Да и бабы хотят одарённых детей. Чтобы Ал подкармливал, не дал с голоду опухнуть. А не одарённые – что трава.
Какая-то личная у него это драма. В разрезе маги – бездари. Потерял ребёнка? Бывает. Жизнь вообще несправедлива. Что об этом? Зачем?
Понятно повышение концентрации одарённых. Ну, я думаю, как только жизнь перестанет быть такой беспощадной, полезет трава и обычных детишек к теплу светила.
– Так к чему я? – продолжал егерь, закончив снятие ценного с погибших товарищей и сев на обломок. – Отвлёкся. Бродягами становятся те, кто погиб и чьи останки не были упокоены. Так бывает со случайно погибшими, во время больших битв, когда люди не в силах схоронить и упокоить всех. Или при катастрофе. А магов берегут. Они редко погибают. Все, конечно, стараются первыми убить магов, но кто ж их даст погубить? И даже если маг погибает, его останки обязательно вывезут и захоронят, как положено. Это обычных воинов бросят, где погиб, собрав лишь бронь и оружие. Но не благородных и не магов. Магов мало. Даже меньше, чем благородных. Потому маги не становятся бродягами. Тем более все сразу. Так не бывает. Это не магия. Что-то ещё.
– Ультразвук, – киваю я. И объясняю. Егерь соглашается:
– Свойство этого вида бродяг. Не магическое. Или магическое, но врожденное, пассивное. Как у оборотней.
Закончив с телами товарищей, пошёл искать свои вещи. Нашёл щит. На стоянке – разделочный цех мясокомбината. Мой спальный набор безнадёжно испорчен. Прямо там, где я ночевал, на одеяле и плаще – разорванный конь. Плащ стало жалко, почистил снегом, насколько смог, свернул, отложил. Остальное брать не стал. Нашёл свой рюкзак, копьё и арбалет в футляре. В свалке их просто расшвыряло. Навьюченное на коня тоже испорчено. Сижу, перебираю – что стоит отчищать и чинить, а что бросить и забыть проще, чем спасти. Это одвуконь я могу везти багаж. А ногами – хорошенько всё надо взвесить. Вес брони и оружия, зимней одежды – уже хребет будет трещать.
Какие трофеи, о чём вы? Только если золото и бриллианты. Да и то, золото – оно же золото. Тяжёлое. Переведите на карточку, пожалуйста! А где здесь можно вызвать такси на Дубровку? А доставка у вас есть? Ну, хотя бы газельку! Я даже не прошу КамАЗ! Моя жадность вопит в истерике – столько добра пропадает!
Простились с павшими соратниками. Поленницу сложили прямо на том месте, где Ростик применил сияние. Пока горел погребальный костёр, отдыхали. Потом опять рубили лес и таскали брёвна. Потом таскали кости. До вечера. А потом ночь нам разгонял ещё один костёр. На том месте, где был повержен повелитель бродяг.
Как ни странно, на нас никто не пытался нападать. Бродяги разбрелись. Сразу после боя их скелеты мелькали среди деревьев, потом совсем пропали. Твари тоже не показывались. Может, поужинали нашими сбежавшими лошадками, потому сытые и довольные.
Глава 6
Ночью – тяжёлый сон. Кошмарный. Проснулся, едва посерело небо. Никак не мог вернуть телу подвижность и гибкость. Болела каждая косточка, каждый сустав и каждая жила, ныли все мышцы разом и каждая по отдельности. Знаю, что такое невозможно, но болели волосы. И на голове и на подбородке.
Собираемся в дорогу. Молча, не обговаривая и не уговаривая друг друга, решили, что каждый идёт своим путём. Я – куда глаза глядят, местные – домой. Приказ они выполнить не смогут – меня им не провести через Гиблый лес, а возвращаться я не буду. Сгину – значит, судьба такая. Не хочу больше быть их игрушкой. Путь играют в свою большую игру сами.
Как сторожевая собака, егерь встрепенулся:
– Люди! Смертники!
Бойцы побросали всё в той стадии упаковки, в какой было, расхватали оружие.
– С ними клирик!
Егерь и Сом переглянулись, потом посмотрели на меня. Сом говорит:
– Вот что, Башня. Ты вообще потеряйся, будто тебя тут и нет совсем. Можешь? И что бы ни происходило, не вмешивайся.