Идём ромбом. Я острие, Молот справа, Пятый слева. Мой щит и его прикроет. Я – его щит. Наш питомец тыл прикрывает. Это не бродяги, она не смылась.
Сосредоточиваюсь. Не зря же всё время блужданий в Гиблом лесу медитировал! Магический шарик свето-шумовой гранаты уже размером с апельсин. Много нас, а он один. И летает уже быстро и довольно уверенно. И теряю я контроль, который концентрация, только в пасти этого ящера.
Взрыв! Жаль, не «Ф-1». Очень жаль. Но ящер забыл про спартанцев, трясёт головой, пятится. Налетаем с двух сторон. Мы и спартанцы.
Спартанцы – потому как зело мускулисты, не слишком одеты и очень брутальные. Как в том кино. И даже круче. Губернатор Калифорнии пьёт валидол. У ребят плечи сразу переходят в уши. А затылок – в спину. Руки толще, чем у меня талия, хотя у меня сильно не шестьдесят. Ширина плеч качков равна их полному росту. Сказал бы, что гориллы, но не шерстяные, ноги нормальных пропорций, длинные, как у нас. Только очень уж мускулистые.
Так вот, спартанцы со своими дубинами – с той стороны, мы с копьями – с этой. Киса прыгает и вцепляется в холку ящера, страстно обняв его за шею, оставляет кровавые царапины.
Ящер рычит, отмахивается лапами, бьёт хвостом. Копьё я засадил ему за лапу, так сказать, под мышку. Копьё вырвало из рук. Удар в щит, лечу кубарем. Запоздало срабатывает «ниппель». Где ж ты был, родной, секунду назад? М-да, с такой защитой только на драконов ходить. «Ниппель» обижается – пропадает. А передо мной безжизненной тушкой пролетает Киса. Гад! Змей-переросток!
Перед глазами проецирую иероглифы, сбрасываю расколотый щит, руками взмахнул, будто это помогает наполнить иероглифы силой. Руками же и направляю СШГ. Ящер увидел мой «заводной апельсин», перестал топтать и рвать спартанца, кинулся на меня, пасть разинул. Спасибо, родной! Весьма кстати ты гранатоприёмник распахнул. Как относишься к взрывам и вспышкам в глотке? Загоняю мяч СШГ прямо в услужливо разинутую пасть. Взрыв!
Прыгаю, перекатываюсь – ящер пролетает мимо. А ящер тупой, два раза удалось проделать один и тот же трюк!
Выдёргиваю топор из-за спины, себя не слышу, но чувствую – ору! Сам себя оглушил СШГ. От отчаяния получилась жуть как хороша. Набегаю, наношу удар топором упавшему ящеру в глазную впадину, закрытую веком. Голова его лежит на земле, но мне пришлось прыгнуть вверх, чтобы ударить сильнее – его глаз был на одном уровне с моими.
Удар бревном сзади, лапой или хвостом – не увидел, лечу через голову ящера. Шмякаюсь об изменённое дерево, с чавкающим звуком ломаю ствол своим телом, падаю, заливаемый то ли соком этого полужидкого дерева, то ли гноем его же. И… не могу встать. Ковыряюсь, ковыряюсь – путаясь в руках-ногах, частях дерева. Никак не определюсь, где верх, где низ. Ноги не слушаются, подгибаются. Как он меня приголубил! Я аж потерялся!
Слышу рёв схватки. Топора нет. Потерял. И палицу. Щита – тоже. Достаю ножи. Булатный из-за пояса, кинжал из ножен, хм, ножных.
В глазах проясняется муть и калейдоскоп. Ящер уже не бегает, не прыгает. Слепо мечется из стороны в сторону, пытаясь зацепить хоть кого-нибудь. Второй глаз ему тоже выбили.
Киса валяется в ауте, звездец котёнку. Пацаны прыгают. Спартанец – один. Домолачивает своей дубиной с привязанным булыжником заднюю стопу ящера. Вот и он получает хвостом и тоже летит. Но приземляется на ноги, вспахав слегка заснеженную почву, прихрамывающим бегом скачет к ящеру, орёт. Отчаянный и удивительно ловкий парень!
Подбегаю, размахиваюсь и всаживаю оба ножа в уже вскрытую Кисой шею, наваливаюсь всем весом, загоняя ножи на полную глубину, тяну вниз, распарывая плоть. Хлынула кровь. Но я опять лечу. Это ящер дёрнулся всем телом, отбрасывая меня. Падаю, кувыркаюсь. Рот и глаза забиты снегом и грязью, что щедро липнут к крови ящерицы и гною древесному.
Пока продирал глаза, дыхательные отверстия и ковылял, хромая всеми конечностями, ящер уже издыхал. Дёргал лапами, мордой, бил хвостом. Но встать не мог. Агония.
Культурист-спартанец, опёршись на свою дубину, тяжело дышал. Молот, стоя на четвереньках, тряс головой, Киса скулила. Жива! Только Пятый методично и даже немного меланхолично пинал острие своего гибкого копья, раз за разом всаживая ромбовидный наконечник в рану на брюхе ящера. С трёх метров. Выдёргивал за верёвку, раскручивал, ловко – ударом ноги – опять отправляя наконечник в полёт. Молодец!
Нахожу своё копьё. Хлам. Треснуло древко вдоль волокон по всей длине. Как веник. Не сломалось только потому, что оковано кольцами. Нахожу топор. Цел. Спешу к недобитку, сбежавшему со съёмок «Парка юрского периода». Бью в горло ящера. Тут шкура светлее, тоньше.
Вот и всё. Пора приводить себя порядок – в крови с ног до головы. И не понятно, своя или ящера. Подрались, называется. Если честно говорить, убились мы об эту ящерицу-переростка.
Глава 15
Пора собирать камни. Молот контужен, но очухается. Синяки, ушибы и прочие не смертельные последствия ударов ящера не считаются. У всех так. Благо, ящер не бродяга. При его массе, когтях и клыках у нас не было бы шансов. Даже если бы он был шустрым, как земные ящерицы, порвал бы. Но ящер был какой-то сонный, заторможенный.
Может, в честь зимы? Хотя зимы, нашей, русской, я так и не дождался. Всё качается маятником от плюс пяти до минус десяти градусов. Ну, по ощущениям. Ни разу не было серьёзного мороза, чтоб деревья лопались и болота промерзали. Вон, даже ящерицы гигантские бродят. Что это за зима, если рептилии продолжают пресмыкаться?
Или он такой тормозной всегда? Тогда не особо опасен. Пара гранатомётов и пулемёт – хана ящеру. В современных условиях – два-три мага.
Обдолбанный стероидами качок подошёл. Благодарит. Колоритный персонаж. Первое, что бросается в глаза – клыки и налитые кровью глаза, отчего даже радужка – вишнёвая. Голос грубый и гортанный. Представляется как Корк. Дешифратор переводит именно так. От слова «корка», что на хлебе, например, но мужского рода. Не кора дерева, не панцирь жука, а Корк. Ну, и мы представляемся, охая и стеная. Качок убегает – один из его соратников ещё жив.
Я осмотрел Молота, Пятого, который вообще легко отделался, благодаря своим малым габаритам и повышенной ловкости. А вот у зверя нашего проблемы. Подставилась под удар Киса – визуально видно, что одна лапа выскочила из сустава. Воет. Но рваные раны – поверхностные. Терпимо и поправимо.
Потому спешу к качкам. А они сдуваются на глазах. Гориллообразные тела – руки толщиной с мою немалую талию – усохли до диаметра моих бёдер. Широченные, бугристые спины и грудь стали вполне человеческими. Клыки, кстати, втянулись в рот, скрылись за губами. И цвет глаз изменился. С вишнёвого на обычный серо-зелёно-голубой.
А дела плохи. Сильно досталось парню. Кровью истекает из глубокой раны – ящер пронзил его гигантским шипом своего хвоста.
Дух мне советует печать лечения света. И я даже знаю, из каких иероглифов она состоит. Никогда ещё не делал, сомневаюсь. Дух настаивает. Утверждает, что я нахожусь в особом состоянии сознания, в боевом трансе, как его называл наш политрук.
Да, необычный был человек. Политику партии доводил очень кратко, но кулаками, потому очень доходчиво. А потом учил нас выживать. Вот от него я впервые и услышал описание подобных состояний. И научился себя чувствовать, научился воевать в состоянии боевого безумия – не теряя голову, не впадая в эйфорию и упоение боем. Странная судьба выпала политруку. Столько лет в лейтенантских званиях на самом передке, «за речкой» – ни почёта, ни наград, ни званий. А погиб глупо. Уже дома, на гражданке, когда вылетел из армии за пьянку. Бухали все, а вылетел он. Пьяный прогревал машину в закрытом гараже, да и уснул. Лёгкая смерть.
Рисую пальцами в воздухе линии печати, чтобы наверняка. Вливаю силу. Вижу, что сработало. Но не помогло. Рана затягивалась на глазах, но полуголый культурист начал орать так, что оторопь на меня напала. Парня корёжило, будто расплавленной стали в рану налили. Рана совсем затянулась, кровь остановилась. А мужик всё равно умер.
Опустошённо сидим с Корком на задницах. Скорбь в глазах здоровяка невиданной глубины. Надо бы его утешить, но любые слова – ветер. Для него. Сейчас. И для меня. Я прыгнул выше головы, освоил то, что было невозможно для меня – и порожняк! Всё впустую. Выложился полностью, а человека не спас. И на хрена, спрашивается, такая магия? Растудыть её в Мадрид!
Из ступора вывел жалобный, почти человеческий крик прирученной твари. Киса! Со стоном встаю. Ох, и досталось моим реликтовым костям сегодня! Сразу напомнили о себе все радикулиты и травмы, аж песок посыпался. Корк закрывает ладонью глаза брату – а то, что это братья, видно стало, как только оба сдулись до габаритов мастера спорта международного класса по спортивной гимнастике. Ну, того, что брусья-кольца. Не обезображенные стероидами и штангами.
Идём к нашей твари, что шипит на Молота и Пятого. Корк ложится на этого изменённого тигра, бесстрашный парень, что-то ей шипит в ухо. Молот и Пятый помогают. Да, верно говорят врачи, что хорошо зафиксированный пациент в наркозе не нуждается. Вправляю сустав.
Не впервой. Я оказание первой доврачебной медпомощи проходил не теоретически, а практически. В боях, в грязи и крови.
Киса раскидывает всех, кто её держал. Но стоит, кажется, что удивлённо. Осторожно наступает на лапу. Опять кричит от боли. Корк с ней говорит. На незнакомом языке. Даже дешифратор бессилен.
Киса опять ложится и даёт себя зафиксировать. Рисую печать, опять пальцами. Но силы нет. Тянусь к накопителю. А политрук был прав, состояние изменённого сознания – штука интересная. В первый раз, когда я забрал силу из светильника, ничего не понял. И потом – сливая силу в накопители – ничего не замечал. Делал, а что делал, рисуя в воздухе микросхемы силовые, не понимал. А сейчас увидел, почувствовал, как это происходит. Понял теоретическую основу. Увидел. Похоже на то, как электрический ток из батарейки протёк через меня, через мой аккумулятор, и запитал электрическую схему печати лечения.