Северная Башня — страница 53 из 55

Сталь рубиновая – магически проводимая. Вязкая. Не ржавеет вообще. Сразу покрывает сама себя какой-то тончайшей микроплёнкой, невидимой глазу, только маг земли её и ощутил. Плёнкой, которую Камень назвал алмазной. Потому и сплавляли с обычной сталью, когда лили не в слитки, а заготовки под конкретные вещи. Так больше в объёме получается, да и надёжнее, что ли? Обычной стали с бродяг собрали – мама не горюй! Готовые изделия получались тоже нержавеющие. Так маг земли сказал. Проверять его слова будем позже – жизнью.

Имея двух магов, работать металлургом – кайф! Никаких тебе вредных примесей в расплаве, никаких газовых полостей в отливках, никакого внутреннего напряжения отливок, трещин, расслоения, неправильных усадок расплава – маг земли силой своей стихии полностью контролировал весь процесс. А это вообще-то нетривиальная задача – отливка брони по формам тела. Не танковую броню льём. Тут толщина – мизер. При приличных площадях.

Обычно броню доспеха изготовляют кузнецы, молотами придают нужную форму прокатному листу стали. Но имея двух магов, решили попробовать. Идею подкинул зверолюд, которого маги считали тупым человекоподобным говорящим животным. И этим он их уел.

Корк-Атос, разливая сталь по формам слитков, попросил отлить ему щит из этой стали. Загорелись идеей, отлили. Толщиной как гаражные ворота. Ни один человек не возьмёт такой щит в бой – рука отсохнет его просто нести, не то что махать, защищаясь. Блин, как броня какого-нибудь бронетранспортёра! Но Атос-Корк просил именно такую.

Дальше – больше. Шлем. Коль уж получилось отлить щит, может получиться отлить заострённую полусферу шлема? С личиной оскаленного медведя. Получилось. Потом – нагрудник. Потом – поножи и наручи. Потом – наплечники. И всё это по размерам зверолюда в его боевой форме – когда раздувается до размеров Халка. Нет, рост не меняется, а вот толщина мышечного каркаса и их состав – ещё как! Чтобы Корк не худел, пришлось его злить. Я пробовал его бить – не помогает. Даже обидные пощёчины. Смотрит только глазами побитой собаки. Тогда маги стихий и Дол стали стендапить про его расовую принадлежность и обсмеивать все расовые штампы зверолюдов – их тупость, толстокожесть, возможность спариваться с домашними животными. И с не домашними. Это помогало. Раздувало от злости Корка до предела. Когда сняли мерки, извинились. Потом опять довели его до белого каления – примерили, извинились. Надо отдать должное выдержке Корка. Злился, впадал в ярость, но не в безумие, не кидался в драку. Могу только представить, как ему хотелось запихать шутников в домны и отлить из них же слитки.

Позавидовали дружно доспеху Корка, захотелось и себе такой же. Но полусантиметровую броню на себе таскать никакой хребет не выдержит, это надо родиться зверолюдом. Попробовали более тонкие отливки. А это очень и очень непросто – пролить фигурную заготовку нагрудника, например, с его поперечным сечением и анатомической, пусть и упрощённой формой. Да ещё и толщина разная – от центра нагрудника к краям. Камень – молодец! Без его таланта и трудолюбия бросили бы всё. И закончили бы все работы за два дня. Теперь Камень себя смело может называть мастером-артефактором. Такие доспехи – уже артефакты. Шедевры неповторимые!

Девять дней мы работали в этом подземном металлургическом комбинате. Пока уголь не закончился. С переливкой слитков справились в первый же день, остальное время изображали из себя Магнитогорский металлургический комбинат и Танкоград. Потом связали заготовки в багаж – использовать сразу не представлялось возможным, доспех – это не просто фигурно-изогнутая пластина стали. Это сложная конструкция. Вот до конечного товарного вида и будем доводить. Позже. В подходящих мастерских, где есть нужный инструмент и материалы – ремни, подбой, клёпки и всё такое. Тупо не держатся доспехи на нас. Даже щит Корка – просто лист стали, нечем держать в руке. Ну, ступили мы, не догадались рукоятку литую предусмотреть. Верёвочная конструкция, что мы соорудили, смех сквозь слёзы. Будто стальной щит засунули в авоську.

Авоська. Блин, ностальгия. Я – помню.

Инструмент мы тоже отлили. Из той же стали – на две трети рубиновой. Лёгкие, прочные, нержавеющие. Те же заготовки под пассатижи, мой давешний бзик. Но в том-то и дело, что заготовки. Их ещё обработать надо. Занялись этим, когда поняли, что уголь – тю-тю. На остатках топлива и сплава делали инструмент. Поздно вспомнили. Слишком поздно. Как говорил классик строительства социализма в отдельно взятой стране, делать надо не производные, а производить средства производства. То есть не рыбу, а удочки. Вот! Только вспомнил я великого, когда уже средства производства иссякли. И наступил топливно-энергетический кризис. Одним словом, не стало угля.

Глава 19

После схватки с кукловодом, на эйфории от богатой, почти бесценной добычи казалось – нам море по колено. Сам же себя и отдёрнул, когда выстроили навьюченных коней в походную колонну.

Напомнил Долу про треугольники на слитках. Дол кивнул, исподлобья осмотрел лес, повернул стопы свои на север.

– Круг сделаем, – говорит, – ты не против?

– Нет. Нам чем севернее, тем приятнее. Люблю мороз.

– Недолго осталось. Смотри, капель начинается.

– И это – всё? Вся зима?

– А ты какую зиму хотел?

– Ну, я привык, чтобы снега – по крышу, чтобы мороз – аж деревья лопаются, чтобы метель выла и с ног сбивала.

Смотрят на меня, как на душевнобольного. Вздыхаю. А может, так и есть? Ведь мы любим такие, смертельные для всего живого, условия нашей Сибири. Любим. При морозе в минус двадцать пять в прорубь ныряем. Как будто мало нам! Если со стороны смотреть, больные. Склонные к суициду, мазохизму пофигисты. Может, так оно и есть?

– Это где же такие зимы? – удивляются мои спутники.

– Дома. Там. На севере. Где мороз. Где…

Потолок ледяной, дверь скрипучая,

За шершавой стеной – тьма колючая.

Как пойдёшь за порог – всюду иней,

А из окон парок – синий-синий!

Под приподнятое настроение, песни и беседы дорога всегда короче. Изменчивость восприятия. Хоть и своими ногами шлёпали по грязи, но шли быстро. Груз везли кони, мы – рядом, налегке. Нам, моей команде, были выделены три коняшки, что похуже. Но я же помню, что дарёному коню под хвост не заглядывают, загрузили багаж – освободили плечи – огромная благодарность! Коней вели я, Молот и Пятый – кони одинаково боялись и Кису, и Корка. Меня тоже, но не так, как Корка, которого они считали диким хищником. Меня – просто большим и опасным дядькой с прибабахами в голове.

Корк свой медвежий шлем не снимал, даже без ременной сбруи и подшлемника, щит тоже тащил на спине, стянутый верёвками, как букварь в авоське. Как ребёнок и новая игрушка. Если бы смог надеть нагрудник и остальной доспех, шёл бы в них. Но там ещё дорабатывать надо. Сейчас это просто куски жести.

Не заметили за чередой баек и забавных историй из жизни путников, как летели дни и километры. Не заметили, как мрачная чащоба скверного леса, с его хвощами-гигантами и хищными кустами, сменилась более-менее привычными зарослями деревьев и кустов. Бродяг мы разделывали как семечки, хищные твари держались подальше, не рискуя переходить дорогу такому сильному отряду.

И вот Гиблый лес сменился выжженной полосой, потом – явно рукотворными посадками быстрорастущей хвойной поросли, похожей на нашу сосну. Может, она и есть. Пахнет только не так. Запах отличается так же сильно, как сосны от кедра.

– Вот и прошли Гиблый лес, – говорит Дол, – заночуем у чёрных братьев.

Я спрашиваю, Дол рассказывает. Чёрное братство – орден Церкви Триединого. Один из орденов. Монахи носят чёрное, потому что прошли через ритуал изменения «я». Видимо, прошли через промывку мозгов и коррекцию личности.

Ритуал сомнительный, соблазнительный. Жестоко пресекается Церковью вне чёрных оплотов. И должен проводиться только добровольно со стороны жертвы. Даже преступникам даётся выбор – стирание личности и новая жизнь или палач. Дол говорит, что много и прочих добровольцев желают забыть всё и начать с нового листа.

Как же, с нового листа! Камень и один из охотников-воинов вносят замечания в рассказ, и я узнаю, что чёрное братство – билет в один конец. Прошедший процедуру коррекции личности принимает обет безбрачия и навсегда остаётся в Чёрной обители. Ну, у нас есть такая же хрень, но без ритуала. Один из видов монахов на Земле так же живут. Как это называется и деталей, не знаю. Всё же я атеист и вопросами религии не интересовался специально. Что прилипло само, то и знаю.

Чёрные оплоты возводят как раз в Порубежье. Чёрное братство отвоёвывает у скверны мир для людей, отчищая скверные земли. Вот эта обитель отвоёвывает землю у Гиблого леса. То есть занимаются тем же, что и жители Медвила. Дол сетует, что слишком мало сильных магов разума, способных проводить ритуал. Вокруг такого мага и строится обитель, маг – настоятель этого монастыря.

Мало? Не заметил. Или мне так везло? Тот старик, которого чуть не убил архилич, Чес – вообще какой-то был повелитель разума, ещё один маг разума на службе Медной Горы – разве мало? Я пока стихийников реже встречаю, чем разумников.

А вот и чёрные братья. Целая бригада лесорубов в чёрных одеждах валит лес. Их охраняют воины в таких же чёрных одеждах. У них даже топоры алебард – воронёные, не то что щиты. Ничего у нас не спрашивают. Смотрят на нас пустыми, тупыми, какими-то бараньими глазами.

С ужасом понимаю – зомби! Вот тебе и коррекция личности – простое стирание! А разумник-настоятель – мозгостиратель.

Натыкаемся на земляной вал. Высота – с трёхэтажку. Длина – метров сто. Проём. И ещё вал. А за проёмом – ещё вал. Через двадцать шагов. Разрывы – в шахматном порядке. На вершинах валов, у разрывов – чёрные, смолёные дозорные башни с треугольником на вершине. Только на святилищах Триединого треугольник равносторонний, а этот – равнобедренный, устремлённый вверх, как наконечник стрелы.