нунджу). Большинство домохозяек умеют делать спиртное в домашних условиях, а те, у кого это получается лучше остальных, становятся местными знаменитостями. У них появляется возможность капитализировать свой талант, превратив изготовление спиртных напитков в небольшой бизнес. По словам одного из перебежчиков, процитированного новостным интернет-порталом (другие источники подтвердили эту информацию), торговля нонтэги собственного изготовления приносит вдвое против потраченного на зерно[72]. Остатки зерновой основы после получения алкоголя можно даже есть (о вкусе, разумеется, умолчим). Но похмелье после такого напитка считается исключительно невероятно мерзким.
Несмотря на то что производство нонтэги запрещено законом, все попытки его остановить были заведомо обречены на провал — и остаются таковыми. Те, кто должен искоренить эту порочную практику, сами не прочь время от времени хлебнуть этого пойла — как и любой житель Северной Кореи. Согласно рассказу одного перебежчика, примерно 80–90 % мужчин в КНДР выпивают каждый день. Есть даже популярная песня: «Воль, хва, су, мок, кым, тхо, иль — панджу», что переводится как «пьем в понедельник, вторник, в среду, четверг и пятницу, в субботу и воскресенье». Мужчины в Северной Корее пьют больше, чем их южные родственники, печально известные своей склонностью к пьянке. Женщины на Севере выпивают гораздо меньше, чем женщины на Юге, но и это начинает меняться. Поскольку трудящиеся женщины в КНДР постепенно становятся основными кормилицами семьи, они получают все больше свободы — и подвергаются все большему стрессу, который надо снимать вечером.
На другом краю света — в Пхеньяне, где бурно формируется новая капиталистическая элита (и растет благосостояние элиты традиционной), новые бары и рестораны появляются как грибы после дождя[73]. Есть несколько баров с собственными пивоварнями, предлагающие собственные лагеры и эли. Многие зажиточные горожане проводят в пивных все вечера напролет после работы — как и рабочие в Сеуле. Импортный алкоголь и, конечно, более дешевое соджу также пользуются большой популярностью в ресторанах, многие из которых работают круглосуточно, предлагая гостям и музыкальное сопровождение. Особенно ценится виски — и не только как напиток, но и как жидкая валюта: бутылка хорошего виски может заставить полицейского в нужный момент закрыть глаза на какое-то правонарушение, профессора — поставить высокую оценку; она же обеспечит иностранному туристу особо теплый прием.
Еще одним вариантом ночных развлечений для отягощенного лишними деньгами горожанина является пходжан мачха — передвижная распивочная. Эти оранжевые импровизированные придорожные забегаловки в Южной Корее на каждом шагу. В Северной Корее (по крайней мере в Пхеньяне) они также попадались примерно до конца 80‑х годов ХХ века. В конце концов власти запретили их, но сегодня они с триумфом вернулись.
В отличие от Южной Кореи в Северной принято устраивать вечеринки дома. Представители всех слоев общества без исключения любят собираться у кого-либо и устраивать совместную трапезу (продукты приносят все), отмечая, например, дни рождения или иные поводы. В стране, где общественное поведение находится под достаточно жестким контролем, домашние посиделки — естественный способ расслабиться и выйти из-под этого контроля. Те, кому довелось попасть на такое мероприятие, могут засвидетельствовать, что количество выпивки там заставило бы южных корейцев захлебнуться от зависти. Одна перебежчица призналась, что в Сеуле ей никогда не бывало так весело, как на подобных посиделках в ее родном городе. Она и ее подруги танцевали под южнокорейские и западные хиты (см. ниже), заливаясь нонтэги. Они подсоединяли USB/DVD/MP3‑проигрыватель к большим колонкам и запускали музыку с USB-накопителей.
Студенты пхеньянских вузов живут с родителями — как и их одногодки в Сеуле. Из-за этого им трудно устраивать подобные вечеринки дома — зато к их услугам заброшенные пустующие дома, которых в городе предостаточно. Некоторые особенно страждущие парочки укрываются в таких домах, чтобы заняться сексом. Вопреки расхожему мнению, некоторые студенты даже радуются, когда их отправляют на обязательные сельские работы из города. Родителей, конечно, бесит, когда их отпрысков забирают из аудиторий на подсобные работы в каком-то медвежьем углу, но сами студенты используют эти поездки для того, чтобы устраивать ежевечерние (переходящие в ночные) увеселения и встречаться с представителями противоположного пола.
Еще более оживляют такие вечеринки песни под гитару или иной инструмент, которым владеет кто-то из участников. Как и везде, тому, кто умеет играть на гитаре и петь, обеспечено повышенное внимание — в том числе и со стороны женщин. Соджу помогает поддерживать нужный градус развлечения, и даже перебои (почти неизбежные) с подачей электричества не могут прервать посиделки, которые продолжаются при свечах.
Караоке-машины (на Юге заведения для караоке называют норэбан, на Севере — Хвамён панджу ымак), оснащенные архивом песен для пения под фонограмму, попадаются и в домах хорошо обеспеченных людей. Такая аппаратура — обычное дело в Южной Корее, но большинство сеульцев, пожалуй, были бы сильно удивлены, узнав, что некоторые пхеньянцы держат их дома[74]. Желающий выступить набирает номер, соответствующий выбранной им композиции, и динамики начинают транслировать нужную фонограмму. На экране появляются строки из песни, подсказывающие поющему слова; он пытается попасть в тон, а его друзья танцуют или хлопают в такт. Если караоке-машина оборудована только одним микрофоном, желающие подпеть солисту сооружают импровизированные микрофоны — вставляют в горлышко бутылки ложку и поют в чашечку-черпало.
В наши дни иностранная музыка все чаще проникает в Северную Корею благодаря прежде всего MP3‑плеерам. Дешевые плееры завозят из Китая (так же как и MP3‑файлы) — на чанмаданах их можно купить примерно за 8 долларов. Конечно, беднякам и такое не по карману, но те, кто, так или иначе, занимается торговлей или каким-либо иным образом адаптировались к новой капиталистической реальности Северной Кореи, вполне могут их себе позволить. Родители покупают такие плееры подросткам в образовательных целях — но молодое поколение с гораздо бóльшим энтузиазмом забивает архивы плееров южнокорейской поп-музыкой, чем какими-то учебными программами.
Северокорейский поп существует, но вот «крутым» или «клевым» его назвать никак нельзя. Конечно, есть множество песен о любви, но лексикон этих песен практически стерилен. Есть и другие песни — но ни один нормальный подросток ни за что не станет их слушать: они восхваляют правящую семью, воспевают упорный труд, захлебываются в ностальгии по родным городкам и матерям[75]. Иногда люди даже вышучивают такие песни; один из наших источников рассказывал, как пхеньянские студенты дурачились, распевая в шутовской манере старую пропагандистскую песню «Нагаджа, нагаджа» («Вперед-вперед!» в несколько вольном переводе) всякий раз, когда они выходили из комнаты.
Южнокорейские поп-звезды поют о любви, сексе, ссорах и разрывах — обо всем том, что так интересно подросткам, переживающим гормональный взрыв. Стоит еще раз отметить, что северяне — не роботы, и именно поэтому местная поп-музыка особо и не приживается на MP3‑плеерах северокорейской молодежи. Их не останавливает то, что южнокорейская музыка запрещена законом и обладание ей — повод для наказания. Так же как в случае с телепрограммами и фильмами, те, чьих детей застукают за прослушиванием южнокорейской музыки, должны быть готовы откупиться. Иначе им грозит потеря работы — или еще что похуже. Но это не останавливает никого.
Сказанное не означает, что северокорейскую поп-музыку не слушает никто. Многие северокорейские песни исполняются с характерным «битом» ппонччак, сложившимся под влиянием японского жанра популярных песен энка в колониальный период. Песни в этом стиле популярны у возрастных корейцев по обе стороны ДМЗ, причем на Севере на него оказала влияние еще и советская музыка — звук таких песен чуть более «оперный», романтический, хотя как на Юге, так и на Севере их записывают через MIDI-секвенсоры, задающие ритм. Одному из авторов удалось раздобыть у северокорейского водителя автобуса USB-накопитель с примерно двумя сотнями таких песен. Многие из них переполнены бесконечными отсылками к Чангун-ниму («Великому полководцу»), известному также под именем Ким Чен Ир[76]. Но если не обращать внимания на слова, легко можно представить многие такие песни, изливающиеся из открытого окна южнокорейского такси, за рулем которого устроился пожилой водитель.
В Северной Корее существует несколько широко известных музыкальных коллективов. Все они созданы правительством и являются в буквальном смысле национальными институтами. Среди наиболее популярных были Ансамбль электронной музыки «Почхонбо» и Оркестр легкой музыки «Ванджэсан». Оба были созданы в 1980‑х и названы в честь сражений, в которых в свое время принимал участие Ким Ир Сен. Есть еще Оркестр «Ынхасу», в котором некогда пела жена Ким Чен Ына, Ли (Ри) Соль Джу.
Согласно статье, опубликованной в южнокорейской газете Чосон Ильбо, участники этих групп были расстреляны в 2012 году. Тогда утверждалось, что певица Хён Сон Воль[77] (участница Ансамбля электронной музыки «Почхонбо») была когда-то подружкой Ким Чен Ына, возобновившего с ней отношения после смерти Ким Чен Ира (в декабре 2011 года), который не одобрял их союз. Однако госпожа Ли не потерпела рядом с собой очевидной соперницы, поэтому госпоже Хён пришлось уйти (точнее, от нее пришлось безжалостно избавиться). Компанию ей составили ее коллеги-музыканты, обвиненные в изготовлении порнографии (обвинения были, конечно, сфабрикованы). Говорили даже, что в изготовление порнографии была вовлечена сама Ли Соль Джу, а казни были призваны это скрыть и похоронить тему навсегда.