Торговцы в Чхонджине часто получают 100‑килограммовые посылки с одеждой — они доставляются на судах из Японии. Властям это не по нраву — но не настолько, чтобы местные чиновники в Чхонджине не закрывали на это глаза за соответствующую мзду. Содержимое этих посылок остается неизвестным до тех пор, пока их не вскроют, — и для пущей безопасности все ярлыки и прочие отметки о стране происхождения с одежды спороты. И хотя все эти разношерстные пиджаки, джинсы, юбки и другие шмотки — всего лишь обноски, от которых отказались японские потребители, они все еще гораздо качественней и более стильные, чем все то, что делают в Северной Корее (да и в Китае, если уж на то пошло).
Так что девушек из Чхонджина не сильно впечатляет даже стиль Ли Соль Джу. Одна молодая перебежчица из этого города заявила, что в костюме Первой леди в красно-черную клетку не было «ничего особенного», хотя оценила знаменитое зеленое платье, в котором госпожа Ли как-то раз появилась на публике вместе с Ким Чен Ыном. Прическу Ли Соль Джу молодая перебежчица назвала «чом чхонсыропта» (в несколько вольном переводе — несколько старомодной, неказистой) и добавила, что та никогда не носит того, чего не могла бы себе позволить любая другая женщина в Северной Корее. В то же время некоторые пхеньянские источники называют Ли Соль Джу разрушительницей правил — такая разница восприятия прекрасно иллюстрирует разницу между двумя городами.
В КНДР есть ткань собственной разработки — она называется виналон, — которую государственная пропаганда часто упоминает в качестве примера северокорейских инноваций. К сожалению, виналон некомфортен, не говоря уж о том, что для молодежи он совсем «не клевый». Молодым северокорейцам практически все, что производится в Северной Корее, представляется малопривлекательным. И хотя Япония наравне с США считается главным врагом Северной Кореи, товары из Японии пользуются огромным спросом. Когда 100‑килограммовые посылки открывают, на их содержимое сразу находится много охотников — люди хотят оставить приглянувшиеся вещи себе и прихватить еще что-то для друзей. Хотя одежда из Японии расходится из Чхонджина по всей территории Северной Кореи, местные жители снимают все сливки.
Что сегодня носят в Чхонджине? Те, кто интересуется новинками северокорейской моды, знают, что Чхонджин был первым городом в КНДР, где стали популярны джинсы в обтяжку. Одна из перебежчиц, покинувшая страну в 2010 году, рассказала, что в то время и джинсы, и любая другая одежда, подчеркивающая и выделяющая формы тела, были запрещены, но и она, и другие северокорейцы носили узкие джинсы клёш, чтобы «ноги выглядели стройнее и длиннее, чтобы ими можно было похвастать»[152]. Такая рисовка для девушек, похоже, становится новым, раскрепощающим опытом.
Но даже в Чхонджине синие джинсы находятся за пределами дозволенного. Молодежь смотрит иностранные фильмы и видит своих любимых актеров и актрис в таких джинсах, но они все еще «выглядят слишком по-иностранному», поэтому патрули активистов ККСМ все еще бросаются на них, как быки на красную тряпку. Поэтому люди предпочитают менее «подозрительные» черные джинсы, расклешенные или прямые. Для того чтобы носить черные джинсы в Северной Корее, надо надевать еще и длинный плащ, чтобы полицейскому или дружиннику было труднее заметить «политически неблагонадежную» одежду. Разумным выбором также будет выходить в таких джинсах вечером, хотя есть и такие сорвиголовы, которые решаются появляться в них и при свете дня. Под покровом темноты появляются и другие модные вещи. В Чхонджине и других городах вечерами все чаще можно заметить девушек, спешащих на свидание в коротких юбках поверх черных чулок.
Малая Арнаутская северокорейского масштаба
Не вся модная одежда в Северной Корее импортная. Довольно много вещей шьют здесь же местные портные и сапожники, реагирующие на запросы рынка. Подавляющее большинство их поделок очень дешевы, но немногие настоящие мастера своего дела вполне способны создать, например, практически идентичные оригиналам копии знаменитых тренчкотов от Burberry. Представители новой финансовой элиты готовы выложить 300 долларов за один такой плащ.
Южные корейцы поговаривают, что, хотя в Китае производится больше всего в мире дизайнерского фальсификата, никто не способен превзойти корейских имитаторов в качестве подделок. Те же китайские туристы в сеульском торговом районе Мёндон в промышленных количествах закупаются сумочками от Louis Vuitton, поясами от Gucci и другими поддельными брендовыми шмотками южнокорейского пошива. Северная Корея в этом плане ничем от Южной принципиально не отличается: сообщают, что китайские торговцы поражаются высокому качеству северокорейских подделок известных брендов, произведенных в районе Кансун города Нампхо, расположенного в дельте реки Тэдонган, ниже Пхеньяна по течению.
Кансун — столица северокорейской индустрии подделок. Там выпускают десятидолларовые классические мужские сорочки, скопированные с моделей мировых брендов, и брюки, которые могут обойтись покупателю на несколько долларов дороже. Местные портные получают образцы продукции из Китая и Японии и разрабатывают свои технологии копирования их. Одежда местного пошива популярна у молодых и богатых, в том числе и студентов таких элитных заведений, как Университет Ким Ир Сена, например.
Некоторые кансунские портные, похоже, специализируются на копировании нарядов, которые носит Ли Соль Джу, — они очень востребованы среди обеспеченных жительниц Пхеньяна. Но в целом производство в Кансуне отражает интернациональный дух эпохи халлю: из ткани китайского производства шьются копии дизайнерских костюмов, популярных у южнокорейских знаменитостей; есть даже копии моделей нижнего белья, мелькавших в южнокорейских или американских фильмах. Если какой-то южнокорейский фильм или сериал становится хитом в Северной Корее (благодаря USB и DVD), портные тут же изыскивают способ пошить одежду «по лекалам» звезд этого хита. Тот, кто успевает сделать это первым, может неплохо заработать.
Представление о том, что северные корейцы считают южных клевыми и крутыми, достойными того, чтобы копировать их внешний вид и стиль, может показаться странным в рамках общепринятого взгляда на КНДР и ее народ. Но благодаря знакомству с южнокорейским телевидением с помощью USB-накопителей и DVD-дисков в глазах северян южане сейчас стали выглядеть высокими, внешне привлекательными людьми, чей образ жизни значительно притягательнее северокорейского. Некоторые считают, что Северная Корея никогда не отважится на экономические реформы, поскольку любая открытость позволит северокорейцам «обнаружить», что к югу от ДМЗ жизнь гораздо лучше, чем к северу. Но правда в том, что в Северной Корее уже знают это. Это знание не вызывает желания свергнуть режим — такая идея пока не может даже прийти в голову большинству северокорейцев — но они желают, чтобы режим проводил экономические преобразования, чтобы страна становилась более открытой, чтобы люди стали жить лучше.
Косметика и индустрия красоты
Северокорейцы любят говорить, что на чанмадане можно купить что угодно, кроме кошачьих рогов. Эта фраза, звучащая на наш слух несколько экстравагантно, восходит к старой корейской шутке и означает лишь, что того, что нельзя купить на чанмадане, в природе не существует. Как уже говорилось, на рынках можно купить кока-колу в банках, DVD с южнокорейскими и американскими фильмами, домашний алкоголь и тому подобное. Огромной популярностью пользуется и женская косметика. Для состоятельных пхеньянских дам косметический шопинг предполагает тени для век, тушь для ресниц и бровей и все остальное, чем современная женщина считает необходимым себя украсить. Для кореянок среднего достатка самым важным косметическим продуктом будет ВВ‑крем (крем для комплексного ухода за кожей. — Прим. пер.).
ВВ‑крем (изначально — «крем от прыщей») изобрели в Германии, но мировую известность ему обеспечила Южная Корея. Женщины в Южной Корее начали пользоваться им в 1980‑х для того, чтобы скрыть изъяны кожи и придать ей мягкость и однородность. С тех пор этот крем стал популярен во всем мире как некий «чудодейственный» продукт, который способен произвести такой же эффект, как полноценный макияж, но при этом стоит гораздо дешевле и требует гораздо меньше усилий. Для горожанок Северной Кореи, занятых тяжелым трудом, но способных все же выделить небольшое количество денег на то, чтобы красиво выглядеть, этот крем стал даром небесным. Он вытесняет сильно уступающие ему по качеству кустарные домашние отвары из масла для волос и пудры, ранее бывшие излюбленным косметическим средством северокорейских женщин.
Как и большинство товаров на чанмаданах, ВВ‑кремы импортируются из Китая. Некоторые их виды и производятся там, но самые популярные делают в Южной Корее. Они пользуются бешеным спросом, несмотря на свою относительную дороговизну. ВВ‑крем сегодня стал стандартным предметом домашнего обихода в Пхеньяне — и постепенно входит в быт и в остальных городах страны. На селе, правда, им пользуются гораздо реже, что вполне объяснимо. Жизнь обычной селянки и сегодня вертится вокруг работ в поле и приготовления еды для семьи — так же, впрочем, как и в других бедных странах по всему миру.
Помимо ВВ‑кремов Южная Корея славится еще одной, довольно экстремальной формой косметического ухода — пластической хирургией. Высокое качество и доступность услуг привлекают к этой южнокорейской отрасли, бурно развивающейся в XXI веке, как местных, так и иностранных клиентов. Женщины из Китая, Японии и еще более дальних стран приезжают в Сеул толпами для того, чтобы пройти болезненные процедуры по изменению формы подбородка, увеличить грудь, сделать липосакцию, блефаропластику (изменение разреза глаз) или инъекцию ботокса. Пластическая хирургия — совершенно обыденная вещь среди южнокорейских девушек. Спрос на нее подстегивается не столько тщеславием, сколько конкуренцией. Южнокорейское общество сегодня, пожалуй, наиболее конкурентное в мире — люди «меряются» успехами в учебе и научными достижениями, местами работы, символами статуса и внешностью гораздо активнее и чаще, чем может это себе представить обычный человек на Западе. Южнокорейский дух соперничества очень удивляет перебежчиков с Севера, когда они оказываются на Юге. Надо заметить, однако, что увлечение пластической хирургией распространяется и на Север, постепенно перерастая в настоящую манию.