Митинг в Пхеньяне
Но стать отличником – это еще не все. Как призывал Ким Чен Ир, студенты в свои 20–30 лет должны стремиться стать докторами и кандидатами наук. Естественно, делегаты слета полностью поддержали эту идею, обязуясь что есть силы двигать вперед национальную науку. Студенты технических вузов, к примеру, должны будут за время учебы засвидетельствовать хотя бы одно изобретение или рационализаторское предложение. Только за несколько лет, как тогда сообщалось, по всей стране 1400 студентов получили ученые степени кандидатов технических наук.
«Так, свою преданность партии и вождю студенты должны проявлять через хорошую учебу, ведь для них счастье – это как раз своими способностями доставлять радость великому вождю и дорогому товарищу руководителю», – подчеркивал на слете отличников Цой Рен Хэ. И студенты поклялись следовать за лидерами своей страны. «Дело наше верное, будущее у нас светлое!» – провозгласили они и разъехались.
Внешний вид и этикет
Вообще корейцам присуще достаточно одинаково выглядеть, особо не выделяться. Но опрятность внешнего вида, видимо, стала проблемой, в связи с чем журнал «Тэхаксэн» («Студент») в № 7, 1988 года опубликовал статью «Студент и прическа».
«Вообще, если не ухаживать часто за своей прической, волосы становятся отталкивающими на вид и запутанными. Особенно это относится к девушкам-студенткам. По прическам можно оценить характер и уровень культуры студента», – писал журнал.
Отдельно была напечатана статья «Одежда студента», из которой я выписал для себя такую цитату:
«Одежда человека отражает его культурный уровень. Человек, который рисует картины, не соответствующие духу времени, и ходит в нижнем белье, не может жить и учиться по-революционному в соответствии с требованиями эпохи. Студенты и молодежь должны выступать против старых привычек в одежде».
Проявлением этих привычек названы неряшливый вид и манера одеваться.
«Кроме этого нужно следить за одеждой в соответствии с временами года. Летом хорошо одевать легкую, прочную и удобную одежду. Рубашка с аккуратно закатанными рукавами, пояс застегнут на брюках. Юношам рубашку лучше заправить в брюки, а женщинам блузки заправить в юбки», – писал журнал «Тэхаксэн».
Тогда мужчины носили брюки, иногда считался модой клеш, встречались джинсы.
После фестиваля студентов в начале 90-х в КНДР стали пропагандировать шорты для мужчин, хотя ранее человека в шортах выглядел в глазах северных корейцев весьма странно. Те, кто помоложе, усмехались, а пожилые бросали молнии осуждающих взглядов. Да и на улицах, например, Пхеньяна в шортах можно было увидеть разве что какого-нибудь иностранца.
В то же время корейцы привыкли закатывать в жару до самых колен особенно «модные» по местным меркам расклешенные брюки.
Ситуация изменилась в 1990 году, когда в Комитете легкой промышленности КНДР населению стали рекомендовать в качестве летнего выходного костюма сорочку с короткими рукавами и шорты.
Самая популярная в столице КНДР газета «Пхеньян синмун» по этому поводу публиковала рисунки восьми различных моделей мужских шорт, которые рекомендовали законодатели мод из Комитета легкой промышленности для мужчин разных возрастов.
Давались и необходимые разъяснения относительно того, какой должна быть расцветка, форма или расположение карманов. Поскольку в продажу новинка не поступала, те, кто желал приобщиться к моде, могли заказать шорты в многочисленных ателье.
«Рис – это и есть коммунизм»
Пхеньянское садоводческое хозяйство, раскинувшееся в нескольких километрах от столицы Северной Кореи на площади в тысячу гектаров, считали образцовым в республике, гордостью города. В тех местах оно было крупнейшим и самым преуспевающим по сравнению с остальными госхозами. Туда привозили на экскурсии высоких иностранных гостей, о хозяйстве на различных языках были изданы рекламные проспекты.
Государственное хозяйство вообще в понимании теоретиков КНДР – форма прогрессивного хозяйствования, поскольку вся собственность там общенародная. А именно тогда, когда все остальные виды собственности, в том числе кооперативная, отомрут, то, как утверждали пхеньянские идеологи, наступила бы «полная победа социализма» в стране. Вот поэтому именно преуспевающий госхоз и был признан эталоном будущего корейского агропрома.
Но и еще одна особенность была у этого хозяйства, определившая в значительной степени его успех. Оно было создано по личному указанию и под наблюдением самого Ким Ир Сена в 1952 году, когда в Корее шла война.
– Товарищ Ким Ир Сен, – рассказывал мне в августе 1989 года директор госхоза Ли Чхольнам, – считал необходимым после войны накормить бойцов-победителей свежими фруктами. И уже после окончания военных действий великий вождь пять раз лично бывал здесь и давал указания, распоряжаясь о направлении сюда достаточного количества удобрений и техники.
В таком руководстве директор и видел главный залог успеха пхеньянского садоводческого хозяйства. В год там выращивали до 15 тысяч тонн яблок, груш и слив, абрикосов и персиков. Я спросил тогда: «А что делать тем хозяйствам, которые не имели счастья испытать на себе руководство на месте великого вождя?» Директор смущенно помялся и сказал оправдательно, что Ким Ир Сен вообще-то руководил и другими госхозами, несмотря на свою занятость.
Сельский пейзаж
Примечательно, что в условиях хозрасчета, действовавшего в хозяйстве, по словам директора, ежегодно государство вкладывало в него до 4 миллионов вон – по здешним меркам сумма была немалая. Средняя заработная плата в госхозе была 150 вон в месяц, а у директора – 400 вон. В госхозе имелся сельский магазин с кое-какими хозяйственными товарами, детсад и медсанчасть.
Очень хотелось посмотреть, как живут садоводы, но директор Ли сказал, что все на работе – подбирали опавшие фрукты, идущие на производство водки, поэтому дома, мол, никого не застать.
– Приезжайте в другой раз и тогда посмотрите, – посоветовал он.
С куда большей охотой директор показал мне музей своего хозяйства, в котором подробнейшим образом в нескольких залах рассказывалось о руководстве со стороны Ким Ир Сена. Рядом со зданием музея была установлена гигантская многотонная белая каменная плита с высеченной на ней красной вязью корейской письменности хронологией этого руководства, а также там росла яблоня с размашистыми ветвями, с которой вождь лично продегустировал плод. Яблоня охраняется теперь как памятник.
– Значит, – спрашиваю, – труд и усердие бригад госхоза не имеют решающего значения в успехе хозяйства?
– Нет, – отвечает директор, – главное – это правильное руководство.
– Но ведь есть же понятия «инициатива», «энтузиазм», «новаторство»…
– Да, – спокойно ответил Ли Чхольнам, – у нас много новаторов производства. К примеру, раньше у нас были распылители химикатов, которые разбрызгивали вещество лишь в одну сторону, и трактору с такой установкой приходилось по несколько раз проезжать по одной линии, чтобы охватить все деревья. В нашем же госхозе машину усовершенствовали и сделали так, чтобы химикаты распылялись во все стороны. Это экономит время, повышает производительность труда. Расстояние же между деревьями сократили с восьми до четырех метров.
– Как же реализуется продукция хозяйства?
– Она расходится по всем магазинам столицы, прямо из хранилищ хозяйства. Но распределяют ее на специальных диспетчерских пунктах, которые решают, в какой магазин направить те или иные фрукты, – сообщил директор.
Урожай собирают в сентябре. Выращенное сверх плана, присланного «сверху» в качестве приказа, распределялось между работниками хозяйства.
– Ну а планируете ли вы расширять площадь вашего хозяйства, ведь спрос населения на свежие фрукты удовлетворяется далеко не полностью? – спрашиваю Ли Чхольнама.
– Нет, таких планов нет, площадей хватает…
Солнце спускалось к синеватым сопкам, золотя лучами слегка запыленные листья фруктовых деревьев. Кое-где проглядывали квадратики кукурузных посадок, листовой пекинской капусты. Неторопливо распахивал крестьянин красную землю под ногами, наваливаясь на запряженный в рыжего быка плуг.
К концу дня, когда немного спал зной, фруктовые посадки казались еще более аккуратными и ухоженными. Вся панорама хозяйства открывалась с бетонной, обнесенной невысокой стальной оградой платформы – смотровой площадки, с которой руководил работой садоводов Ким Ир Сен и с которой демонстрировали потом гостям образцовое хозяйство, угощая их фруктами.
«Рис – это и есть коммунизм!» – такой лозунг, выдвинутый в свое время Ким Ир Сеном, можно было встретить практически у каждого поля в республике. Красные фанерные щиты с этим популярным высказыванием воткнули в бурую землю вдоль булыжной проселочной дороги и в кооперативе Хвасон близ Пхеньяна, где мне удалось побывать ранней весной 1990 года.
Полевые работы
Нанесенные белой краской буквы на транспаранте уже потерлись от времени и дополняли минорные тона только еще просыпавшегося от зимы унылого сельского пейзажа. Собственно, это село, как и многие другие в округе, по административному делению считалось одним из районов столицы, а его жители – пхеньянцами. Однако особенностью Хвасона являлось то, что в нем была сделана попытка внедрить звеньевой подряд в качестве основного фактора повышения производительности труда.
Главными сельскохозяйственными культурами там были рис и кукуруза, ставшие вместе друг с другом основой питания корейцев.
Материальное поощрение труда в КНДР не считалось определяющим рычагом в хозяйственной жизни. На первый план были поставлены моральные стимулы, экономическая пропаганда, призванная пробудить в сельских тружениках сознательное, внутреннее стремление непрерывно наращивать темпы и объемы производства. Вместе с тем, только как вспомогательная мера, использовалось и материальное поощрение ударников труда в виде премиальных средств. И вот – эксперимент. Ким Ир Сен, неоднократного посещавший лично хозяйство в Хвасоне, дал указание создать там нову