Вместе с тем в Пхеньяне было объявлено об увеличении объема промышленного производства за годы семилетки в полтора раза, а темпы экономического роста достигли 6,5 процента. Согласно же оценкам банковских и финансовых организаций Южной Кореи, которые, однако, нельзя признать абсолютными, в период последней семилетки производство в КНДР ежегодно падало в среднем на 1,3 процента. Причинами назывались распад социалистического рынка, прекращение помощи республик бывшего СССР и Китая, огромные расходы на военные нужды, нехватка энергии и материалов, международная изоляция. Не достигнута цель, обещанная Ким Ир Сеном еще в 1964 году, чтобы каждый северный кореец ежедневно ел белый рис и суп с мясом, жил под черепичной крышей и носил шелковые одежды.
Рекордный урожай в КНДР тогда был достигнут в 1979 и 1980 годы – 9 млн т зерна. Его производство усложняется тем, что лишь 20 % покрытой горами территории страны пригодны для сельского хозяйства, и только 32 процента пахотных земель используются для выращивания риса.
В декабре 1993 года Ким Ир Сеном был выдвинут план корректировки темпов социалистического строительства на «буферный» период 1994–1996 гг., согласно которому приоритеты были отданы развитию сельского хозяйства, легкой промышленности и внешней торговли. Наряду с этим внимание уделено угольной и электроэнергетической отраслям, решению острых транспортных проблем.
В 1994 году Ким Ир Сен внезапно скончался во время подготовки к первой встрече на высшем уровне с Южной Кореей, где тогда президентом был известный в прошлом политик по имени Ким Ён Сам. Подготовка к такой встрече шла очень стремительно и легко, но основателя северокорейского государства не стало, и его место занял его сын Ким Чен Ир, который с 70-х годов постепенно вводился в курс дела и часто появлялся на публике со своим отцом.
В Южной Корее смену власти в КНДР восприняли очень негативно, делались прогнозы о том, что северокорейское государство при Ким Чен Ире протянет не более двух лет, пошли даже разговоры о войне. Это вызвало негодование в охваченном трауром Пхеньяне, и был взят курс на усиление военной мощи страны.
Вскоре, несмотря на трудности в экономике, КНДР объявила о создании собственного ядерного оружия, а когда ей не поверили, то провела его испытания, а также пуски ракет, в том числе межконтинентальных.
Обрушившиеся на страну в июле – августе 1995 и в июле 1996 года опустошительные наводнения, ущерб от которых, по официальным данным КНДР, составил соответственно 15 млрд и 1,7 млрд долларов, усугубили экономические проблемы. По данным прибывших в Пхеньян экспертов ООН, на грани голода оказались 500 тысяч человек. Впервые пхеньянское руководство обратилось за помощью к международному сообществу, был повод списать на стихию все проблемы, которые вели к катастрофическому состоянию экономику страны.
Даже в самом Пхеньяне – образцовом городе – зимой 1995–1996 годов практически не отапливалось жилье. Люди топили квартиры с помощью дров, в водопроводе не было горячей воды. Основная масса народа жила впроголодь, центральная система распределения продовольствия была парализована. Фактически каждый в КНДР существовал кто как может.
Над населением нависла угроза голода, а вместе с тем апатии и разочарования. Тогда на каждом рабочем посту начали появляться лозунги типа: «Товарищ, а ты живешь сегодня ради завтра?» От народа требовалось надеяться на временный характер трудностей и свято верить в то, что руководству удастся найти путь к уже давно обещанному процветанию.
Самой главной задачей было добиться урожая риса, который издавна служил источником самой жизни в Корее. Помочь селу было долгом каждого гражданина КНДР, возможность продемонстрировать свою преданность партии и высшему руководству. Пхеньянская печать, телевидение и кино неустанно пропагандировали примеры того, как молодые люди оставляли сравнительно благополучную жизнь в городах и переезжали в деревни, порой целыми семьями и на несколько лет. Не последовать такому примеру значило «отстать от времени».
С другой стороны, максимальная загруженность и ротация населения, прежде всего молодежи, позволяли предотвратить праздность в повседневной жизни, поддержать ее предельно напряженный ритм и не допустить проникновения в страну всякого рода чуждых для революционной идеологии веяний и увлечений. Молодежь была призвана лишь самоотверженно продолжать «трудный поход» (конан-ый хэнъгун), начатый корейскими революционерами полвека до этого.
… Молодая женщина с грудным ребенком, по традиции привязанным к спине матери широким матерчатым поясом, протиснулась в заднюю дверцу пхеньянского троллейбуса. Держась одной рукой за поручень, другой она вынула из кармана маленькую записную книжицу, испещренную мелким почерком, и всю дорогу заучивала короткие фразы. Как и все ее сограждане, женщина знала: поучения и афоризмы Ким Чен Ира требовалось знать назубок, и когда была свободная минута, цитатники оказывались весьма кстати.
«Дурак тот, кто лишь надеется на милость других», – гласило одно высказывание. «Вера рождает преданность, а сомнение – предательство», – поучало другое. «Работу делает человек, революцию – массы», «Если говорят, что что-то невозможно, эти слова не из корейского языка!» Подобные высказывания преемника вождя были подобраны чуть ли ни на все случаи жизни и стали служить новым средством массовой идейно-воспитательной работы среди северокорейского населения.
Первичные организации Трудовой партии Кореи организовывали, соревнуясь друг с другом, специальные собрания по изучению и толкованию афоризмов Ким Чен Ира, на конкретных примерах целыми коллективами обсуждали пути их претворения в повседневную трудовую жизнь и пропаганду. Например, как сообщала центральная газета «Нодон синмун», рабочие одной машиноремонтной бригады в провинции Канвондо после таких занятий настолько воодушевились, что выполнили свой дневной план на 150 процентов.
Небольшой автомобильный мостик через невеликую речку послужил своего рода кордоном перед въездом в Пхеньян со стороны района Мангендэ: прямо на мосту автоматчики проверяли темно-зеленые книжицы удостоверений личности у пеших путников, идущих в столицу – пешком за многие километры. За мостом их скопилось уже изрядно, и они молчаливо следили за тем, как солдат-охранник, демонстративно не торопясь, «просеивал» людей. Чуть поодаль – КПП для автомобилей, с наступлением темноты глаза водителей слепит мощный прожектор.
Вереница путников тянулась по обеим обочинам вдоль узкой асфальтированной, но уже изрядно разбитой дороге на запад, к порту Нампхо на Желтом море. За плечами почти каждого, будь то старушка или ребенок, висел брезентовый вещмешок, на головах женщин – тюки и свертки. Изредка мимо проносились грузовики, а в кузовах, стоя, ни за что не держась, или сидя на бортиках, устроились случайные пассажиры, которых, пожалуй, совершенно не заботила опасность при малейшей встряске или торможении слететь и, в лучшем случае, сломать шею.
Запрыгивали в грузовик на ходу – кому-то удавалось это сделать с первого раза. Водитель на это не обращал никакого внимания. У нужного поворота или деревни пассажиры спрыгивали с кузова, причем настолько ловко, что в том чувствовалась немалая сноровка. Те, у кого был велосипед, выглядели гордо и независимо.
На пути попадались небольшие грунтовые пятачки у высушенных зимними ветрами деревень. Путники останавливались ненадолго у возникших там стихийных рынков, а вернее сказать, «толкучек». Укутанные в платки старушки, человек по пять, сидя на земле, продавали скромные припасы: кто кучку картошки, кто бутылку растительного масла, кто пампушки из кукурузной муки. При виде легкового автомобиля из столицы, на всякий случай прятали свой товар и быстро разбегались.
Дело было в конце февраля 1996 года. По обеим сторонам дороги на простертых между сопками полях люди были заняты напоминающей борьбу за выживание работой по повышению урожайности почв.
Лозунг «Рис – это и есть коммунизм» вновь напоминал о себе, будучи выложенным белыми камешками на склоне горы. Через какие-то промежутки на земле, покрытой соломенной щетиной от предыдущего урожая, были разложены кучки компоста, привезенного из Пхеньяна ила. Этого, видно, было недостаточно, и на поля досыпали землю. В основном почему-то женщины для этого черпали лопатами и тазами грунт, отнимая его у высоких обочин дорог, наступая на сопки. Комья красной земли перетаскивали на поля в прикрепляемых за спины носилках «чиге», которые были проложены соломенными циновками, чтобы не сыпалось.
Сбор ила для удобрений на реке Потхонган
А сами сопки будто кто-то остриг гигантскими ножницами – склоны, еще не так давно покрытые деревьями, обнажали лишь гранитные могильные столбики и пни, придавшие пейзажу вид ужасающей безжизненности. Да и сами пни с еще свежими спилами, видимо, неоднократно «обгладывал» кто-то топорами на щепку.
Все окрестности уже были вычищены от мельчайшего хвороста, а топить в жилище деревенским жителям чем-то надо, и они продолжали брать в долг у природы. Кто на спине, кто на тачке, а кто на телеге, запряженной в рыжего исхудалого быка, тянул или вез охапки сломанных веток, связки распиленных на куски деревьев. К счастью, пока не все склоны полностью потеряли растительный покров, и голые сопки были испещрены ямками для будущих посадок. Ведь они могли помочь удержать селевые потоки с гор на дающие жизнь поля.
Духовой оркестр отыграл бодрый марш, медные ноты которого дробью прокатились по берегам вымерзшей реки Потхонган в северокорейской столице зимой в начале 1996 года. Тысячи жителей Пхеньяна, вооружившись лопатами и носилками, вгрызлись в речное дно, и в течение нескольких часов вдоль укрытого тенью плакучих ив русла быстро выросла насыпь из серого ила. Потом густую массу, извлеченную из реки, развезли по истощенным полям, где она служила удобрением для будущего урожая риса.
Все силы были тогда отданы подготовке к новому полевому сезону, чтобы преодолеть нехватку продовольствия, кое-как восполнявшуюся помощью из-за рубежа. 1995 год, отмеченный катастрофическим наводнением, привел обширные районы страны на грань голода.