На негнущихся ногах прошла в дверь купальной, между ними все болело, кровь струилась по белой коже, вызывая во мне только чувство гадливости. Не особо всматриваясь в обстановку этого помещения, подошла к небольшому углублению, в которое по желобу стекала теплая вода. В очередной раз пожалела о том, что мне не позволено излечить себя, но трудности лишь закаляют, а их у меня впереди еще немало.
Завернувшись в чистую холстину, вышла в комнату, борясь с нервной дрожью. Я все еще в замке, а выход из него один — через окно, потому нужно постараться, чтобы ускользнуть. В сундуке моем заранее был спрятан простой комплект — штаны и туника, а также башмаки подходящего размера. Все позаимствовано у здешних обитателей, взгляд против воли упал на распростертого на кровати Алэра. Что-то дрогнуло внутри, заставляя то ли жалеть, то ли сочувствовать. И совсем не вовремя из глубины памяти всплыло угнетающее знание — супруг сейчас все видит и слышит, только сдвинуться с места не может. Хотя что он там видит? Балдахин один! Но все равно, до боли, до зуда во всем теле захотелось оправдаться — проклятая связь! Как ее разорвать? Отбросила чувства, призвав на помощь разум, и поняла, что врага за спиной оставлять не нужно. Набравшись смелости, ибо вся отвага внезапно покинула меня, забралась на кровать, где первым делом прикрыла обнаженное тело супруга. Не то, чтобы я всерьез опасалась за его здоровье, но подстраховаться решила. Пусть считает это проявлением заботы.
— Алэр, — наклонилась к его лицу, заглядывая в остекленевшие голубые очи, — послушай и не сердись! Изложу кратко, времени у меня мало. Беккит приказала мне убить тебя и доставить твое сердце. Кинжал, которым я должна разрезать твою грудь, находится под кроватью, и положила его туда не я, а некий наблюдатель змеюки. Кто он такой, мне так и не удалось узнать! Сейчас этот некто ожидает меня вместе с твоей частичкой в комнате с травами. Я сохраняю тебе жизнь, хотя, видят Хранители, это не моих интересах. Беккитта грозилась убить моих родных, томящихся в плену в Царь-городе, — поразмыслила и сказала. — Я отправляюсь за ними, надеюсь, успею. Прощай! Не ищи меня! — поддавшись порыву, быстро коснулась неподвижных губ своего личного ир'шиони, будто выражая свои чувства, прощаясь с ним навеки.
Спрыгнула и продолжила свои дальнейшие приготовления. Надела на шею кулон, но внешность менять не стала. Простыни, крепкие, новые, пригодные для нужного дела, лежали на самом дне моего сундука, вместе с ножнами для кинжала, честно украденными из покоев Тижины.
Теперь осталось вспомнить и точно выполнить все, чему меня учили. Вязать узлы я старалась, только силы было маловато, и наставникам с братьями оставалось лишь качать головами, выражая неодобрение. Наверное, переживание и яростное желание убежать отсюда придали мне сил, и узлы получились на удивление крепкими. Глубоко вдохнула, накинула на плечо суму, привязала один конец импровизированной веревки к столбику кровати и сбросила другой вниз.
Взгляд в окно и я непроизвольно вздохнула — звезды, крупные, яркие, словно бусины, раскатились по черному бархату небес, серебристый дым струился над Нордуэллом. Луна стояла высоко и гасила своим сиянием мерцание звезд и черноту самого ночного неба. Не в помощь мне светит она, но иного пути нет. Надежду вселяло лишь пение, доносящееся из-за замковых стен — подданные еще гуляют и, может, не заметят одинокую фигурку, спускающуюся по стене.
Ухватилась за грубую ткань и, старясь не глядеть во тьму, клубком свивающуюся внизу, соскользнула с подоконника. Руки болели от напряжения, кожа саднила, но я не отпускала ниточку, связывающую меня с жизнью, на ощупь ища опору для ног. Замок лорда строили давно, но время, на мое несчастье, пощадило его стены, отчего с трудом удавалось отыскать очередную выщербину, чтобы упереться в нее. Шум в ушах стоял неимоверный, то мое сердце громко стучало в груди, отдаваясь громом в ушах. Когда под ногами почувствовала ровную поверхность, возблагодарила Хранителей, всех и сразу, отпуская тугую нить дрожащими руками.
Но стоило мне обернуться, как сердце в груди екнуло, посылая в голову миллионы пылающих паникой искорок. За спиной стоял Гурдин и неодобрительно цокал языком. Я почувствовала острое желание очутиться отсюда как можно дальше, когда недобрая рука словно стиснула сердце, и я едва не захлебнулась криком — ир'шиони, истинный, древний, распахнул свои крылья, являя моему взору чудовище, по сравнению с которым Алэр казался игривым котенком. Слова его были тихи и, по сравнению, с видом благодушны:
— Девушка, вернись к супругу. Он простит, увидишь!
— Кто вы? — прохрипела я, внезапно лишившись голоса.
— Гурдин, неужели не узнаешь? — чудилось, он насмехается, но когда приказал. — Вернись! — повеяло холодом, луна на миг скрылась за тучами, и я запаниковала, вынимая из ножен кинжал и бросаясь в бой, так хотелось исчезнуть из этого проклятого места.
Ударила, не желая ему смерти, сильно, но в плечо. Охнула, когда мой клинок из аравейской стали просто отскочил. Всхлипнула, понимая, что все надежды тщетны.
— Девушка, не твоя рука оборвет мою жизнь, — печальная улыбка тронула грубые черты ир'шиони.
— Я не вернусь, — непоколебимо произнесла я, только шепотом, не надеясь на спасение.
Улыбка Гурдина померкла, а за спиной вдруг кто-то завыл, зашептал, красочно выругался, угрожающе зашипел, надрывно зарыдал, точно сплелись в едином крике сотни, нет тысячи голосов. Не на земле, не на небе, а в моей собственной голове.
Гурдин отступил, указывая мне рукой на заросли:
— Иди, если сможешь…
Мне и самой хотелось заорать, чтобы все эти голоса умолкли, прекратили терзать меня, оставили в покое. Не знаю как, но я поднялась и медленно, мучимая Духом, запертым в крипте, направилась к открытым воротам. Запнулась о выступающий из-под земли корень, охнула, сильно ударившись о землю, так, что дух занялся. Это и вернуло некую ясность мыслям, и я сумела поменять обличие.
На выходе стало легче, но никто меня не остановил — ночь была подходящая, стражники решили, что паренек, в которого я превратилась, просто перебрал на свадьбе лорда. Гурдин не преследовал меня, а вот Дух бесновался, старался удержать, натягивая незримую цепь, связывающую меня с этим замком. Только я была сильнее этой связи, новой, непривычной, слабой в своем начале. Шатаясь, присела, не задумываясь особо, куда именно, прикрыла веки.
Очнулась от бесноватого хохота:
— Эй, парень, — меня потрясли за плечо, — пойди проспись, да не здесь. Тут и без тебя тесно!
Вскочила, словно ошпаренная, и осмотрелась. Свет факелов высветил длинные столы, часть угощения съедена и выпита, потому многие мужчины уже храпят за ними. Я стремглав бросилась прочь. Хорошо, хоть суму успела прихватить. Ноги сами несли меня, а позади — выл, стонал, захлебывался воплями Дух Нордуэлла, требуя вернуться назад, а под конец заплакал, будто младенец, мучимый злодеями.
Я бежала прочь, закрывая уши, чтобы не слышать, глядя лишь вперед, чтобы видеть путь, натыкаясь на встречных людей. Словно издалека доносились их ругательства, меня толкали, я падала, но поднималась и брела дальше.
Полную луну вновь, точно по чьему-то сигналу, скрыли тучи, сгущая тьму вокруг, факелы остались далеко позади, а на смену свету принеслась страшная белесая мгла, закрыла небо и землю своими крылами. Казалось, все вокруг меня задрожало, застонало, сжалось в испуге под властью этой неведомой мглы. Тень! Могла бы и сама догадаться. Я обхватила себя руками — это всего лишь призрак, а я мальчишка — не беглая супруга здешнего лорда. Седой туман не отступал, он распространялся по округе волнами, опутывая все кругом. Причудливые, пугающие, диковинные клубы наползали друг на друга, изменяясь, сплетаясь, создавая новые фигуры. Кровь стыла в жилах, чудилось, рядом притаился грыр, жаждущий испить кровушки неосторожного путника. Я уже не понимала, чье это сердце стучит в груди; чье именно дыхание вырывается в замерзающий воздух; чьи стоны натужно срываются и улетают в никуда. Мерещился и чей-то пристальный, пронзительный, недобрый взор, провожающий меня, сверлящий спину, стремящийся сорвать чужую личину.
Брела, не разбирая дороги, давно потеряв направление, пока не упала, тяжело хватая воздух ртом. Сколько лежала так, кусая губы до крови, чтобы боль отрезвила разум. Нечеткие голоса все еще отдавались в голове жалобным эхом, потому я не сразу услышала приближающийся топот копыт. Лошадь? Всадник? Спасение? Поскольку сил у меня не осталось, я приняла единственное решение — раз не способна бежать сама, попробую добраться на коне.
— Подождите! — так громко, как могла, закричала я, кинувшись на звук, издаваемый лошадиными копытами.
В тумане ничего нельзя было разглядеть, только ощущались мелкие камешки под ногами, но во мне, будто открылось второе дыхание, и я летела.
— Кто здесь? — послышалось из белесой дымки, и я начала тараторить первое, что пришло на ум, опутанный паутиной страха и безысходности. Болтала чепуху о том, что потерялась, вернее, потерялся и ищу родных, а сама шла и шла, ведомая только своим отчаянием, так как звуков уже слышно не было.
Лошадь и всадник, закутанный с ног до головы в плащ, показались мне неожиданно, я практически наткнулась на них.
— Хм… — раздалось надо мной, и только теперь я узнала этот голос — Хранительница судеб пожелала свести меня с эрт Сиартом.
Я подумывала о том, чтобы уйти обратно в туман под этим испытующим взглядом мужчины. Дождалась его медленного кивка, дрожа на пронизывающем ветру, а эрт Сиарт вдруг усмехнулся, нехорошо, бешено сверкая глазами, и я попятилась.
— Ты куда, парень? — он протянул руку и куда-то в пустоту добавил. — Надеюсь, Хранители мне зачтут…
— Куда вы направляетесь? — рискнула пропищать я.
— В Двуречье! Буду пить и гулять, пока моя дражайшая женушка рыдает, оплакивая женитьбу нашего лорда!
Вспомнив, в каком положении оставила этого самого лорда, я без лишних вопросов приняла протянутую ладонь, и меня тотчас подняли на лошадь.