е. Нас Елавея пыталась обучить житейским премудростям, которые должна знать каждая женщина: шитью, плетению кружев, ткачеству, ведению хозяйства и прочему. Если у какой-то воспитанницы чего-то не получалось, суровая наставница обзывала ту «неумехой» и больно била по рукам тонкой плеткой. Мои пальцы постоянно ныли — им не раз доставалось, потому что я совершенно не умела шить и вышивать. Стежки мои получались кривыми и грубыми, шелковые нити постоянно путались, игла кололась, а наперсток норовил ускользнуть. Я предпочитала меч, а не иглу — этакий цветочный шип, посему каждый урок вышивания становился для меня мучением.
Напустив на себе вид пафосный и скорбный одновременно, Елавея начала свою речь:
— Эрры, сегодня я собрала вас для того, чтобы сообщить воистину недобрую весть! Прошлой ночью скончался великий человек — Эсстиус эрт Каллонн — рыцарь золотого ордена и дядя нашей Золотой королевы…
«Слишком много золота, как бы ненароком не ослепнуть от его блеска!» — про себя усмехнулась я, а наставница говорила:
— Согласно традициям, подготовка к обряду погребения должна быть проведена ближайшими родственниками, но… — Елавея умела привлечь внимание, — но наша королева занята, решая важные дела…
Рядом тихо хмыкнула Оллирь, но, хвала Хранителям, наставница этого не услышала, она вдохновенно вещала:
— Поэтому сия честь выпала нам…
Честь? Ага! Как же! Сначала нужно подготовить тело: омыть; натереть снадобьями, замедляющими процесс разложения — весьма дурно пахнущими, кстати говоря; залить лицо расплавленным воском, чтобы не вводить в заблуждение слуг Хранителя Врат смерти. Летты легковерны, вдруг поверят невинному выражению лица, да льстивым речам, не замечая грехов идущего к воротам.
Требовалось еще связать умершему руки и ноги, дабы многоликая покровительница всех людей, обладающих даром, Некрита не надумала увести тело, вдохнув черную искру, заменяющую душу.
После всего этого умершего надобно укутать белоснежным саваном и до следующего утра сидеть рядышком, рыдая взахлеб, перечисляя все достоинства. Считается, что уходящей душе это будет приятно.
С обоих боков показательно утирали слезы девочки — делали вид, что прониклись возложенной задачей, и мне тоже пришлось пару раз всхлипнуть. На самом деле хотелось улыбнуться и, подозреваю, что не мне одной. Мы уразумели — предстоит прогулка в город, пусть ненадолго, пока мы добираемся до храма Хранителя Врат смерти, но на десяток минут мы вырвемся их клетки, в которую превратился для нас Золотой дворец.
Нас сопровождало пятьдесят рыцарей, одетых в отполированные доспехи, от того и блистающие золотом, и ярко-алые плащи со змеей по центру.
Идя по узкой улочке, держась за руку с Оллирь, подняв голову к небу, я любовалась его лазурной красотой, стараясь не обращать внимания на суету, царящую вокруг. Порой все же ловила завистливые людские взоры. Наверное, их обладатели думали так: «Как им повезло — живут в Золотом замке, под охраной доблестных рыцарей, вкушают всевозможные яства и наслаждаются каждым мгновение жизни! Не то, что мы! Ах! Как бы я хотел занять место хоть одной из них!»
— Интересно, а кормить нас сегодня будут? — послышался громкий шепот толстушки Даи.
— Тебе лишь бы свой живот набить, Даи, — презрительно оглянулась на нее Нерея.
— Зато ты худущая, как жердь, не ровен час переломишься! — хохотнула Даи, вызвав у соперницы ярость.
Елавея вовремя заметила перебранку и прикрикнула на обеих, напомнив, что не пристало королевским воспитанницам опускаться до уровня крестьянок!
Мы с Оллирь молчали, изредка обмениваясь понимающими взглядами. Наш путь подошел к концу — вот она величественная лестница из серого с бурыми прожилками мрамора, имитирующая дорогу к Вратам смерти.
Само здание храма довольно-таки высокое, с массивными колоннами и узкими окнами-бойницами.
Служитель храма степенно поклонился нам и проводил в зал, где на каменном постаменте лежало нагое стариковское тело. Мы с Оллирь шустро юркнули в хвост нашей немногочисленной процессии, и обернувшаяся Елавея приказала менее сообразительным воспитанницам приступать к делу немедленно. Мы ненадолго выдохнули и развили бурную деятельность — все же воск топить невыразимо лучше, чем прикасаться к дряблому телу.
— Если бы это делала я, — Оллирь скосила глаза на Даи, Леониру и Федору, омывающих умершего, — то боюсь, не смогла бы удержаться и парочку раз точно пнула бы мерзкого старика, как он когда-то пинал меня!
Я вздохнула и с сочувствием посмотрела на подругу, а потом ободряюще улыбнулась, мол, все будет хорошо, и тихо промолвила:
— Помни, ты жива, а он готовится пройти через Врата смерти, и, значит, победа за тобой!
— Вроде и так… только, Ниа, почему-то мне совсем не радостно, — Оллирь отвернулась, пряча непролитые слезы, высвеченные огнем, горящим в одной из каменных чаш.
Медовый аромат плыл по залу, напоминая мне о цветущих лугах, расположенных где-то далеко на севере, и очень короткое лето, когда, порой, солнце неохотно разрывает облачный покров и греет землю. Но цветы и травы все равно растут — не изнеженные розы юга, а стойкие северные красавицы, способные противостоять любым ветрам. И я буду такой же сильной и упрямой, чтобы не сломаться и выжить в любом краю, куда занесет меня ураганом непредсказуемая Хранительница судеб Магира.
Мы с Оллирь изрядно вспотели, прогревая воск, утирая соленую влагу со лба, украдкой вздохнули — принимать воду и пищу в храме не полагалось, а выйдем мы отсюда только к вечеру.
В голове промелькнула и быстро погасла мысль: «Интересно, а кому «повезет» остаться здесь на ночь?»
Как водится, «повезло» мне — вероятно, Хранитель удачи, он же покровитель всех авантюристов и пройдох, Ретт сегодня был не на моей стороне. Оллирь и некоторые другие девчонки проводили меня сочувствующими взорами, удаляясь из зала. Нерея откровенно насмехалась, а наставница с чопорным видом напомнила о том, как важно «не осрамить честь королевы и с достоинством завершить подготовку к обряду погребения столь славного мужа, каким был эрт Каллонн».
Я ретиво покивала, чтобы она не вздумала ругать меня и продолжать свои монотонные речи, и отошла к постаменту.
Плакать по заказу умели все воспитанницы Беккитты, и я, не медля ни секунды, приступила к исполнению возложенных на меня обязанностей. Слезинки сначала неохотно катились по моим щекам, оставляя на коже влажные дорожки. Но когда я припомнила все, что со мной случилось, и стала себя жалеть, в моем сердце, будто что-то разорвалось, выпуская наружу водопад слез. Рыдая, не забыла вставлять хвалебные слова об умершем. Мол и красив был, и умен, храбр, аки лев, и могущественен, словно са’арташи и ир’шиони вместе взятые. Хотела прибавить, что и страшен, точно грыр, но передумала — вдруг не так поймут?! Вот и осталось только рыдать, захлебываясь слезами…
Но кто сказал, что плакать можно бесконечно?! Я вот не могу, да и не хочу больше! Лицо, наверное, покраснело, глаза опухли, в носу хлюпает — та еще красота! Ладно хоть в тусклом свете парочки свечей этого не видно, впрочем и смотреть не кому! Узкие окна-бойницы располагались слишком высоко, но я поняла, что снаружи наступил сначала вечер, удлинив тени в зале, а на смену ему пришла ночь. Мне сделалось зябко, и я плотнее запахнула на груди накидку. Ее легкая ткань годилась только на то, чтобы гулять солнечным весенним днем по саду и совершенно не грела, а весь огонь в каменных чашах был потушен. Несколько раз прошлась по всему залу, петляя между колонн, верхушки которых были украшены искусными барельефами. Поднесла ладони к трепещущим огонькам свечей, заворожено глядя на танец пламени на сквозняке.
Сколько я простояла вот так — не ведаю. Вокруг ничего интересного не происходило, только по залу витал ветерок, врывающийся с улицы, да слышались невнятные шорохи и мышиное попискивание.
Появление Гали в этом месте стало для меня неожиданностью. Призрачная помощница приложила полупрозрачный палец к синюшным губам, а затем поманила меня за собой. Признаться, в первые мгновения меня одолели сомнения, но потом я решила, что лучше пойти следом за знакомым привидением, чем прозябать в этом помещении наедине с мертвым эрт Каллонном, который и при жизни мне не нравился.
Так и вышли в коридор, едва освещенный масляными светильниками. Один из них я сняла с крючка, чтобы осветить свой дальнейший путь. Петляя по извилистым проходам, гадая, куда и для чего меня позвал призрак, я кралась очень осторожно, чтобы ненароком не нарваться на какого-нибудь бессонного служителя храма.
Гали замерла у широкой дубовой двери, требовательно указывая на нее.
— Зачем? — шепнула я, округляя глаза.
Гали повелительно мотнула головой в ответ на мой вопрос, настаивая, чтобы я прошла внутрь комнаты. Что я и сделала спустя минуту размышлений, пытаясь успокоить отчаянно бьющееся сердце.
Войдя, едва не охнула, узрев келью главного настоятеля храма. Призрак нервно пританцовывал в середине комнаты, показывая мне на изголовье кровати, в которой мирно почивал, похрапывал и ни о чем не догадывался эр настоятель.
Смело прошмыгнув внутрь и притворив за собой дверь, я на цыпочках направилась вперед.
Теперь мне стало видно, на что именно указывала Гали, там, в изголовье кровати располагался крюк, а на нем висела внушительная связка ключей. Со всей возможной осторожностью я приблизилась, но Гали выглядела сердитой и упрямо показывала мне на самый большой ключ, покрытый ржавчиной, в то время как его собратья были тщательно начищены и поблескивали в тусклом свете фонаря.
Дрожащими руками я сняла связку с крюка, ключи мелодично звенели, заставляя настоятеля тревожно шевелиться, а мое сердце ухнуть вниз. Замерев, взглянула на призрака. Гали вилась вокруг меня змеей и оставалась непреклонной. Не ведаю кого из Хранителей мне стоило благодарить за то, что настоятель не проснулся, пока я снимала ржавый ключ с большого кольца, на котором держалась вся связка под бешенный стук своего сердца, отдающийся шумом в ушах. Призрак все это время метался под потолком, а настоятель громко храпел.