– Поедешь со мной завтра в Рим? – Его голос звучал заискивающе. В ту секунду Постум почему-то поверил вопреки всему, что он поедет. Ведь вчера весь вечер императору выпадали «шестёрки» в игре.
– Нет, – сказал он очень тихо.
– Почему?
– Не могу. Я дал слово.
– Так нарушь его! – воскликнул Постум.
Мгновенно сад потерял свой блеск. Стало зябко, сыро, за шиворот скатилась холодная капля.
– Нет. Ещё несколько лет надо подождать, и тогда я смогу. Но не сейчас. Подожди, мой мальчик. Знаю, что тяжело, но подожди.
– Я знаю греческий язык и язык галлов. По математике сдал экзамен в риторскую школу, – торопливо произнёс Постум. Приврал немного – с греческим были проблемы.
– Ты молодец.
– Я прочёл всего Тацита и Тита Ливия. И Плутарха. – Что ещё сказать? Как доказать, что ради него, Постума, стоит вернуться в Рим? – Поедем же в Рим и уничтожим Бенита! – взмолился маленький император и заплакал.
– Нет, – ещё тише отвечал он.
– Тогда возьми меня к себе. Я не буду обижать этого твоего Тиберия, я обещаю. Он, конечно, плакса и вредный. Но я обещаю.
– Невозможно.
– Почему? – Он не отвечал. – Потому что я император?! Да?! Да-а-а. Ну конечно, долг превыше всего. А на меня – плевать… Я тебя ненавижу! – закричал Постум, вскакивая. – Убирайся! Не хочу тебя видеть! Ненавижу! И презираю! Я знаю, что с тобой случилось в Аравии! Ты сделался рабом, ты ползал перед варварами на коленях. Уходи! Мне противно смотреть на тебя!
Что он кричит? Зачем? Постум задрожал.
– Август, ты не можешь меня этим попрекать.
Как он к нему обратился? Август?
– Почему – не могу?
Что он ответит… что ответит?…
– А как бы поступил ты, Постум? Пожертвовал чужими жизнями? – Он смотрел ему в глаза, и Постум не смог вынести его взгляда, зажмурился.
– Ради славы Рима… – шёпотом начал Постум и замолчал.
– Ради славы Рима не надо отдавать своих людей в плен. Но нет, я неправильно ставлю задачу. – Он усмехнулся. – Все решилось раньше – когда мы проиграли и потеряли Нисибис. И даже ещё раньше – когда решено было пожертвовать Нисибисом. Но решено не мной. Так что запомни, мой мальчик: решения принимают до начала войны, до битв и поражений. А в плену проигравший ничего уже не решает. Если победитель захочет провести его под ярмом – пленник пройдёт под ярмом. Нелепо упрекать его за это.
Постум бросился к нему на шею.
– Поедем со мной в Рим! Если ради легионеров ты выдержал такое, то почему ради меня ты не можешь сделать только это?
– Я не могу поехать в Рим ради тебя, – отвечал он своим странным искусственным голосом. – Я дал обет двадцать лет не видеть Вечный город и взамен попросил богов, чтобы никогда впредь Трионова бомба больше не взрывалась.
– Но Трион мёртв. Он умер несколько лет назад.
– Однако бомбу может создать кто-то другой.
– А ты уверен, что боги твою просьбу услышали? Кто передал её? Какой гений?
– Есть один, который может передать её.
– Какой же?
– Гений Рима. Как Цезарь я знаю его имя. И ты знаешь его. Ведь ты Август.
Постум не знал имя гения, но признаться в этом не посмел.
– Плевать! – замотал головой Постум. – Плевать на все обеты. Пусть взрывают бомбы. Пусть. Я не могу без тебя. Поедем в Рим!
– Теперь это твоё испытание, Постум. Я надеюсь на тебя, мой мальчик. Ты должен его выдержать.
– Тогда убирайся, уезжай в свою Северную Пальмиру к своему паршивому Тиберию. А я не хочу никаких испытаний! Не хочу! И я все врал. Я не читаю книг. Плохо учусь. Не знаю греческого. Играю на деньги с другими мальчишками. Ты предал меня, а я предам твой обожаемый Рим. Я уничтожу его похуже Трионовой бомбы. Превращу его в источник мерзости, в клоаку! Пусть все его проклинают, пусть ненавидят. Пусть!
– Постум…
– И никогда не приезжай в Рим. Никогда! Я тебе запрещаю! – Он кинулся назад в таверну. – Где мой конь? – крикнул хозяйке. – Вели оседлать его. Сейчас же! Я уезжаю.
Элий догнал его и схватил его за руку.
– Не прикасайся ко мне! – закричал Постум. – Не смей! Бенит хотел сделать из меня чудовище вроде Нерона или Элагабала. Так я стану им. Клянусь, я стану. Рим содрогнётся. Мир содрогнётся. Ты ещё узнаешь! Клянусь Юпитером, ты услышишь о моих преступлениях!
Постум замолчал, поражённый клятвой, которую дал. Элий тоже молчал. Медленно разжал пальцы и снял руку с плеча императора. Постум попятился. Потом повернулся и кинулся бежать.
Оставшееся до отправки поезда время император провёл в гостинице. Сидел у окна и смотрел на улицу. Убивал время. Удивительно, насколько это распространённое занятие – убивать время.
Бродягу Постум заметил возле дверей маленькой таверны. Человек вытащил из кошелька несколько медяков и старательно их пересчитывал. В третий или в четвёртый раз. На бутылку явно не хватало. Бродяге было лет сорок, высокий рост в сочетании с болезненной худобой сразу выделяли его из толпы. Грязную тунику и драную шапку бродяга наверняка отыскал на помойке. А вот башмаков не нашёл и потому остался бос. Но не это привлекло внимание Постума. Бродяга хромал. При ходьбе он сильно припадал на правую ногу. Решение явилось мгновенно. Постум выглянул в соседнюю комнату – преторианцы играли в «разбойники» и не обращали внимания на подопечного. Постум спустился вниз по наружной лестнице, перешёл улицу, подбежал к бродяге и схватил его за руку. Тот хотел вырваться и даже ударить, но увидел пурпурную тогу на мальчишке и так перепугался, что уронил свои медяки на мостовую.
– Чего тебе? – спросил просительно и одновременно раздражённо. – Из-за тебя все сбережения разронял.
– Плюнь на них, – приказал Постум, – получишь золотой. Я устраиваю небольшой спектакль, а ты поможешь его сыграть. Заплачу десять золотых. Или нет, двадцать.
– Двадцать, – повторил бродяга, и губы его сами собой расплылись в блаженной глуповатой улыбке. Потом опомнился. – Рад услужить тебе, Август! – воскликнул он с жаром.
– Отлично. Сейчас пойди и купи себе новую тунику и плащ с капюшоном. Явишься сегодня вечером на платформу перед отходом поезда в Рим. Я тебя встречу. – Постум положил золотой на ладонь бродяги. – И не вздумай меня обмануть. А также помни про двадцать золотых.
– За двадцать золотых я пойду с тобой в Аид, Август.
– Я пока что туда не собираюсь.
Постум побежал назад, в гостиницу. Кто знает, может, ему вновь выпали «шестёрки» в игре.
Маленький император в пурпурной тоге расхаживал по платформе взад и вперёд. Преторианец следовал за ним на расстоянии трех шагов. Постум не скрывал, что кого-то ждёт и при этом очень волнуется. Исполнители, четыре чёрные тени, перешёптывались и делали друг другу знаки. Постум старательно хмурил брови и тёр то нос, то щеку, чтобы подавить улыбку. Издали заметил фигуру, закутанную в серый плащ с капюшоном. Человек хромал. Исполнители тоже заметили незнакомца и заволновались, не зная, что предпринять. Постум кинулся к переодетому бродяге, ухватил его за руку и повёл за собой.
– Этот человек поедет со мной, – заявил он преторианцу, стоящему у поезда.
– Но как же…
– Без возражений! – Постум ввёл хромого в вагон.
Преторианец, что дежурил внутри, приветствовал императора и сделал вид, что не заметил его спутника. В дальнем конце вагона два исполнителя изображали, что заняты каким-то очень важным делом.
В отдельном купе уже был накрыт стол, откупорена бутылка фалерна, расставлены тарелки с мясом и фруктами. Здесь их поджидал Местрий Плутарх. Вид у него был явно недовольный. Императора он приветствовал сдержанно, а на бродягу глянул с презрением. И Постум, и его гость сделали вид, что не заметили недовольной мины учителя. Когда дверь за ними закрылась, бродяга откинул капюшон со лба.
– Здорово вышло. А?! По-моему, они перетрусили. – Бродяга уселся за стол и радостно потёр руки. Сам он давно догадался, чью роль играет. – Давненько такого я не едал! – Бродяга наполнил бокал вином, опрокинул разом и тут же засунул себе в рот кусок мяса. – Да благословит тебя Юпитер, Август!
– Вот твои деньги. – Постум положил перед бродягой стопку золотых. Настоящие ауреи с профилем самого Постума на аверсе.
– Клянусь Геркулесом, замечательный десерт! – засмеялся бродяга, пряча монеты в новенький кошелёк. – Надо же, такая куча золотых. Нынче все деньги почти бумажные, даже медные редко встретишь, – бродяга хитро подмигнул императору:
– По всей стране исчезла медь, ушла она на пятки,
Велит скорей собрать Бенит нам проводов остатки.
И хватит сделать на века тогда не только стопы,
Но даже голени, бедро и все до самой жопы.
Император расхохотался: от знаменитой статуи Геркулеса, что Бенит решил воздвигнуть на берегу Тибра, так и возвышались на постаменте одни медные стопы, которые в народе давно прозвали «стопами Элия».
– Плутарх, сочини эпиграмму в ответ, – потребовал император, поворачиваясь к учителю.
Плутарх наполнил свой кубок до краёв. Задумался.
– Изволь…
Глуп, говорят, Альбион, а Винланд глупее стократно.
В Риме же каждый умен, а прочих умнее Бенит.
Только тогда почему все уезжают в Лондиний?
Верно, бегут потому, что от страха здесь не стоит.
Постум зааплодировал.
– Бениту наверняка уже доложили, что ты усадил меня в поезд, – хихикнул бродяга. – Здорово будет ему досадить, а?!
Постум кивнул.
– Вон, вон, гляди, как забегали, – бродяга ткнул пальцем в окно.
Исполнители в самом деле носились по платформе взад и вперёд.
– Хорошо, что ты поехал со мной, приятель, – сказал Постум.
– И я тоже думаю, что хорошо, – отозвался тот.
– Ты не любишь Бенита? – спросил Постум.
– А за что мне его любить? Из-за него я потерял работу.
– А кем ты работал?