«душу свою помянути и долг заплатити и о всем росправити… положил есми о всем на Бозе да на нем, на своем господине». Писцом духовной указан дьяк удельного князя Василий Ухтомский (происходил из ветви Белозерского княжеского дома, но на тот момент уже утратил княжеский титул).
В духовной грамоте кн. Андрей называет «своим» Спасо-Каменный монастырь, которому он явно покровительствовал. Ставший его настоятелем в 1481 г. Паисий Ярославов назван одним из свидетелей духовной (на момент её составления – игумен Троице-Сергиева монастыря, которому завещалось 40 волостных деревень в пригородной волости Сяме). О политике широких земельных раздач «в своей вотчине», проводимой Андреем в годы удельного правления, свидетельствует фраза из его духовной, чтобы Иван III не порушил грамот на сёла и деревни монастырям и церквам Божиим, данных Андреем.
Заботясь о неприкосновенности землевладения Спасо-Каменного монастыря («моего и не моего данья»), кн. Андрей просил в духовной Ивана III не включать их в программу писцовых описаний и не облагать данью. Однако далеко не все земельные распоряжения завещателя старший сюзерен посчитал нужным исполнять. Скорее всего, не было выполнено пожелание Андрея относительно Троицкого монастыря – 40 обещанных деревень в пригородной волости Сяме он так и не получил.
Удельное правление кн. Андрея Меньшого оставило несомненный след в культуре. На средства кн. Андрея на острове среди Кубенского озера был сооружён первый в Вологодской земле и Русском Севере вообще каменный Спасо-Преображенский собор. В ризнице Спасо-Каменного монастыря бережно хранились вкладные (подписные) дары князя – серебряный потир и торель, которые ныне находятся в собрании Вологодского музея-заповедника. Князь, скорее всего, заказывал профессиональным ремесленникам дорогие предметы декоративно-прикладного искусства, а некоторые получил в наследство от матери, что-то было пожаловано ему «моим господином, братом старейшим». В духовной грамоте кн. Андрея отмечены многочисленные золотые цепи, ковши, пояса, золотой крест с большой цепью, икона Пречистой Богоматери, серебряные чарки и «мисы». Всей этой драгоценной утвари был составлен отдельный список. Наличие её помогало князю решать свои финансовые проблемы: немало золотой и серебряной посуды было в закладе у некоего Григория Бобыни (в 250 руб.) и Ивана Фрязина (в 350 руб.). Кое-что из драгоценностей он завещал племянникам, сыновьям Ивана III от разных его браков – кн. Ивану Ивановичу Молодому (от брака с великой тверской княжной Марией Борисовной) и кн. Василию (будущему вел. кн. Василию III) с кн. Юрием (будущий удельный кн. Юрий Дмитровский, оба – от брака с византийской принцессой Софьей Палеолог). Несомненная печать семейно-родовой собственности/принадлежности лежала на некоторых реликвиях, передававшихся у потомков Ивана Калиты из поколения в поколение.
В завещании кн. Андрея Меньшого фигурируют его крупные долги в 30 тыс. руб. Ивану III по выплате татарской дани, «что за меня в Орды давал и в Казань и в Городок царевичю и что есми у него собе имал». Здесь имеются в виду Большая Орда, Казанское ханство и Городок Мещерский на Оке (Касимов – ныне в Рязанской обл.). Следовательно, до 1481 г. с Вологодского удела шла выплата дани («выхода») в Орду, которую только своими силами кн. Андрей собрать не мог. Как частное лицо кн. Андрей Меньшой имел долги перед множеством купцов (по преимуществу московских и, возможно, новгородских) и местных землевладельцев, перечисленных в завещании: Гаврилу Салареву 300 руб., Андрею и Дмитрию Чашниковым соответственно 115 и 26,5 руб., Ивану Сыркову 81,5 руб., Данилу Бебеху 15 руб., Михаилу Раку 20 руб. и др.). Были среди кредиторов кн. Андрея и ремесленники: какому-то Сенке броннику 51 руб.
Кн. Андрей Меньшой тяжелобольным отмечен в летописи в августе 1479 г., во время освящения Успенского собора Московского Кремля. Умер князь 5 июля 1481 г., не дожив до полных 29 лет, и похоронен в родовой усыпальнице своих предков – Архангельском соборе Московского Кремля. Вологодский удел как выморочный (у Андрея не было жены и не осталось потомства) перешел к его старшему брату, вел. кн. Ивану III. Вологодское удельное княжество навсегда прекратило своё недолгое существование. Иван же III, будучи старше Андрея Меньшого на 12 лет, прожил после него ещё почти четверть века, войдя в русскую историю как великий создатель единого Русского государства, ГОСУДАРЬ ВСЕЯ РУСИ!
Очерк 8. Крестьяне: заботы земные
Проблемы микроистории ныне являются одним из актуальных направлений современного исторического знания. В их числе важное место занимает исследование на микроуровне таких основополагающих социальных институтов, как семья и брак. Далеко ещё не реализованные возможности для этого предоставляет документальное наследие Русского Севера, и имеется плодотворный опыт изучения крестьянских семей и их генеалогии в тесной связи с вопросами крестьянского землевладения и хозяйства в трудах А. И. Копанева, З. А. Огризко, Н. П. Воскобойниковой, Е. Н. Швейковской, О. Б. Кох, О. Н. Адаменко, ряда других учёных.
В составе документации Вологодского архиерейского дома сохранилась небольшая подборка документов, отразивших межкрестьянские отношения в древнейшей части вотчины пермско-вологодских епископов – на Усть-Выми Яренского уезда. Речь идёт о группе поземельных актов (числом 9, некоторые из них впервые были отмечены З. А. Огризко) семьи Рычковых, хронологически относящихся к 1658–1673 гг. и происходящих из среды «домовых» крестьян Вологодской архиерейской кафедры. По своим видам это порядная, духовная, приказная отписка, закладные, отводные записи, челобитная и наказная память. Наряду с перипетиями горизонтальных (внутрисемейных и межличностных) и вертикальных (властных) отношений, они отражают интересные бытовые, демографические, социокультурные и правовые детали крестьянской жизни, включая духовную сферу, а также то, что ныне именуется гендерными аспектами социальной истории. Специфична и некоторая терминология (родственная, поземельная) разбираемых источников, отличная от центральнорусской. С точки зрения соотношения микро– и макроподходов к социальной истории в данном комплексе документов существенно пересечение мелковотчинно-крестьянских и сеньориально-вотчинных структур земельной собственности на Русском Севере с характерной для него более выраженной ролью крестьянской общины, более широким объёмом владельческих прав крестьян, нежели в центре России.
Самой ранней в данной подборке является порядная запись живущего в дер. Коквицах (на р. Вычегде вблизи Усть-Вымского погоста-городка) Федота Фёдорова с. Рычкова от 2 февраля 1658 г. Порядная была составлена с доклада усть-вымскому наместнику вологодского архиерея, сыну боярскому Ивану Суровцову. Самоназвание её не должно вводить в заблуждение: речь идёт не о крестьянском, бобыльском или половничьем поряде, столь распространённом на Русском Севере, а об оформленном по противням свадебном договоре отца, Федота, выдающего замуж свою дочь Пелагею, с женихом, государственным крестьянином Тимофеем Петровым сыном. Федот Рычков давал за дочерью деревню (в данном случае это комплекс жилых построек и земельных угодий – «отца своего благословение», включая поля, пожни, двор и скот «и всё моё житьё-бытьё»). Третья часть «деревни» была у Федота на момент передачи в закладе «порознь – поля в 12 руб., а пожни в 8 руб.», и её предстояло Тимофею выкупить своими деньгами, «как его мочь сяжет». Тимофей должен был войти в дом невесты с «приносом», определяемым отцом, – 8 руб., одежда (шуба, зипун, рубахи, портки) и всякая мелочь вроде мереж и скота (корова, три овцы).
Далее в порядной записи были перечислены взаимные обязательства сторон: Тимофей должен был жить с тестем и тёщей (Федотом и его женой Огрофеной, она же Агрипена) «за один человек, пити и ести вместе, платье носить с одново и всякая работа робить без ослушания, заботиться о них, а перед смертью, если «Бог приведёт к постриганью», – постричь, после смерти «поминать и сорокоуст по нас давать отцу нашему духовному с крылошаны и псалтырь говорить». Вместе с Тимофеем должна была жить и его мать Ульяна, «пити и ести с одново». Налицо забота о старших в семье и бытовавшая в местном крестьянском обществе традиция предсмертного пострижения в монашество.
Если Федот не выполнил бы взятых на себя обязательств, он должен был отдать дочери с её мужем при наличии у них детей («отрода», или «подрода») половину своего имущества в качестве приданого, а также весь «принос» Тимофея и по рублю найма за каждый отработанный год. Значит, допускалась возможность отделения дочери с мужем от родительского хозяйства и уход из отцовского дома по инициативе тестя или по своей собственной. Неясно только, могли ли они совсем уйти за пределы домовой вотчины, которой по отцу принадлежала Пелагея. Если Тимофей сам ушёл бы от тестя, то он не должен был претендовать ни на свой «принос», ни на хозяйство тестя («дела нет ни до чево»). В случае смерти старших членов семьи – Федота и Огрофены – и отсутствия детей у Тимофея с Пелагеей последние могли беспрепятственно владеть двором, скотом, «деревней, житьём и бытьём со всем без вывода». Федот специально оговаривал в порядной, что со стороны его дочерей, брата, племянников, «рода и племени» не должно быть никаких притязаний: «дела нет, опричь Тимофея и дочери моей Пелагеи». Поскольку о сыновьях Федот в порядной (и позднейшей духовной) не упоминал, можно предположить, что у него на данный момент были одни дочери, из которых Пелагея являлась младшей. Дополнительные сведения о семье Федота можно почерпнуть из переписной книги Яренского уезда 1646 г., где в деревне Коквицы на Вычегде Федот Фёдоров отмечен во дворе с сыном Матюшкой 9 лет. Возможно, к 1658 г. этот сын у Федота уже умер, а других у него не было.
В конце порядной записи 1658 г. определялась одинаковая для обеих сторон неустойка за отказ от брака – 5 руб., а в удостоверительной части указывались люди, которые «были на