— Ну? — обратилась к Лире миссис Коултер.
— Я не сказал ей ничего важного, — сказала Лира.
— О чем она тебя спрашивала?
— Просто о том, чем я занимаюсь, откуда я и все такое.
Сказав это, Лира заметила, что миссис Коултер одна, без деймона. Как такое может быть? Но через секунду золотая обезьяна появилась рядом, и, нагнувшись, она взяла его руку и с легкостью подняла на свое плечо. Казалось, она сразу почувствовала облегчение.
— Если, милая, ты встретишь еще кого-нибудь, кто совершенно очевидно, не был приглашен, пойди и найди меня, ладно?
Запах горячего металла исчезал. Возможно, Лира просто его вообразила. Она снова почувствовала аромат, исходящий от миссис Коултер, запах роз, сигарного дыма и запахи других женщин. Миссис Коултер улыбнулась Лире так, словно хотела сказать: «Мы же с тобой все понимаем, не так ли?», и ушла поприветствовать других гостей.
Пантелеймон прошептал ей в ухо:
— Пока она была здесь, ее деймон вышел из нашей спальни. Да он шпионит! Он теперь знает об алетиометре!
Лира поняла, что, скорее всего, так и есть, но поделать с этим ничего не могла. Что там сказал о Глакожерах этот профессор? Она огляделась, ища его, но прежде, чем она его увидела, швейцар (одетый в этот вечер в костюм слуги), и еще какой-то человек похлопали профессора по плечу и что-то тихо сказали, после чего он побледнел и прошествовал за ними к выходу. Это заняло не больше пары секунд и было проделано настолько осторожно, что вряд ли кто-нибудь это заметил. Но Лира почувствовала себя разоблаченной и встревожилась.
Она бродила по двум большим комнатам, в которых проходила вечеринка, наполовину слушая окружающую болтовню, наполовину раздумывая о вкусе коктейлей, которые ей не разрешалось пить, и чувствуя себя все больше раздраженной. Она и не подозревала, что за ней наблюдают, пока рядом с ней не появился швейцар и с поклоном произнес:
— Мисс Лира, тот джентльмен у камина хотел бы с вами поговорить. Если вы не знаете его — это лорд Норд.
Лира посмотрела на противоположный конец комнаты. Прямо на нее смотрел с виду сильный седовласый мужчина, и как только их глаза встретились, он кивнул ей и поманил к себе.
Она подошла неохотно, но уже более заинтересованно.
— Добрый вечер, дитя, — сказал он. Голос у него был командный и ровный. Чешуйчатая голова и изумрудные глаза его деймона-змеи сверкали в свете лампы с граненым плафоном на стене.
— Добрый вечер, — ответила Лира.
— Как поживает мой старый друг, Мастер Джордана?
— Спасибо, отлично.
— Думаю, им всем было жаль отпускать тебя?
— Да, это так.
— А чем вы занимаетесь с миссис Коултер? Чему она тебя учит?
Пребывая в мятежном и беспокойном настроении, она ответила на этот покровительственный вопрос не правдой, и не какой-нибудь нафантазированной историей. Вместо этого она сказала:
— Я изучаю частицы Русакова, и еще Комитет Жертвенников.
Казалось, он вмиг сконцентрировался, наподобие того, как можно сконцентрировать луч ямтарического фонаря. Все его внимание вмиг было направлено на неё.
— Может быть, расскажешь о том, что знаешь, — промолвил он.
— Они проводят на севере эксперименты, — сказала Лира. Сейчас она чувствовала безрассудство. — Как доктор Грамман.
— Продолжай.
— Есть специальные фотограммы, на которых видна Пыль, а еще мужчина, на которого как бы направлен весь свет, а на ребенка — нет. По, крайней мере, не так сильно.
— Это миссис Коултер показывала тебе такую картинку?
Лира растерялась, потому что требовалось солгать, а это она умела плохо.
— Нет, — ответила она через секунду. — Я видела ее в колледже Джордан.
— Кто ее тебе показал?
— На самом деле, ее показывали не мне, — уточнила Лира. — Я просто проходила мимо и увидела ее. А потом Коллегия Жертвенников забрала моего друга Роджера. Но…
— Кто показал тебе эту картинку?
— Мой дядя Азраэль.
— Когда?
— Когда в последний раз был в Джордане.
— Понятно. А чему тебя еще научили? Кажется, я слышал что-то о Коллегии Жертвенников?
— Да. Но о них я услышала не от него. Я узнала о них здесь.
Она подумала, что это была истинная правда.
Он пристально на нее посмотрел. Она в ответ взглянула на него со всей наивностью, какая у нее была. Наконец, он кивнул.
— Значит, миссис Коултер, должно быть, решила, что ты уже готова для такой работы. Интересно. Ты уже принимала в этом участие.
— Нет, — ответила Лира. О чем это он? Пантелеймон предусмотрительно принял свою самую бесстрастную форму, иначе его чувства выдали бы её; а в том, что сможет сохранить наивность на своем лице, Лира была уверена.
— А она говорила тебе, что происходит с детьми?
— Нет, этого она не говорила. Я только знаю, что это связано с Пылью, и все это похоже на пожертвование.
И опять же, она решила, что это не совсем ложь; она ведь не говорила, что об этом ей рассказала миссис Коултер.
— Пожертвование — это скорее, драматический взгляд на вещи. Все, что происходит, идет в пользу как нам, так и им. И, разумеется, они все идут за миссис Коултер добровольно. Вот почему она столь важна. Они должны захотеть принять во всем этом участие, а какой ребенок может противиться ей? И если она собирается использовать тебя для того, чтобы их привлекать, это к лучшему. Я очень доволен.
Он улыбнулся ей точно так же, как миссис Коултер: словно они оба знали один секрет. Она ответила вежливой улыбкой, и он отвернулся поговорить с кем-то еще.
Они с Пантелеймоном чувствовали ужас друг друга. Ей хотелось уйти и поговорить с ним наедине; она хотела убраться из этой квартиры; она хотела вернуться в колледж Джордан, в свою убогонькую маленькую спальню на Двенадцатой Лестнице; она хотела найти лорда Азраэля…
И, словно в ответ на свое последнее желание, она услышала упоминание его имени и подошла к разговаривающей рядом группе под предлогом того, что хочет взять из тарелки на столе бутерброд. Мужчина в пурпурной одежде епископа говорил:
— …Нет, я не думаю, что в ближайшее время лорд Азраэль нас побеспокоит.
— Где вы сказали, его держат?
— В Свельбардской крепости, мне сказали. Охраняемой панцербьёрнами — вы знаете, этими медведями в латах. Жуткие создания! Он не сбежит, если только не собирается дожить до тысячи лет. Думаю, путь свободен, практически свободен…
— Последний эксперимент доказал то, в чем я никогда не сомневался — что Пыль имеет своим первоисточником темную сущность…
— Это что, заратустрийская ересь?
— …Что было использовано для ереси…
— И если бы мы могли изолировать эту темную сущность…
— Вы сказали Свельбард?…
— Броненосные медведи…
— Коллегия Жертвенников…
— Дети не страдают, я в этом уверен…
— Лорд Азраэль в заключении…
Лира услышала достаточно. Она развернулась, и, идя так же бесшумно, как и мотыль Пантелеймон, ушла в свою спальню и закрыла дверь. Шум вечеринки тут же умолк.
— Ну? — прошептала она, и на ее плече он превратился в щегла.
— Мы будем отсюда смываться? — прошелестел он в ответ.
— Конечно же! Если мы сделаем это прямо сейчас, когда кругом все эти люди, она некоторое время ничего не заметит.
— Он-то заметит.
Пантелеймон имел в виду деймона миссис Коултер. Когда Лира подумала о его гибком золотистом обличье, от страха ей стало дурно.
— В этот раз я буду с ним драться, — отважно сказал Пантелеймон. — Я могу меняться, а он нет. Я буду меняться так часто, что он не сможет меня удержать. Вот увидишь, в этот раз я одержу победу!
Лира отвлеченно кивнула. Что ей надеть? Как отсюда можно выбраться незамеченной?
— Тебе придется пойти шпионить, — прошептала она. — Как только путь будет чист, мы сбежим. — И добавила, — стань мотылем. Запомни, в ту секунду, когда никто не смотрит…
Она слегка приоткрыла дверь, и он выпорхнул в щель, темный на фоне розовато освещенного коридора.
Тем временем она поспешно собрала всю самую теплую одежду, что у нее была, и еще кое-что и запихала в одну из черных шелковых сумок, которые они купили в одном модном магазине как раз в этот день. Миссис Коултер давала ей деньги на сладости, и, хотя она тратила их, не скупясь, у нее все еще осталось несколько соверенов, которые она положила в карман своего пальто из волчьей шкуры перед тем, как на цыпочках красться к двери.
В последнюю очередь она упаковала алетиометр в черную бархатную коробочку. Нашел ли его этот гнусный деймон-обезьяна? Должно быть, да; и должно быть, рассказал ей; ах, если бы только она спрятала его получше!
Она прокралась на цыпочках к двери. К счастью, ее комната находилась в конце коридора, ближе всего к прихожей, а большинство гостей находились в двух дальних просторных комнатах. Доносились звуки громких разговоров, смеха, плеск воды в уборной, звон бокалов; а потом над самым ухом голос крохотного мотылька сказал:
— Давай! Быстро!
Она проскользнула в прихожую, и меньше чем через три секунды уже открывала входную дверь квартиры. Моментом позже она уже тихонько ее притворяла, и с Пантелеймоном, уже снова превратившимся в щегла, спустилась по лестнице и сбежала.
Глава шесть. Бросок сети
Она шла, быстро удаляясь от реки, так как набережная была широкой и хорошо освещенной. Целая путаница прямых улиц располагалась между местом, где она находилась, и Королевским Арктическим Институтом, бывшим единственным зданием, которое Лира была в состоянии найти, и в этот темный лабиринт она сейчас и спешила.
Если бы она только знала Лондон так, как знала Оксфорд! Тогда бы она знала, каких улиц следует избегать или где добыть немного еды; или даже в какую дверь постучать и попросить защиты. В ту холодную ночь темные аллеи вокруг казались живыми, наполненными движением и скрытой жизнью, о которых она не имела представления.
Пантелеймон преобразился в дикую кошку и сканировал темноту пронзающими ночь глазами. Иногда он останавливался, ощетиниваясь, и Лира спешила прочь от входа, в который готова была войти. Ночь была полна звуков: взрывы пьяного смеха, два хриплых голоса, затянувших песню, рёв и стоны какой-то несмазанной машины в подвале. Лира осторожно шла мимо всего этого, держась тени и узких аллей; ее обостренные чувства смешивались с чувствами Пантелеймона.