— Лорд Фаа, если Йорек Барнисон поведёт малышку, она будет с ним в безопасности, как и с нами. Все медведи говорят правду, но я давно знаю Йорека, и ничто в мире не заставит его нарушить слово. Прикажи ему заботиться о ней, и он это сделает, всё так. Что же до скорости, он может бежать часами без устали.
— Но почему бы не отправиться и нескольким мужчинам? — сказал Лорд Фаа.
— Ну, им придется идти, — заметила Лира, — потому что невозможно перейти горы на санях. Йорек Барнисон может идти быстрее любого человека по такой местности, а я достаточно лёгкая, так что не сильно задержу его. И я обещаю, Лорд Фаа, я обещаю не задерживаться дольше, чем нужно, и ничего не говорить о нас, и не попадать в неприятности.
— Ты уверена, что тебе нужно это делать? Не дурачит ли тебя чтец символов?
— Он никогда этого не делает, Лорд Фаа, и я не думаю, что он способен на подобное.
Джон Фаа потёр подбородок.
— Хорошо, если всё получится, у нас будет чуть больше знаний, чем сейчас. Йорек Барнисон, — позвал он, — ты согласен исполнить просьбу ребенка?
— Я выполню ваш приказ, Лорд Фаа. Прикажите мне доставить туда ребёнка, и я сделаю это.
— Очень хорошо. Ты должен доставить её туда, куда она хочет, и сделать так, как она просит. Лира, теперь ты командуешь, поняла?
— Да, Лорд Фаа.
— Ты пойдешь, и найдешь, что бы это ни было. А когда ты найдешь это, развернёшься и придешь обратно. Йорек Барнисон, мы в это время двинемся дальше, так что тебе придётся нагнать нас.
Медведь склонил массивную голову.
— В деревне есть солдаты? — спросил он Лиру. — Мне понадобится моя броня? Мы будем быстрее без неё.
— Нет, — ответила она. — Я уверена, Йорек. Спасибо, Лорд Фаа, а я обещаю сделать всё, как вы сказали…
Тони Коста протянул ей полоску сушеного тюленьего мяса, и вместе с Пантелеймоном в виде мыши в капюшоне она забралась на спину огромного медведя, цепляясь за мех руками в перчатках и стискивая коленями его узкую мускулистую спину. Его мех был удивительно густым, и чувство невероятной силы, захлестнувшее её, было безграничным.
Прошло некоторое время, прежде чем она привыкла к движению. А потом её обуяло дикое веселье. Она ехала верхом на медведе! Аврора трепетала над ними золотыми арками и петлями, а вокруг был лишь суровый арктический мороз и бесконечная тишина Севера.
По снегу лапы Йорека Барнисона ступали почти беззвучно. Деревья здесь были тонкими и чахлыми, так как они росли на самой границе с тундрой, но по тропе росла ежевика и колючие кусты. Медведь мчался сквозь них как сквозь паутину.
Они перебрались через низкий хребет, сквозь пробивающиеся на поверхность камни, и вскоре остальные члены экспедиции потеряли их из виду. Лира хотела поговорить с медведем, и если бы он был человеком, она бы уже давно болтала с ним, как со старым знакомым; но он был настолько чужим, и диким, и холодным, что она чувствовала смущение — вероятно, впервые в жизни. Поэтому, в то время как он бежал, и его лапы неутомимо двигались, она сидела и молчала. Возможно, думала она, так ему нравится больше; в глазах панцирного медведя она должна выглядеть не старше лепечущего детеныша, едва перешагнувшего младенчество.
Раньше она редко задумывалась о себе и заметила, что данное занятие довольно интересно, хотя и тревожащее; фактически, очень похожее на верховую езду на медведе. Йорек Барнисон легко бежал, одновременно перемещая обе лапы с одного бока и раскачиваясь из стороны в сторону в могучем постоянном ритме.
Они ехали уже час или больше, и тело Лиры одеревенело и болело, хотя сама она была совершенно счастлива, когда Йорек Барнисон замедлил темп и остановился.
— Посмотри, — сказал он.
Лира подняла глаза, и ей пришлось вытереть их рукой — она так замерзла, что слёзы застилали взор. Когда, наконец, смогла чётко видеть, она судорожно вздохнула, глядя на небо. Свет Авроры был слабым и дрожащим, но звёзды были яркими как бриллианты, и по огромному звёздному небосклону летели сотни и сотни маленьких темных теней с востока и юга в сторону севера.
— Это птицы? — спросила она.
— Это колдуньи, — ответил медведь.
— Колдуньи? Что они делают?
— Наверное, летят на войну. Я никогда не видел столько одновременно.
— Ты знаешь кого-нибудь из колдуний, Йорек?
— Я служил некоторым. А также с некоторыми сражался. Это напугает Лорда Фаа. Если они летят на помощь к вашим врагам, вам нужно опасаться.
— Лорд Фаа не будет напуган. Ты ведь не боишься, так?
— Ещё нет. Если буду бояться, то обуздаю страх. Но нам лучше сообщить Лорду Фаа о колдуньях, потому что его люди могли никогда не видеть их.
Дальше он двигался медленнее, а Лира продолжала смотреть на небо, пока глаза опять не заслезились от холода, а она все не видела конца бессчетным полчищам колдуний, летящим на север.
Наконец Йорек Барнисон остановился и произнёс: «Вот деревня».
Они смотрели вниз разбитого неровного склона на сбившиеся в кучу деревянные домики у огромной заснеженной равниной, такой ровной, как это только возможно.
Лира подумала, что это должно быть замёрзшее озеро. Деревянный пирс доказал, что она права. Они были в пяти минутах ходьбы от деревни.
— Что ты собираешься делать? — спросил медведь. Лира соскользнула с его спины, и обнаружила, что ей трудно стоять. Её лицо одеревенело от холода, а ноги дрожали, но она вцепилась в мех медведя и притоптывала ногами, пока не почувствовала себя лучше.
— В этой деревне ребёнок или призрак, или что-то такое, — сказала она, — или, может быть, недалеко от неё, я не знаю точно. Я хочу найти его и привести к Лорду Фаа и другим, если смогу. Я думала, что он призрак, но возможно, чтец символов рассказывает мне о том, чего я не понимаю.
— Если он снаружи, — сказал медведь, — ему бы лучше найти какое-нибудь укрытие.
— Я не думаю, что он мёртв, — сказала Лира, но она не была уверена. Алетиометр указал на что-то жуткое и неестественное, тревожное; но кто она? Дочерью Лорда Азраэля. И кем она повелевала? Могучим медведем. Как она могла показать, что ей страшно? — Давай пойдем и посмотрим, — сказала она.
Она снова забралась ему на спину, и оно начал спускаться по неровному склону шагом, а не бегом. Деревенские собаки учуяли, или услышали, или догадались об их приближении, и начали устрашающе лаять; олени в загородке нервно забегали, их рога трещали как сухие сучья. В неподвижном воздухе любой звук разносился на многие мили.
Когда они добрались до первых домов, Лира крутилась вправо и влево, усиленно приглядываясь в тусклом свете — свет Авроры тускнел, а до восхода луны было еще далеко. То здесь то там виднелся свет под заснеженной кровлей, и Лире показалась, что она видит бледные лица за некоторыми оконными стёклами, и она представила себе их удивление при виде ребёнка верхом на огромном медведе.
В центре деревушки у пирса, на который были вытащены лодки, выглядевшие сейчас как холмы, присыпанные снегом, было открытое пространств. Собачий лай был оглушительным, и стоило только Лойре подумать, что шум этот должно быть всех перебудил, открылась дверь, и оттуда вышел мужчина с ружьём. Его деймон-росомаха вспрыгнул на кучу дров возле двери, разбрасывая снег.
Лира тотчас же слезла и встала между ним и Йореком Барнисоном, осознавая, что это она сказала медведю, что ему не понадобится броня.
Мужчина заговорил на незнакомом языке. Йорек Барнисон ответил, и человек застонал от страха.
— Он думает, что мы дьяволы, — сказал Йорек Лире. — Что мне сказать?
— Скажи ему, что мы не дьяволы, но у нас имеются таковые в друзьях. И мы ищем… Просто ребенка. Странного ребёнка. Скажи ему это.
Как только медведь произнёс это, человек показал направо, указывая на место, расположенное дальше, и заговорил быстро.
Йорек Барнисон сказал, «Он спрашивает, не пришли ли мы, чтобы забрать этого ребёнка. Они его боятся. Они пытались его отогнать, но он постоянно возвращается».
— Скажи ему, что мы заберём его с собой, но они поступили плохо, так обращаясь с ним. Где он?
Человек объяснил, в страхе жестикулируя. Лира боялась, что он по ошибке выстрелит, но как только он договорил, то кинулся в дом и захлопнул дверь.
Лира видела лица у каждого окна.
— Где ребёнок? — спросила она.
— На рыбном складе, — сказал медведь и повернулся по направлению к пирсу.
Лира последовала за ним. Она жутко нервничала. Медведь направлялся к узкому деревянному сарайчику, поднимая голову, чтобы понюхать то тут, то там, а когда они подошли к двери, он сказал: «Там внутри».
Сердце Лиры забилось так, что она едва могла дышать. Она подняла руку, чтобы постучать, и, осознав, что это глупо, набрала побольше воздуха, чтобы позвать, но поняла, что не знает, что сказать. О, как уже было темно! Ей нужно было взять светильник…
Выбора не было, и всё равно, она не хотела, чтобы медведь видел её страх. Он говорил об обуздании собственного страха: именно это ей и нужно было сделать. Она подняла обрывок оленьей кожи, удерживающей щеколду, и сильно дёрнула примёрзшую дверь. Та с треском распахнулась. Ей пришлось раскидать сугроб снега у подножия двери, чтобы открыть её; от Пантелеймона не было никакой пользы — он бегал туда-сюда горностаем, белая тень на белой земле, издавая тихие испуганные звуки.
— Пан, ради Бога! — сказала она. — Стань летучей мышью. Лети и посмотри…
Но он не захотел, не захотел он и говорить. Она никогда его таким не видела.
Кроме единственного случая, когда она и Роджер в склепе в Джордане переместили монеты с изображениями деймонов из одних черепов в другие. Он был напуган даже больше неё. Что до Йорека Барнисона, он лежал на снегу неподалёку и молча смотрел.
— Выходи! — сказала Лира так громко, насколько хватило смелости. — Выходи!
В ответ не донеслось ни звука. Она открыла дверь чуточку шире, и Пантелеймон вспрыгнул ей на руки, отталкивая и отталкивая её в своей кошачьей форме и сказал: «Уходи! Не оставайся здесь! О, Лира, уходи сейчас же! Вернись!»