— Да нет же, я знаю, зачем они его забрали, — сказал она, когда они все сдвинули головы. — Это потому что его деймон не менялась. Они решили, что он на самом деле старше, чем выглядит, и, в сущности, вовсе не маленький мальчик. Но на самом-то деле его деймон не часто менялась, потому что он редко об этом думал. Я видела ее превращения. Ее звали Крысятиной…
— Почему они так интересуются деймонами? — спросила Лира.
— Никто не знает, — сказала блондинка.
— Я знаю, — сказал слушавший их мальчишка. — Что им надо, так это убить твоего деймона и посмотреть, умрешь ли ты сам.
— Ну, а тогда зачем им снова и снова это повторять? — возразил кто-то. — Им нужно было сделать это всего один раз, разве нет?
— Я знаю, что они делают, — сказала первая девочка.
Все внимание было обращено на нее. Но поскольку никому не хотелось, чтобы об их разговорах проведали, и поэтому они вынуждены были скрыть свое пылкое любопытсво под личинами полубеззаботного равнодушия.
— Что же? — спросил кто-то.
— Я ведь была с ним, когда за ним пришли. Мы были в прачечной, — пояснила девочка.
Она зарделась румянцем. Если она и ожидала колкостей и поддразнивания, то их не последовало. Все дети были подавлены, и никто даже не усмехнулся.
Она продолжила:
— Мы тихо себя вели, но вдруг зашла эта няня с таким слащавеньким голосом. И она говорит: «А ну, выходи, Тони, я ведь знаю, что ты здесь — давай, выходи, мы тебя не обидим…» А он тогда спрашивает: «А что вы собираетесь делать?» А она и отвечает: «Мы уложим тебя спать и сделаем маленькую такую операцию, а потом ты как ни в чем не бывало проснешься!». Ну, он ей, конечно не поверил. Он и говорит, мол…
— Дырки! — сказал кто-то. — Они делают в головах дырки, как татары! Зуб даю!
— Помолчи, а! А что еще сказала та няня? — встрял еще кто-то. В этот раз вокруг их стола собралось около дюжины детей, их деймоны, как и они сами, были растерянными, напряженными и изумленными.
Белокурая девочка продолжала:
— Видите ли, Тони хотел знать, что собираются сделать с Крысятиной. А она ему и говорит: «Ну, как только ты уснешь, она уснет вместе с тобой.» А тони отвечает: «Вы собираетесь ее убить, да? Я это точно знаю! Мы все знаем, что происходит.» И няня принялась увещевать его, что нет, дескать, конечно нет. Что это всего лишь небольшая операция. Только небольшой надрез. И это вовсе не больно, но они для уверенности его усыпят.
Вся столовая к этому времени притихла. Надзирающая за ними нянька на время вышла, а окошко раздаточной было закрыто, и оттуда их никто не мог услышать.
— Что еще за надрез? — спросил какой-то мальчик тихим напуганным голосом. — Она сказала, что это за надрез?
— Она сказала, что это сделает его взрослее. Что это надо делать всем, и от этого деймоны взрослых перестают меняться. Им делают такой разрез, и деймон остается в одной форме, а мы становимся взрослыми.
— Но…
— Это ведь не значит, что…
— Неужели у всех взрослых есть такой надрез?
— А как же насчет?…
Внезапно все замолчали, словно им самим кое-что отрезали, и все взгляды обратились к выходу. Там стояла Сестра Клара, вся такая мягкая, кроткая и бесстрастная, а рядом с ней — незнакомый Лире мужчина в белом халате.
— Бриджет МакДжинн, — позвал он.
Белокурая девочка, дрожа, встала. Ее трепещущий деймон прижался к ее груди.
— Да, сэр? — промямлила она едва слышным голоском.
— Допивай свое молоко и ступай за Сестрой Кларой, — велел он. — Всем остальным — разойтись в свои классы.
Дети покорно поставили кружки на тележку из нержавеющей стали и в полной тишине покинули столовую. Никто не посмотрел на Бриджет МакДжинн, никто, кроме Лиры, которая прочла на лице белокурой девочки вспышку ужаса.
Остаток утра прошел в занятиях. На станции был небольшой спортзал, потому что во время предлинной полярной ночи заниматься на улице трудно, и каждая группа детей по очереди играла там под присмотром няни. Им полагалось разбиться на команды и перебрасываться мячом, и Лира, которая раньше ничем подобным не занималась, пришла в растерянность. Но она быстро ориентировалась в спортивных играх и была прирожденным лидером, а потому вскоре обнаружила, что игра ей нравится. Маленький зал наполнился криками детей, визгом и гиканьем деймонов, которые постепенно вытесняли из головы пугающие мысли, что, разумеется, и было настоящей целью занятий.
Перед обедом, когда дети снова выстроились в очередь в столовой, Лира почувствовала чириканье Пантелеймона, который кого-то узнал, обернулась и оказалась лицом к лицу с Билли Костой.
— Роджер мне сказал, что и ты здесь, — проговорил он вполголоса.
— Твой брат направляется сюда, вместе с Джоном Фаа и всей бандой бродяжников, — ответила она. — Они намереваются забрать тебя домой.
Он едва не заверещал от радости, но вовремя сделал вид, что закашлялся.
— И еще, ты должен называть меня Лиззи, — добавила Лира, — ни в коем случае не Лирой. И должен рассказать мне все, что тебе известно, вот.
Они сели вместе, рядом с Роджером. В обед, когда дети только то и делали, что ходили между столами и раздаткой, где пресного вида взрослые подавали им такую же пресную еду, они могли общаться без опасений. Под звон ножей, вилок и тарелок Билли и Роджер рассказали ей все, что знали сами. От одной из нянь Билли слышал, что детей, которым сделали операцию, отправляют в общежития ближе к югу, что могло объяснить, почему Тони Макария стал бродяжничать. У Роджера, однако, нашлось кое-что поинтереснее.
— А я нашел тайник, — сообщил он.
— Неужели? Где?
— Видите эту картину. . — он имел в виду большую фотограмму тропического пляжа. — Взгляните на ту потолочную панель в верхнем правом углу?
Потолок состоял из укрепленных металлическим каркасом больших квадратных панелей, и одна из них, над картиной, была слегка приподнята.
— Когда я ее увидел, — сказал Роджер, — то подумал, что они все похожи на эту панель, и попробовал приподнять их все, но все попусту. Под ними ничего нет. Однажды ночью я и этот парень из нашей спальни, которого забрали, решили все проверить. Там оказалось пустота, куда можно залезть. .
— И насколько далеко можно пролезть под потолком?
— Не знаю. Мы продвинулись совсем немного. Мы хотели убедиться, что, когда придет время, мы сможем там спрятаться, но, возможно, нас вычислили.
Лира видела в рассказанном скорее лазейку, чем тайник. Это было лучшее, что она слышала за все время пребывания в этом месте. Но прежде чем они снова начали разговаривать, какой-то доктор постучал ложкой по столу и начал свою речь.
— Внимание дети! — сказал он. — Слушайте внимательно! Время от времени мы должны проводить пожарные учения. Очень важно, чтобы при этом все оказались тепло одеты и без паники вышли наружу. Поэтому сегодня после полудня мы собираемся попрактиковаться с пожарной тревогой. Когда зазвонит звонок, вы должны оставить все свои дела и делать то, что велит ближайший взрослый. Запомните, куда вас поведут. Это и будет место, куда вы должны направляться в случае пожара.
А что, подумала Лира, это идея!
Большую часть послеобеденного времени она и еще четыре девочки проходили проверку на Пыль. Доктора не говорили, что занимаются именно этим, но и без этого догадка напрашивалась сама. По одной их забирали в лабораторию, и это их, естественно, пугало; как жестоко обойдется с ней судьба, думала Лира, если позволит вот так погибнуть, не нанеся по ним удара! Но кажется, пока им не собирались делать никаких операций.
— Мы хотим произвести кое-какие обследования, — объяснил доктор. Между всеми ними трудно было уловить разницу: все эти люди казались родными братьями в своих белых халатах, с планшетами и ручками на подхвате, и даже женщины походили друг на друга своими униформами и мягко-вкрадчивой манерой держаться.
— Но меня вчера обследовали, — сказала Лира.
— О, сегодня будут немного другие исследования. Стань пожалуйста на ту металлическую пластину… нет, сними сперва туфли. Если хочешь, можешь держать своего деймона в руках. Смотри перед собой, вот так, сосредоточься на зеленом огоньке. Хорошая девочка…
Что-то вспыхнуло. Доктор повернул ее лицо в другом направлении, вправо и влево, и при этом каждый раз что-то щелкало и мерцало.
— Отлично! А теперь подойди к этому прибору и засунь руку в это отверстие. Обещаю, ничего страшного от этого не произойдет. Выпрями пальцы. Вот так.
— А что вы исследуете? — спросила она. — Это Пыль, да?
— Кто рассказал тебе о Пыли?
— Одна девочка, я не знаю ее имени. Она сказала, что все мы заражены Пылью. Но я не заражена, по крайней мере, я так считаю. Я вчера принимала душ…
— О, это совсем другая пыль. Ее не увидишь невооруженным взглядом. Это особенная пыль. А теперь прижми первый палец… вот так. Отлично. Теперь, если пошаришь там, нащупаешь что-то вроде ручки… нашла? Возьмись за нее… умница, девочка. А теперь, можешь ты положить вторую руку сюда… опусти ее на медный шар. Хорошо. Прекрасно! Сейчас ты почувствуешь легкое покалывание, но не беспокойся, это всего лишь легкий анбарический ток…
Пантелеймон, приняв свою самую напряженную и настороженную личину дикого кота, с горящими глазами и подозрительным видом бродил вокруг приборов, время от времени возвращаясь, чтобы потереться о ноги Лиры.
Она уже успела убедиться, что пока никто не собирается делать ей никакой операции, как уверена была и в том, что никто не в курсе, кто скрывается под именем Лиззи Брукс; и потому она отважилась задать вопрос.
— Почему вы отбираете у людей деймонов?
— Что? Кто это тебе такое порассказал?
— Одна девочка, чьего имени я не знаю. Она сказали, что вы отделяете деймонов от людей.
— Чепуха. .
Тем не менее, Лира уже достаточно себя накрутила. И поэтому не остановилась:
— Ведь вы один за другими уводите детей, и никто из них не вернулся! Одни уверены, что вы их убиваете, иные говорят совсем другое, а эта девочка сказала, что вы отнимаете…