— О, пожалуйста! Подождите! Ведьмы. . Они в самом деле летают, правда? Мне ведь не приснилось, когда однажды ночью я видела летающих ведьм?
— Да, дитя; а что?
— Они могут потащить за собой воздушный шар?
— Несомненно, однако…
— А Серафина Пеккала придет?
— У меня нет времени объяснять тебе уклад жизни колдовских народов. В нее вовлечено слишком много политических сил, и Серафина Пеккала обязана защищать интересы своего клана. Но, возможно, то, что происходит здесь и сейчас — это часть того, что делают в каком-то другом месте. Лира, тебе нужно уже быть в здании. Беги, беги же!
Она убежала, и, Роджер, круглыми глазами наблюдающий за выползающими в двери деймонами, зашагал к ней по глубокому снегу.
— Это же… как в склепе Джордана… это же деймоны!
— Да, угомонись. И все равно, не рассказывай Билли. Никому пока не рассказывай! Давай возвращаться.
Гусь позади них хлопал крыльями, заметая снегом их следы; невдалеке толпились или же разбредались потерянные деймоны, издавая горестные крики утраты и скорби. Когда следы были укрыты, гусь обернулся к бледным созданиям, собирая их вместе. Он заговорил, и один за другим они менялись — хотя, это стоило им очевидных усилий, — пока все не превратились в птиц; они взлетали, падали и бежали за ним по снегу, как молодые неоперившиеся птенцы, и, в конце концов, отрывались от земли. Они вытянулись в рваную линию, бледную и призрачную на фоне глубокого черного неба, и медленно набрали высоту, хотя некоторые были хилыми и двигались неровно, а некоторые летели скорее вниз, чем вверх; но большой серый гусь кружил вместе с ними, поддерживая их и собирая, пока все вместе они не затерялись в бездонной черноте.
Роджер тянул Лиру за руку.
— Поторопись, — сказал он, — они почти уже собрались.
Они заковыляли прочь, чтобы присоединиться к Билли, который подзывал их, стоя на углу главного здания. Либо дети устали паясничать, либо взрослые восстановили свою власть, так или иначе, теснясь и толкаясь, все уже выстраивались в неровную очередь у парадной двери. Лира и двое ребят выскользнули из-за угла и смешались с остальными, но перед этим Лира сказала:
— Пустите среди них слух — они должны быть готовы к побегу. Они должны точно знать, где их верхняя одежда и должны быть готовы схватить ее и убираться по нашему сигналу. И пусть каждый держит это в страшной тайне, понятно?
Билли кивнул, а Роджер спросил:
— А что за сигнал?
— Пожарный звонок, — объяснила Лира. — Когда настанет время, я его выключу.
Они ожидали, пока их пересчитают. Если кто-то в Коллегии Жертвенников и собирался следить за порядком в школе, ему стоило делать это усерднее: здесь не было ни одной постоянной группы, всех детей отмечали галочкой в одном длинном списке, который, конечно же, не был упорядочен по алфавиту; из этих взрослых никто не привык держать все в своих руках. И потому вокруг царил небольшой переполох, несмотря даже на то, что больше никто уже не занимался беспорядочной беготней.
Лира наблюдала и обращала на все внимание. Все они справлялись со своими обязанностями из рук вон плохо. Во многом они были слишком неорганизованны: жаловались на пожарную тревогу, не знали, где должна храниться верхняя одежда, не могли даже заставить ребятишек выстроиться в ровную очередь; и их слабость вполне могла стать ее преимуществом.
Все почти закончилось, но тут их внимание привлекло что-то еще, и, по мнению Лиры, это было худшее, чего можно ожидать.
Как и все, Лира услышала какой-то звук. Все взоры обратились вверх и принялись выглядывать в небе дирижабль, звуки двигателя которого ясно слышались в морозном воздухе.
Пожалуй то, что он прилетел со стороны, противоположной той, куда со своей стаей улетел серый гусь, было удачей. Но это было единственным утешением. Очень скоро дирижабль можно было рассмотреть, и по толпе прошелестело возбужденное бормотание. Толстая и лоснящаяся серебристая штуковина проплыла над освещенной дорогой, вниз ударили снопы света с ее носовой части и из кабины под брюхом.
Пилот снизил скорость и принялся за нелегкий труд регулирования высоты. Лира наконец поняла, для чего требуется та крепкая мачта: это, конечно, была швартовочная мачта. Пока взрослые вели внутрь оглядывающихся назад и тычущих пальцами детей, наземная команда вскарабкалась по трапам на мачте и приготовилась присоединить швартовочные тросы. Ревели двигатели, с земли поднималась снежная поземка, и вот в окнах кабины показались лица пассажиров.
Лира оглянулась — и безошибочно их узнала. Пантелеймон, превратившись в дикого кота, прижался к ней и яростно зашипел, потому что любознательно глядящая в окошко головка принадлежала ни кому иному, как миссис Коултер, на руках которой восседал ее золотистый деймон.
Глава шестнадцать. Серебряная гильотина
Лира спрятала голову под защиту мехового капюшона и юркнула сквозь двойные двери вместе с остальными детьми. Было уже поздно беспокоиться о том, что она скажет, когда они встретятся лицом к лицу, другая проблема выходила теперь на первый план — как спрятать ее меха, и как далеко она может пройти в них без разрешения.
Но, к счастью, внутри царила такая неразбериха, взрослые пытались поторопить детей, чтобы освободить место для пассажиров с цепеллина, поэтому никто не следил тщательно. По пути к спальне Лира выскользнула из анорака, легинсов и ботинок и сложила их так, чтобы вещи занимали как можно меньше места.
В спальне она быстро подтащила тумбочку к углу, встала на нее и надавила на панель подвесного потолка. Панель приподнялась точно так, как сказал Роджер, и в эту щель она засунула ботинки и легинсы. Подумав, она вытащила алетиометр из сумки и положила его в потайной карман анорака перед тем, как запихнуть и его туда же.
Затем она спрыгнула, поставила на место тумбочку и прошептала Пантелеймону:
— Мы должны просто притвориться глупыми, пока она нас не увидит, а потом сказать, что нас похитили. И ничего о бродяжниках и, особенно, о Йореке Барнисоне.
Она поняла, что весь ее страх притягивается к госпоже Коултер, как стрелка компаса к полюсу, поэтому все остальное, что она видела, она могла выдержать, даже отвратительную жестокость взаимовлияния. Она была достаточно сильна; но одной мысли об этом милом лице и приятном голосе или образа шаловливой золотой обезьянки было достаточно, чтобы вызвать желудочные колики, тошноту и мертвенную бледность.
Бродяжники приближались. Думай об этом, думай о Йореке Барнисоне и не выдай себя, подумала она и отправилась обратно в столовую, откуда доносился шум.
Дети выстроились в очередь за горячим питьём, некоторые до сих пор были в своих угольно-чёрных анораках. Их разговоры крутились только вокруг цепеллина и его пассажиров.
— Это была она — с деймоном-обезьяной.
— И тебя она поймала?
— Она сказала, что напишет моим маме и папе, но, держу пари, она этого так и не…
— Она никогда не рассказывала нам о детях, которых убили. Она никогда об этом ничего не говорила.
— Эта обезьяна, она хуже всего — она поймала мою Кароссу и чуть не убила её, я всё это чувствовал…
Они были напуганы, как и Лира. Она нашла Энни и других и села.
— Слушайте — сказала она, — вы можете держать язык за зубами?
— Да!
Три лица повернулись к ней в ожидании.
— Есть план побега — тихо сказала Лира — Кое-кто собирается забрать нас, так, они будут здесь примерно через день. Может быть раньше. Всё, что мы должны сделать, это быть готовыми сразу по сигналу взять нашу тёплую одежду и убежать. Никаких задержек. Вы просто должны бежать. Но если вы не достанете одежду, вы погибните от холода.
— Что это за сигнал? — спросила Энни.
— Пожарная сигнализация как сегодня днем. Все уже устроено. Но об этом не должны узнать взрослые. Особенно она.
Их глаза горели надеждой и возбуждением. И через всю столовую полетело сообщение. Лира могла сказать, что атмосфера изменилась. После того, как дети увидели госпожу Коултер, их обуял панический страх. Но теперь они вновь обрели уверенность. Лира была удивлена тем, какой эффект может произвести надежда.
Она посмотрела в дверной проём, но осторожно, готовая в любой момент отвернуться, потому что оттуда доносились голоса взрослых, а затем показалась и сама госпожа Коултер, которая наблюдала и улыбалась счастливым детям с горячими напитками и пирогами, таким обогретым и накормленным. Едва заметный трепет пробежал по столовой, все дети застыли и замолчали, смотря на неё.
Госпожа Коултер улыбнулась и прошла мимо, ничего не сказав. Понемногу разговоры возобновились.
— Где они будут совещаться? — спросила Лира.
— Возможно в конференц-зале — ответил Энни. — Один раз они водили нас туда — добавила она, имея в виду её саму и её деймона — Там было около двадцати взрослых, а один из них читал лекцию, и мне пришлось стоять там и делать, что он скажет, чтобы, например, проверить, как далеко может отойти от меня Кириллион. А потом он загипнотизировал меня и делал что-то ещё… Это большая комната с множеством стульев, столом и маленькой трибуной. Она за дирекцией. Эй, спорю, что они притворятся, что с пожарной тревогой вёе было в порядке. Спорю, что они боятся её, как и мы…
Остаток дня Лира провела с другими девочками, наблюдая и стараясь не привлекать внимание. После зарядки и шитья был ужин, потом свободное время в большой запушенной комнате с настольными играми, потрёпанными книгами и столом для тенниса. Каким-то образом Лира и остальные дети почувствовали, что происходит что-то неладное, потому что взрослые сновали туда-сюда или собирались в группы и о чём-то встревожено говорили. Лира полагала, что они обнаружили побег деймонов и обсуждали, как такое могло случиться.
Она не видела госпожу Коултер, что значительно облегчило ей жизнь. Когда пришло время идти спать, она решила, что должна рассказать другим девочкам про свой план.
— Слушайте, — сказала она, — они когда-нибудь приходят посмотреть, спим ли мы?