— Как? — Сказал он, затаив дыхание. — Как медведь получил деймона? И почему он? И как ты можешь быть так далеко от него? — Мухи вылетали из его рта подобно маленьким чёрным словам.
— Это легко. Я могу быть далеко от него, потому что я похожа на деймонов ведьм. Вы ведь знаете, как их деймоны могут улетать за сотни миль? Тут всё точно так же.
А что касается того, как он получил меня, то это было в Болвангаре. Вы, наверное, слышали про Болвангар, потому что госпожа Коултер, должно быть, говорила вам об этом, но она, вероятно, не рассказала вам про всё, что они там делали.
— Усечение… — сказал он.
— Да, усечение, но это только часть целого, Вмешательства. Но они там делают всякие другие вещи, вроде создания искусственных деймонов. И экспериментов на животных. Когда Йорек Барнисон услышал об этом, он предложил себя для эксперимента, чтобы узнать, смогут ли они сделать для него деймона, и они сделали. Это была я. Мое имя — Лира. И, так как человеческие деймоны принимают форму животных, то медвежьи деймоны принимают форму человека. И я — его деймон. Я могу читать в его разуме, и я всегда точно знаю, что он делает, и где он находится, и…
— Где он теперь?
— На Свельбарде. Он двигается сюда со всей возможной скоростью.
— Почему? Что он хочет? Он, должно быть, безумен! Мы его на клочки разорвем!
— Он хочет меня. Он идёт сюда, чтобы вернуть меня. Но я не хочу быть его деймоном, Йофар Ракнисон, я хочу быть вашим. Потому что, когда эти люди в Болвангаре увидели, на что способен медведь с деймоном, они решили никогда больше не повторять этот эксперимент. Йорек Барнисон хочет быть единственным медведем, имеющим деймона. И, вместе со мной, он смог бы поднять всех медведей против вас. Это — то, для чего он прибыл на Свельбард.
Король-медведь взревел в ярости. Он ревел настолько громко, что хрусталь в люстрах зазвенел, все птицы в комнате завопили, а Лира почти оглохла. Но она не обратила на это внимания.
— Именно за это я вас и люблю, — сказала она Йофару Ракнисону, — потому что вы страстный и сильный, а не только умный. И я просто должна была покинуть его, и прибыть и сообщить Вам это, потому что я не хочу, чтобы он правил медведями. Это должны быть вы. И есть способ забрать меня от него и превратить меня в вашего деймона, но вы бы не знали этого, если бы я вам не сказала, и вы бы поступили с ним, как с любым изгоем; я хочу сказать, не сражались бы с ним должным образом, а убили его из огнеметателей или ещё из чего-нибудь. И, если бы вы сделали это, я бы просто потухла, как свечка, и умерла вместе с ним.
— Но ты — как ты можешь…
— Я могу стать вашим деймоном, — сказала она, — но только, если вы одержите победу над Йореком Барнисоном в бою лицом к лицу. Тогда его сила перетечёт в вас, и мой разум перетечёт в ваш, и мы будем едины, и будем знать мысли друг друга, и вы можете посылать меня далеко-далеко, чтобы шпионить для вас, или держать меня при себе, как вам больше понравится. И я помогла бы вам править медведями, и захватить Болвангар, если захотите, и тогда вы сможете заставить их создать много деймонов для ваших фаворитов, или, если вы захотите быть единственными медведем с деймоном, то мы могли бы уничтожить Болвангар навсегда. Мы могли бы сделать что-угодно, Йофар Ракнисон, вы и я, вместе!
Всё это время она придерживала Пантелеймона в кармане дрожащей рукой, и он сидел там так тихо, как только мог, в форме самой маленькой мыши, которой он когда-либо становился.
Йофар Ракнисон мерял шагами комнату в сильнейшем волнении.
— Бой лицом к лицу? — сказал он. — Я? Я должен сражаться с Йореком Барнисоном? Невозможно! Он — изгой! Как это может быть? Как я могу бороться с ним? Это единственный путь?
— Это единственный путь, — сказала Лира, желая, чтобы это было не так, потому что Йофар Ракнисон казался ей всё более сильным и яростным с каждой минутой. Как бы нежно она ни любила Йорека, и как бы сильно она в него ни верила, она не могла представить себе, как он может справиться с этим гигантом среди гигантских медведей. Но это была единственная надежда, которая у них была. А в том, чтобы быть убитым из огнеметателей, не было вообще никакой надежды. Внезапно Йофар Ракнисон повернулся к ней. — Докажи! — сказал он. — Докажи, что ты деймон!
— Хорошо, — сказала она. — Я легко могу сделать это. Я могу узнать что-нибудь, что знаете только вы, и никто больше, что-то такое, что мог бы узнать только деймон.
— Тогда скажи мне, кто был моей первой жертвой.
— Я должна быть в одиночестве, чтобы сделать это, — сказала она. — Когда я стану вашим деймоном, вы сможете видеть, как я делаю это, но до тех пор это должно быть наедине.
— Позади зала есть приёмная. Иди туда, и возвращайся, когда узнаешь ответ.
Лира открыла дверь и оказалась в комнате, освещённой одним факелом, и пустой, кроме кабинета красного дерева, в котором лежало несколько запачканных чем-то серебряных украшений. Она достала алетиометр и спросила: «Где Йорек?»
«В четырёх часах пути, и спешит изо всех сил.»
«Как я могу сообщить ему, что я сделала?»
«Ты должна довериться ему.»
Она подумала с тревогой о том, насколько он устанет, пока доберётся досюда. Но тут она поняла, что не делает именно то, что алетиометр только что велел ей делать: она не доверяла ему.
Она отложила эту мысль в сторону и задала вопрос Йофара Ракнисона: «Кто был его первой жертвой?» Ответ был: «Собственный отец Йофара.»
Она расспросила подробнее, и выяснила, что, когда Йофар, будучи ещё молодым медведем, был один на льдах в своей первой охотничьей экспедиции, он натолкнулся на одинокого медведя. Они поссорились и подрались, и Йофар убил его. Это само по себе было преступлением, но это было хуже, чем простое убийство, потому что, как Йофар узнал позже, другой медведь был его собственным отцом. Медведи воспитывались матерями, и редко видели своих отцов. Естественно, Йофар скрыл правду о том, что он сделал, и никто не знал об этом, кроме самого Йофара, а теперь ещё и Лиры.
Она спрятала алетиометр поглубже, и задумалась над тем, как сообщить ему об этом.
— Льстить ему! — прошептал Пантелеймон. — Это всё, чего он хочет.
Так что Лира открыла дверь, и увидела ожидающего её Йофара Ракнисона, на морде которого смешались выражения триумфа, хитрости, предчувствия, и жадности.
— Ну?
Она упала перед ним на колени и поклонилась так, что её голова коснулась его левой передней лапы, более сильной, так как медведи были левшами.
— Я прошу вашего прощения, Йофар Ракнисон! — Сказала она. — Я не знала, что вы настолько сильны и могущественны!
— Что это значит? Отвечай на мой вопрос!
— Вашей первой жертвой был ваш собственный отец. Я думаю, что вы — новый бог, Йофар Ракнисон. Вы просто должны им быть. Только бог смог бы сделать такое.
— Ты знаешь! Ты можешь видеть!
— Да, потому что я — деймон, как я вам и сказала.
— Скажи мне ещё одну вещь. Что леди Коултер обещала мне, когда она была здесь?
Ещё раз Лира вошла в пустую комнату и проконсультировалась с алетиометром.
— Она обещала вам, что она заставит Магистрат в Женеве признать, что вы можете креститься, как христианин, даже несмотря на то, что у вас тогда не было деймона. Но, я боюсь, что она не сделала это, Йофар Ракнисон, и, честно говоря, я не думаю, что они согласились бы на это, пока у вас не появился бы деймон. И я думаю, что она знала об этом, но не сказала вам правду. Но, в любом случае, когда у вас буду я, то вы сможете креститься, если захотите, потому что тогда никто не сможет оспорить ваше право. Вы сможете требовать этого, и они не смогут вам отказать.
— Да… правда. Это именно то, что она сказала. Правда, каждое слово. И она обманула меня? Я доверял ей, а она обманула меня?
— Да, именно это она и сделала. Но она больше не играет роли. Извините меня, Йофар Ракнисон, я надеюсь, что вы не станете возражать, если я напомню вам, что Йорека Барнисон всего лишь в четырёх часах пути отсюда, и, может быть, было бы лучше, если бы вы сообщили вашим стражникам, что они не должны его убивать, как они должны были бы. Если вы собираетесь сражаться с ним за меня, то надо разрешить ему прибыть в дворец.
— Да…
— И, возможно, когда он прибудет, лучше будет, если я притворюсь, что я всё еще принадлежу ему, и скажу, что я потерялась или ещё что. Он не будет знать. Я обману его. Вы собираетесь объявить остальным медведям, что я — деймон Йорека, и что когда вы победите его, я буду принадлежать вам?
— Я не знаю… Что я должен делать?
— Я не думаю, что стоит упоминать об этом. Когда мы будем вместе, вы и я, мы сможем придумать, что лучше делать, и решим тогда. А что вы должны сделать теперь, так это объяснить всем медведям, почему вы собираетесь позволить Йореку сражаться как настоящему медведю, несмотря на то, что он изгой. Потому что они не поймут, и нам надо найти объяснение для этого. Я хочу сказать, что они так или иначе будут делать то, что вы прикажете, но, если они будут знать причину, то они будут восхищаться вами ещё больше.
— Да. Что мы должны сообщить им?
— Сообщите им… Скажите им, что для того, чтобы полностью обезопасить ваше королевство, вы вызвали Йорека Барнисона непосредственно сюда, чтобы сразиться с ним, и тогда победитель будет править всеми медведями. Понимаете, если вы сделаете вид, что это всё ваша идея, что он прибывает, а не его, то это всех действительно впечатлит. Они будут думать, что вы способны вызвать его прямо отсюда, где бы он ни был. Они будут думать, что вы можете сделать что угодно.
— Да…
Гигантский медведь был совершенно беспомощен. Её власть над ним была почти опьяняющей, и, если бы Пантелеймон не укусил её руку, чтобы напомнить об опасности, в которой они находились, она могла бы потерять чувство меры.
Но она пришла в себя, и скромно отступила назад, чтобы наблюдать и ждать, пока медведи, под возбужденным руководством Йофара, подготавливали площадку для боя с Йореком Барнисоном; и больше всего на свете она жалела о том, что не может сообщить Йореку, что он изо всех сил спешит к тому, что должно было стать схваткой за его жизнь.