Она чувствовала тоску и отдельно сожаление. И гнев; сейчас она могла бы убить своего отца; если бы она могла, то вырвала бы ему сердце за то, что он сделал Роджеру. И ей: он обманул её. Как он посмел?
Она всё ещё держала тело Роджера. Пантелеймон что-то сказал, но она была слишко взволнована, чтобы что-либо слышать. Тогда он впился в её руку своими кошачьими когтями. Она вздрогнула.
— Что?
— Пыль, — сказал он.
— О чем ты говоришь?
— Пыль. Он собирается на йти источник Пыли и уничтожить его, не так ли?
— Это именно то, что он сказал.
— И Коллегия Жертвенников, и Церковь, и Болвангар, и госпожа Коултер — все они тоже хотят уничтожить его, не так ли?
— Да… Или остановить это, воздействуя на людей… Почему?
— Потому что если они все думают, что Пыль — это плохо, то это должно быть хорошо.
Она промолчала. В груди у неё заныло от волнения.
Пантелеймон продолжал:
— Мы слышали, что они все говорят о Пыли, и что они напуганы, ты знаешь чем. И мы верили им, верили, несмотря на то, что видели, что все их поступки безнравственны, злы и неправильны… Мы тоже думали, что Пыль — это плохо, потому что они уже взрослые и они сказали так. Но что если это не так? Что если…
— Да! Что если это действительно хорошая вещь, — сказала она затаив дыхание.
Она смотрела на него и видела его зелёные глаза горевшие от волнения охватывающего и её. Она чувствовала головокружение, как-будто целый мир разворачивался перед ней.
Если Пыль хорошая вещь… Если это так, то следовало найти её и беречь…
— Мы тоже могли бы искать её, Пан! — сказала она.
Именно это он и хотел услышать.
— Мы иогли бы добраться до неё быстрее, чем он, — продолжил он, — и…
Непреодолимость поставленной задачи заставила замолчать их обоих. Лира посмотрела на сверкающее небо. Она осознала насколько ничтожны они были, она и её деймон, по сравнению с величеством и необъятностью вселенной; и то, как мало они знают по сравнению с великими тайнами вселенной, намного превосходящими их разумение.
— Мы сможем, — настаивал Пантелеймон. — Ведь мы смогли пройти этот путь, не так ли? Мы сможем сделать и это.
— И тем не менее это было неправильно. Всё это было неправильно по отношению к Роджеру. Мы думали, что мы помогали ему… — она обняла Роджера и неуклюже поцеловала его несколько раз. — Это было неправильно… — сказала она.
— В следующий раз мы проверим и выясним всё, о чём только сможем подумать. В следующий раз мы сделаем лучше.
— И мы останемся одни. Йорек Барнисон больше не сможет следовать за нами чтобы помочь. Ни Фардер Корам, ни Серафина Пеккала или Ли Скорсби — никто.
— Ну значит тогда только мы. Не имеет значения. Ведь мы — это уже не один, так или иначе. Не так, как…
Она знала, что он подразумевал не так, как Тони Макариос; не так, как те бедные потерянные деймоны у Болвангара; мы — всё же еще один; мы оба — один.
— И у нас есть алетиометр, — сказала она. — Да. Я думаю, что мы должны сделать это, Пан. Мы поднимемся туда и будем искать пыль, а когда найдём, то будем знать что делать.
Тело Роджера неподвижно лежало на её руках. Она осторожно опустила его на пол.
— Мы сделаем это, — сказала она.
Она отвернулась. Позади них лежала боль и смерть, впереди — сомнение, опасность и бездонные тайны. Но они были не одни.
Так Лира и её деймон отвергнутые миром, в котором были рождены, смотрели на солнце и шли к небу.
Об авторе
Филип Пулман (Philip Pullman) родился 19 октября 1946 года в Норвиче (Великобритания). В детские годы ему пришлось много поездить по миру — его родной отец, а потом и приемный служили в Королевских ВВС. Часть своего детства он провел в Австралии, а с 11 лет живет в Северном Уэльсе. Большое влияние на мальчика оказала его учительница английского языка, Энид Джонс. По окончании школы Филип Пулман учился в Оксфорде, в Эксетер-колледже, где изучал английскую филологию. Позже он вернулся в Оксфорд, где двенадцать лет работал учителем в различных школах, а потом преподавал в Вестминстер-колледже — вел курсы по викторианскому роману и фольклору. Со временем Пулман оставил преподавательскую деятельность, чтобы полностью посвятить себя писательскому делу. Хотя дебютная книга писателя относилась к «взрослой» литературе, еще будучи учителем, он начал писать для детей. В основу части его романов легли пьесы, которые созданы для школьных постановок.