— В момент начала создания плетения, особенно такого сильного, никто не может помешать, — произнесла принцесса сразу после взгляда сэра Уильяма.
— Но я отчетливо видел, как профессор в момент нанесения последней линии гексаграммы понял, что происходит что-то неладное. Он словно сопротивлялся кому-то, и последняя линия легла криво, не закрывая мою вершину.
— Самому себе он сопротивлялся, — буркнул хоббит, возмущенно засопев и отвернувшись к стене. Вновь предоставив говорить Саманте, как будто объяснять мне столь очевидные вещи было ниже его достоинства.
— Представь, что ты нажал на кнопку спуска пистолета, — проговорила Саманта. — После этого происходит немало действий — удар бойка по оружию, взрыв капсюльного состава, воспламенение заряда, отделение пули от гильзы et cetera. В тот момент, когда твой навигатор положил первую линию, создавая гексаграмму, он считай нажал на спуск, начав плести конструкт. Защита периметра же была включена, ты сказал?
— Да, — кивнул я, уже начиная что-то понимать.
— Значит, никого рядом с вами в этот момент не было и быть не могло. Твой навигатор просто в последний момент почувствовал неладное и сам исправил конструкт. Причем для этого ему потребовалось… титаническое усилие. Не думаю, что кто-либо из тех навигаторов, кого я знаю, могли бы совершить подобное. То, что он сделал, это не просто — если применять мою аналогию, это не то, что увести ствол в сторону. Он будто догнал пулю и изменил направление ее полета.
— Получается, профессор сознательно оставил открытой одну вершину, чтобы я смог покинуть гексаграмму?
— Именно.
— Зачем от это сделал? — машинально поинтересовался я севшим голосом. Перед глазами в это время у меня стоял фон Колер с искаженным лицом — за миг перед тем, как на него попала вышедшая из-под контроля Тьма.
— Навигатор, когда открывает пробой в мертвые мир, видит дальше чем те, кто идет вместе с ним, — пояснила Саманта. — Значит он увидел, что пробой ведет не туда, куда должно. Или же, что с другой стороны вас ждет кто-то опасный.
В некоторой растерянности я посмотрел на принцессу. Получается, фон Колер увидел, что в крепости нас ожидает опасность и дал шанс покинуть гексаграмму хотя бы одному мне?
Моя ангел-хранительница сказала, что это была атака не на меня. Но если нам помешали не из нашего мира, а из нижнего, то кто тогда и на кого проводил эту атаку?
— Может быть мы продолжим? — нарушая повисшую паузу, язвительно поинтересовался сэр Уильям Джон. Его фраза подействовала на меня как ледяной душ, и я встряхнулся.
— После того, как профессор фон Колер изменил процесс плетения конструкта, истинная Тьма вышла из-под контроля. Он получил повреждения, несовместимые с жизнью. Когда…
— Подробнее! — сказал как плюнул хоббит.
— Я находился в мглистой пелене, видел происходящее не очень хорошо. Точно могу утверждать, что Тьма попала ему на грудь, сожгла часть плоти вместе с ребрами. Также у него отсутствовала нижняя челюсть.
— Дальше.
— Когда гексаграмма была завершена, вместе с последней кривой линией, мы отправились в другой мир. Появились в месте, напоминающим Гранд-каньон в Северной Америке. Красное небо, багряное облака, сухо и очень жарко. Старая крепость на вершине скалы, на одной из башен арена. Заброшенная — сверху ребрами натянуты шесты, на них истлевшие тенты.
Помня о названии над дверью, «Компания купцов-путешественников исследователей скрытых неизвестных мест», я сделал короткую паузу, глядя на хоббита. Начиная понимать, почему именно такое название на табличке, а также причину нахождения здесь сэра Уильяма Джона Галлахера — легенды среди одержимых, как говорил о нем фон Колер. Сам легенда в это время под моим взглядом словно нехотя кивнул, показывая понимание о каком месте идет речь.
— Мы вшестером оказались на равноудаленных друг от друга ложах, по краям арены. Профессор фон Колер — в центре, в яме для поединков.
— Он умер до того, как вы переместились?
— Нет, уже в другом мире, — вспомнил я, как профессор еще кричал на красном песке другого мира, когда Тьма пожирала его тело.
Сэр Уильям Джон кивнул. Выражение лица у него при этом стало такое, что очень и очень мне не понравилось. Но ничего переспрашивать я пока не стал, продолжив рассказ.
— На арене был старший демон, и некоторое количество низших тварей. Пятеро из моей команды оказались в закрытых вершинах гексаграммы. Я в открытой. Сразу после перемещения мне пришлось сбежать, и…
Вновь сэр Уильям Джон хлопнул ладонью по столу.
— Четко и подробно, сколько и кого видел на арене и в крепости, — проскрипел хоббит.
Если честно, то сэр Уильям Джон уже вызывал у меня стойкую неприязнь. Легенда легендой, то это не отменяло того факта, что он оказался довольно пренеприятным типом. Впрочем то, что хоббит начинал меня подбешивать своим снобским видом и показательным язвительным пренебрежением к делу отношения не имело, эмоции я контролировал. Тем более, что просьба описать подробно кого я увидел на арене, была вполне уместна.
— В центре арены, в яме площадки для поединков, где появился профессор фон Колер, находился гуманоидный демон. Ростом выше двух метров, красноватая кожа с коричневыми пигментными пятнами, отсутствие растительности на лице и теле. Оранжевые, заполненные демоническим пламенем глаза, за спиной среднего размера перепончатые крылья.
Сэр Уильям Джонс после моих слов переглянулся с Самантой. Причем в его взгляде четко читалось пренебрежение.
— Инфернал, — произнесла принцесса и пояснила в ответ на мой недоуменный взгляд. — Демон, описанный тобой, это инфернал. Они оперируют Огнем, не демоническим пламенем..
— Этому инферналу видимо никто не рассказал, что ему положено оперировать огнем, — пожал я плечами, и добавил: — Потому что в глазах у него точно горело демоническое пламя, а не Огонь.
— Много ты видел демонического пламени, — хмыкнул хоббит.
— Я прошел инициацию в огненной стихии, — позволил я себе чуть покровительственного тона, — уж демоническое пламя от стихийного огня отличу.
— Bullshit, — произнес краснолицый профессор, что можно было перевести как «херня не верю».
— Конечно херня! — сдержаться мне не удалось. — Я ведь подписался на перспективу государственной измены только ради того, чтобы навешать вам лапши на уши и произвести впечатление на прекрасную леди, — скопировав его язвительный тон, уже более спокойно произнес я.
— Все ошибаются. Продолжай, — негромко произнес сэр Уильям, глядя на меня с прищуром из-под кустистых бровей. Словно говоря, что он меня насквозь видит и ни камельки не верит. Спорить я не стал и продолжил рассказ.
— У ложи, где я оказался, находилась стая низших тварей — похожи на адских гончих, только без Тьмы…
— Гиены, — подсказала Саманта.
А ведь действительно, как гиены — поразился я тому, как в момент знакомства угадал с их названием.
— Стая гиен, штук двадцать. Кроме этого, рядом со мной находилось четверо мутантов с костяными гребнями на руках.
— Бурбоны, — подсказала принцесса.
— Как? — переспросил я.
— Barebones, — отчетливо произнесла Саманта.
Bare — голый, bone — кость. Вот только слово barebone принцесса в первый раз произносила по-другому, как «Бурбон» — созвучно с французской королевской фамилией. Типичный английский юмор — британцы часто так делают, не принимая никаких претензий и смеясь наедине сами с собой.
Я, рожденный в СССР под русскими осинами, каким-то неведомым образом унаследовал идеальный французский выговор и такое же идеальное понимание английского юмора. Правда, очень долго об этом просто не знал — и расстраивался, когда мои шутки казались смешными только мне и никому другому (а островных англосаксов рядом не было). Вот как глобализация пошагала по миру, через много прожитых лет я узнал, что у меня в наличии оказывается есть черта, присущая настоящему британцу.
Еще надо будет потом узнать, как костяных тварей официально называют. Могу ведь попасть в неудобную ситуацию, обидев кого-либо: может назвать мутанта бурбоном в присутствии франкофона также неуместно, как и употребление слово «лягушатник».
— Рядом со мной оказалось четверо бурбонов. Они неожиданно умерли, а гончие к счастью отвлеклись, поэтому я смог покинуть арену.
— Инфернал тебя не заметил? — поинтересовалась Саманта.
— Он же был занят слепком Макса, — язвительно буркнул сэр Уильям Джон.
— Нет, — посмотрел я в глаза хоббита, одновременно пытаясь переварить смысл услышанной фразы. — Инфернал меня сразу заметил и кинул четыре копья, сотканных из демонического пламени. Первые два практически одновременно, с двух рук. По мне чувствительно попало пару раз, так что я уж смог разобрался, Пламя это или Огонь, — скопировав язвительно-поучительный интонации хоббита, ответил я.
Саманта с сэром профессором вновь переглянулись. Когда сэр Уильям Джон повернулся ко мне, в глазах его сквозило крайнее недоверие. Но комментировать он не стал, взглядом попросив продолжать.
— Инфернал ни убить, ни догнать меня не смог, а…
— На что отвлеклись гиены?
— Со мной оказался подчиненный демон, сжатый в статуэтке артефактной компрессии. Я бросил его в стаю, он их отвлек. После этого я не стал задерживаться на арене и смог по коридорам крепости убежать от инфернала.
— Смог убежать, — проскрипел сэр Уильям Джон, — опаленный демоническим пламенем?
— Я же не сказал, что это было легко, — удивленно посмотрел я на него. — В одном из залов я наткнулся на пару десятков бурбонов, и мне пришлось выпрыгнуть в окно.
— Во двор? — недоверчиво спросил хоббит.
— Нет, наружу.
— Там пропасть!
— Я. Не говорил. Что это было легко, — еще раз, уже сам демонстрируя раздражение, повторил я.
После чего сразу вздохнул устало: потому что Саманта смотрела на меня с недоверием, а сэр Уильям с откроенным предубеждением. Бывает так, да — оснований не верить человеку нет, но ты ему все равно не веришь, потому что озвучивает он невероятные вещи, звучащие как неуместная шутка. Также наверное смотр