тически никак, зная только, что суши правильно произносится как «суси». В этом же мире японские рестораны, предметы быта и элементы культуры в повседневности встречались постоянно — Япония в составе Конфедерации, что накладывало отпечаток на привычные нормы жизни. Из которых кстати — из привычных норм, Татьяна Николаевна всерьез выбивалась.
Самому невнимательными взгляду было заметно, что живет заместитель директора гимназии Витгефта ни в чем себе не отказывая. Даже от меня это не укрылось, хотя в общественной жизни гимназии я не участвовал. И близко общался с Татьяной Николаевной всего единожды. Зато хорошо запомнил, как мы пересеклись с ней на крыльце гимназии, когда она пожелала показательно застроить меня за отсутствие ординарца, а потом еще и за грядущее опоздание.
Даже будучи озабочен своими неотложными проблемами, тогда я обратил внимание на ее элитный спорткар. Сейчас же еще более уверился в любви Татьяны Николаевны к роскоши — после переезда из Елисаветграда в Архангельск она арендовала немаленький особняк, приподнятый на сваях над обрывистом срезом пляжа. Одна из стен ее спальни была панорамной, открывая вид на северное море, сейчас тонувшее во тьме тяжелой осенней ночи.
Включив ночник, осветивший просторную спальню призрачным красноватым сиянием, я подошел ближе к кровати. Стараясь действовать бесшумно, приподнял простынь и накрыл женщину, чтобы в момент пробуждения она не смутилась своей наготой. В тот момент, когда я легонько накинул на нее невесомую простынь, Татьяна Николаевна вздрогнула и проснулась.
— Тсс! — только и сказал я, глядя в расширившиеся от удивления глаза.
Заместитель директора, находясь на границе сна и яви, пока совершенно не понимала, что происходит. Машинально она отпустила обнимаемую подушку и подобрала простынь, натягивая ее под самое горло. Перевернувшись на спину, она, толкаясь ногами уткнулась затылком и шеей в изголовье, словно желая покинуть ночной кошмар и проснуться в нормальном месте и времени.
— Татьяна Николаевна, доброй ночи, — произнес я в полный голос, отчего женщина вздрогнула.
Отступив на пару шагов, подхватил неподалеку стул и принес его ближе к кровати. Поворачивался к Татьяне Николаевне спиной я безбоязненно — она не была одаренной, и даже если у нее под подушкой пистолет, среагировать успею.
К тому же сейчас я был предельно собран. В этот состоянии — при полной ясности мыслей и максимальной концентрации, неожиданно странно начал работать мой внутренний радар, став практически третьим глазом. Так что сидевшую на кровати женщину я «видел».
Причем видел не зрением. Это, наверное, было как-то похоже на полет летучей мыши — которая при хорошем зрении в полете еще использует и эхолокацию, воспринимая кроме зрительных образов контуры акустической картины мира вокруг. Только я использовал не звуковые волны, а ауру… не знаю, может ауру эфира или астральный план — самому сразу не понять, а спросить пока не у кого.
Ножки стула звучно ударились в пол. Поставив его практически вплотную к кровати и развернув задом наперед, я присел, опираясь грудью и руками на спинку. Татьяна Николаевна в этот момент села выше и прислонилась спиной к изголовью кровати. И еще выше подтянула простынь, под самый подбородок.
Похоже, она уже окончательно проснулась и начала осознавать происходящее — в неярком свете ночника было видно, как заалели ее щеки. Но надо отдать Татьяне Николаевне должное — истерику устраивать не собиралась, глупые вопросы не задавала. Весьма сообразительная дама. И мне теперь еще более понятно, как она — не владеющая даром, смогла занять столь престижную должность в императорской гимназии для одаренных.
— Татьяна Николаевна, предупрежу сразу: у нас мало времени. Поэтому мне очень нужно чтобы вы максимально быстро пришли в рабочее состояние. Готовы слушать важную информацию?
Татьяна Николаевна кивнула. Действительно готова, по взгляду видно прекрасно.
— Отлично. Прежде чем начну, хочу попросить у вас прощения. Но обстоятельства так сложились, что несчастливый билет выпал вам, потому что госпожа Жарова в отъезде.
Извиняющимся жестом склонив голову и едва разведя руками, я вернулся к предельно деловому тону:
— Теперь к делу. Сообщаю вам, что меньше чем через час наземная часть здания малой арены будет уничтожена, а внешние защитные щиты деактивированы. Сделает это группа неустановленных лиц, которых после совершения диверсии никто не сможет найти. Имейте ввиду это как данность.
Сохраняя молчание Татьяна Николаевна пристально смотрела на меня поблескивавшими в полумраке глазами. Да, самообладание у дамы просто прекрасное. Завидую.
— Как подобная, выходящая из ряда вон ситуация скажется и на репутации гимназии, и непосредственно на вашей как ответственного в данный момент руководителя, пояснять думаю не нужно. Но есть выход: вы можете мне помочь и дезактивировать внешнюю защиту периметра прямо сейчас.
— Я не могу, — покачала головой Татьяна Николаевна.
— Пожалуйста, больше никогда не пытайтесь лукавить в общении со мной. То, что вы можете снять защиту, как исполняющая обязанности директора — на время отъезда госпожи Жаровой, я прекрасно знаю. Знаю даже, как это сделать без сбора комиссии: на этот случай у вас есть чрезвычайный специальный протокол. И вы должны будете задействовать его в четыре часа утра, якобы по согласованию с профессором бароном Максимилианом Ивановичем фон Колером. Согласование я вам организую задним числом.
Сознательно упомянул о том, что профессор барон — Татьяна Николаевна, как я прочитал по пути сюда в карточке личного дела, не только любит роскошь, но и всеми силами стремится пополнить ряды неодаренного дворянства, относясь с большим пиететом к аристократии.
— Специальный протокол это…
— Я знаю, что такое специальный протокол. Но поверьте, это меньшее зло в нашем случае. А с Марьяной Альбертовной, уж будьте уверены, я договорюсь и кроме премии за сей поступок вам ничего более полагаться не будет.
Здесь я блефовал, конечно. Но говорил уверенно и без тени сомнений. Дама передо мной, не обладая владеющим даром смогла занять руководящую должность в гимназии для одаренных — такая самую малейшую слабину почувствует.
— Но специальный протокол это…
— На уровне императорской канцелярии также найдутся влиятельные люди, которые смогут объяснить его использование и убедить надзорные органы не задавать лишние вопросы.
Здесь тоже блефовал — потому что не был уверен, что родственники Валеры или Эльвиры смогут прикрыть мне задницу. И прикрыть задницу Татьяны Николаевны тоже (тут я невольно глянул на тонкую простыню, натянувшуюся по ее телу в районе бедер).
— Правда, есть небольшой нюанс, — вновь посмотрел я в поблескивающие глаза и даже поднял вверх указательный палец, показывая, что сейчас скажу очень важную вещь.
«А она ведь заметила, как и куда ты только что пялился» — как всегда вовремя подсказал внутренний голос.
— Нюанс этот состоит в том, — едва не сбился я с ритма беседы, — что если все пойдет не по плану, вы, Татьяна Николаевна, имеете все шансы получить обвинение в содействии государственному изменнику. Так что выбор у вас сейчас стоит между волчьим билетом, который вы получите вместе с увольнением после разобранной мной на булыжники малой арены, или вполне реальной перспективой смертной казни.
— Первый вариант… — просипела, не сразу справившись с голосом Татьяна Николаева. Кашлянув и глядя на меня исподлобья, она заговорила снова: — Первый вариант выглядит более привлекательно.
— Без сомнений. Но опять же, есть одно «но». О том, что вы отказали мне в помощи, рано или поздно станет известно не только нам двоим. В связи с этим я буду вынужден вас показательно уничтожить. Не сочтите за угрозу, тем более что вы мне глубоко симпатичны. Да и лицезрев минуту назад столь божественно очаровательный образ, я отныне безнадежно влюблен в вас трепетной юношеской любовью. Но таковы правила игры, я не могу их не соблюдать. Sad, but true. Печально, но факт — как говорят англосаксы.
— Вы не знаете, какие люди…
— Состоят в ваших покровителях. Прекрасно знаю об Андрее Борисовиче, и даже знаю место и время ваших периодических с ним свиданий. Тайных от его жены, конечно же. Вот только Андрей Борисович ведь остался в Николаевской губернии — это раз, и два — вы сами выбрали карьеру, отправившись вместе с гимназией сюда, а любовь на расстоянии вряд ли его удовлетворит. Так что даже о произошедшей между вами размолвке, как видите, я осведомлен.
Доступ к досье на Татьяну Николаевну, которая оказывается является столь амбициозной и эффектной во всех отношениях дамой, предоставил мне краснолицый сэр Галлахер. И собранная англичанами информация поражала обилием и детальностью сведений.
Впрочем, ничего удивительного в это не было. Показательная любовь к роскоши и красивой жизни так просто ни для кого не проходит, поэтому заместитель директора наверняка являлась одной из кандидатур, рассматриваемых английской разведкой для вербовки. При этом не думаю, что и контрразведка Конфедерации мышей не ловит — уверен, что и в российском ведомстве есть такое же досье на Татьяну Николаевну, даже более полное.
— Видите, я с вами предельно откровенен, — еще раз извиняющееся развел руками, подытожив все ранее сказанное. — Или вы отказываетесь мне помочь и гарантированно теряете репутацию, должность, а также спокойную безбедную жизнь. Или вы соглашаетесь мне помочь, в результате чего также можете потерять репутацию, должность, и вообще окончить жизнь на виселице. Но в случае успеха моего спасательного мероприятия, вы получите искреннюю и горячую благодарность сразу от трех родов высокой владеющей аристократии. Ваш выбор.
— Спасательного мероприятия?
— Именно так, — удивился я ноткам непонимания в словах собеседницы. — Могли бы и догадаться уже, что практическое занятие по славянскому язычеству пошло совсем не по плану, — кивнул я, и произнес уже другим тоном, поторапливая: — Решайтесь, Татьяна Николаевна, у вас на размышление осталось не более минуты.