ен с женами и малыми детьми»[122].
«Этим они ясно показали, что мало думают о ранее принятом крещении», — заключает Генрих Латвийский, рупор и апологет христианизаторской политики епископа Альберта. Как же в таких условиях поступили благородные пилигримы? Это достойно восхищения:
«Пилигримы же, видя, что новообращенные ливы до такой степени заблуждаются <…>, пустились преследовать бегущих. Скоро однако они заметили, что те, соединившись с другими язычниками из Леневардена, покинули свои деревни и ушли вместе в лесные трущобы. Тогда пилигримы, подложив огонь, зажгли их город»[123].
Затем был сожжен и замок Аскратэ (Ашераден), а его жители рассеяны. Отмщению за угон скота были подвергнуты все участники тех событий, кроме литовцев. Это подтверждается и перечнем захваченных объектов: Леневарден и Ашераден. Ливы-язычники были разгромлены, а земли их подпали в зависимость от Риги. Лишь на условии крещения им вновь «разрешено было владеть деревнями, полями и всем, что они, казалось, потеряли не без основания», пишет Генрих Латвийский[124]. Боевые действия и мелкие стычки продолжались в течении всего 1205 года, но основное дело было сделано — уничтожены основные укрепления противника, разорены жилища, склады, поля, прерваны коммуникации с союзниками, население деморализовано.
Русские планомерно придерживались тактики невмешательства. Когда войска Альберта подступили к границам Кукенойса, местный князь Вячко немедленно отправился к немцам для выяснения обстоятельств. Получив заверения в исключительно мирных по отношению к Полоцку намерениях крестоносцев, Вячко договорился о границах того района, где предполагались военные действия, заключил мир и отбыл восвояси[125].
Рижане в свою очередь всячески стремились подчеркнуть то, что они ни в коей мере не посягают на русскую власть в регионе. Их борьба направлена, во-первых, против литовцев, которые угоняют скот, а во-вторых, на проповедь христианства среди местных жителей. Однако за этой позой скрывались совершенно иные намерения. Требовалось время для того, чтобы усилить свое влияние. Нужны были новые крестоносцы, новые поселенцы, новые финансовые средства. Всего этого Альберту катастрофически не хватало. В 1202–1204 годах был осуществлен новый (Четвертый) крестовый поход, жертвой которого стал Константинополь, на развалинах которого возникла Латинская империя. Фактически была дискредитирована сама идея крестоносного движения, выродившаяся в систематические грабительские набеги на мусульман и язычников. Именно в эти годы несоизмеримо более весомыми стали звучать призывы к крестовым походам в Прибалтику. Долгий и затратный путь в Палестину предлагалось заменить куда более кратким и стоившим значительно дешевле посещением Ливонии. Прижимистым немцам это нравилось. Можно сказать, что после 1205 года их участие в средиземноморском крестоносном движении решительно снижается, а активность на Балтике возрастает.
Беспокойство полоцкого князя Владимира в таких условиях должно было усилиться. Он не мог долго верить тем сладким словам, которые передавал ему через посредников Альберт. В 1205 году нападению со стороны немцев подверглись ливы, платившие дань Полоцку. Кроме того, часть их земель после этого была обложена новыми повинностями в пользу Риги. Вячко, подписавший мир с Альбертом еще в период похода, мог не знать о тех условиях, которые немцы предъявили ливам. Его могли убедить в том, что данническая зависимость ливов от Руси сохранится. Но это положение со всей очевидностью было нарушено, о чем местные жители не преминули оповестить князя Владимира. Последний немедленно начал приготовления к походу против немцев (на Ригу), который предполагал осуществить весной 1206 г.
В разгар этих приготовлений в Полоцк прибыли рижские послы. Их возглавлял тот самый основатель ордена меченосцев аббат Теодорих. В придворном окружении они встретили группу ливов, которые во время аудиенции у князя, ничуть не стесняясь, публично обвинили немцев в агрессии:
«Они [немцы] сообщили, что пришли ради мира и дружбы, ливы в ответ возразили, что тевтоны не хотят соблюдать и не соблюдают мир. Речь их была полна злословия и горечи, а короля они больше подстрекали начать войну, чем заключить мир»[126].
Ливы откровенно склоняли князя Владимира к войне. Это насторожило рижских посланников, которые решили подкупить одного из княжеских приближенных и разузнать подробности. Так информация о готовящемся походе проникла к немецкой делегации, которая сразу послала к соотечественникам гонца с этим известием. Епископ Альберт уже было готовился вновь отплыть в Германию с теми крестоносцами, срок обета которых заканчивался, но задержался. Многие пилигримы также решили остаться еще на некоторое время, дабы воспротивиться угрозе со стороны Полоцка: «тогда многие пилигимы, собиравшиеся отплыть за море, снова приняли крест и вернулись…»[127].
Отправив известие в Ригу, Теодорих решил сообщить об этом Владимиру, который, конечно, был весьма раздосадован тем, что его планы раскрылись. Поразмыслив немного, князь не стал обрушивать гнев на гордого аббата, но сделал вид, что немецкая хитрость удалась: русские узнали, что внезапного нападения им произвести не удастся, и отменили поход. Рижское посольство было отпущено, но с ним направилась и русская делегация, призванная устроить публичное разбирательство взаимных претензий ливов и латгалов, с одной стороны, и немцев-христиан — с другой. Полоцкие дипломаты предложили встретиться с епископом 30 мая чуть восточнее Икесколы, в центре ливских земель и в равноудаленной от немецких и русских укреплений точке.
Все это слишком напоминало провокацию, в которую Альберт не хотел быть втянутым. Во-первых, русские выступали арбитрами в его отношениях с местным населением, то есть немцы играли роль подданных Полоцка, наряду с ливами. Во-вторых, как разузнали рижане, ливы и латгалы собирались прийти на суд вооруженными и в удобный момент убить епископа. Генрих Латвийский обвиняет в этом коварном замысле лично князя Владимира. И, судя по всему, он во многом прав.
Полоцк в эти годы уже не мог выставить значительный контингент войск для отдаленных военных действий. Угроза со стороны Литвы неуклонно возрастала. Горожане боялись оставить беззащитным свой город, который, кроме того, выступал важным участником в посреднической торговле. Конфликт в устье Даугавы в случае своего неблагоприятного исхода грозил долгосрочными потерями в области торговли. Ливская дань, как можно понять из контекста изложения, собиралась лично князем, который не делился ею с горожанами. Поэтому и на особую заинтересованность полочан рассчитывать не приходилось. В походе 1203 г. ополченцы не участвовали, что, видимо, было характерно. То же можно предположить и для похода 1206 г. Князь мог положиться только на свою дружину, а также на союзников из числа прибалтийских народов: собственно ливов, латгалов и литовцев. Это была основная его ударная сила. В ситуации, когда поход как бы отменялся, в действительности из участия в военных действиях исключались только русские дружинники и литовцы. Оставались решительно настроенные местные жители, которых и должны были собрать вокруг себя полоцкие послы 30 мая 1206 г.
Епископ Альберт, естественно, отказался прибыть на судилище. Напротив, ливы и латгалы собрались на него в большом количестве. Когда выяснилось, что немцы не придут, они решили не дожидаться помощи из Полоцка сами напасть на Ригу (на это и рассчитывал князь Владимир!). Были направлены гонцы во все области Ливонии для сбора ополчения, а пунктом соединения отрядов был назначен замок Гольм, ливские старейшины которого (их возглавлял ливский «князь Ако») были «зачинщиками всего злого дела»[128]. Кроме жителей с побережья Даугавы к Гольму устремились и отряды из Торейды: «толпы ливов стали стекаться к замку Гольм»[129]. Судя по всему, ожидалось прибытие и литовских отрядов. В период сбора основных сил на несколько дней установилось видимое затишье. Самые смелые из ливских ополченцев стали постепенно выдвигаться в предместья Риги, но большинство расположилось в районе Гольма.
Над рижскими немцами нависла серьезная, пожалуй, самая серьезная за все время их пребывания в устье Даугавы, угроза. Если называть действия ливов восстанием, то оно было в 1206 г. всеобщим. Люди разделились на два четко очерченных враждебных лагеря: христиане и все остальные. Запылали церкви и дома новокрещенных. Немецкий гарнизон Икесколы оказался лишен коммуникаций с соотечественниками и фактически в осаде. Оставшись еще на несколько дней в бездействии, рижане могли более никогда не увидеть своего города. Обстоятельства требовали решительных действий, и крестоносцы оказались на них способны.
Судя по сообщению Генриха Латвийского, немцев было только 150, «а врагов громадное количество». Немцы решили атаковать основное укрепление ливов, замок Гольм, расположенный на острове посредине Даугавы. При атаке с другого берега у них не было шансов. В 1203 г. князь Владимир так и не взялся за такой приступ. Рижане попробовали использовать корабли и организовать десант. Пристав к берегу, они, «запев молитву о милости» (вероятно, «Благ Господь ко всем, и щедроты Его на всех делах Его»