[174]. В 1255 г. горожане выгнали Василия и «вывели» к себе из Пскова Ярослава[175]. Александр Ярославич двинул войска, Ярослав бежал, и горожане вынуждены были покориться[176].
В этом контексте примечательными будут наблюдения о сроках возвращения князя Андрея из Швеции и о результатах этой поездки. Первый результат мы уже наблюдали: очевидно, что информация о Неврюевой рати, полученная в гипертрофированной форме от Андрея архиепископом Альбертом, заставила немцев с союзной Литвой начать наступление в 1253 г. Провал этого наступления вынудил латинян к осторожности. Следующую вылазку, отмеченную летописью под 1256 г., произвели уже шведы вместе отрядами крупных феодалов из Виронии фон Кивелей — они попытались закрепиться на восточном берегу Нарвы:
«Придоша Свеи, и Емь, и Сумь, и Дидманъ [Дитрих фон Кивель] съ своею волостью и множьство [вероятно, чуди] и начаша чинити городъ на Нарове. Тогда же не бяше князя в Новегороде, и послаша новгородци в Низъ къ князю по полкы, а сами по своеи волости рослаша. Они же оканьнии, услышавшее, побегоша за море»[177].
Эстонцы (чудь), вероятно, были привлечены как рабочая сила для возведения укреплений. Основными инициаторами вторжения представлены шведы с союзными финнами и тавастами. Состав армии вторжения сильно напоминал 1240 год. Инициатором нападения на этот раз, без сомнения, выступил управитель шведского государства — ярл Биргер, имевший большие планы по расширению своих владений в Восточной Прибалтике[178]. У Биргера гостил великий князь Андрей со своей супругой галицкой принцессой. У нас нет серьезных оснований обвинять Андрея в причастности к этому предприятию, но информационным агентом он, скорее всего, был. В поздних летописях встречается версия, что Андрей во время пребывания в Швеции был убит — толи «от чюди», толи «от немець»[179]. В Софийской первой летописи говорится даже, что Андрей был убит во время сражения с немцами — «на рати убьенъ бысть от немець»[180]. С другой стороны, более ранние источники фиксируют смерть Андрея, названного князем Суздальским, в 1264 году — вскоре после Александра[181].
Причем Андрей назван в составе делегаций русских князей, побывавших в Орде в 1257 и 1258 гг. [182] Первая поездка, очевидно, связана со сменой хана — в 1255 г. умер Батый, которому наследовал малолетний Улагчи. Александр Ярославич собирался сразу же прибыть на Волгу, но этому помешали события на Нарве. Делегация князей уже в 1256 г. отправилась в Орду, но достигла только Тородда Радилова, откуда Александр повернул в Новгород, а дальше поехал только ростовский князь Борис Васильевич (сын Василия Константиновича), который доставил новому хану дары от великого князя:
«Поехаша князи на Городець, да [князь Александр поехал] в Новъгородъ; князь же Борисъ поеха в Татары, а Олександръ князь послалъ дары. Борисъ же бывъ у Улавчня дары давъ, и приеха в свою отчину с честью»[183].
В. Н. Татищев пытался реконструировать события таким образом, что дары Александра к Улагчи были связаны с просьбой помиловать брата Андрея, ставшего нижегородским князем:
«Поеха князь Андрей на Городен и в Новград Нижний княжити. Князь же Борис Василькович ростовский иде в Татары со многими дары. Такоже и князь Александр Ярославич посла послы своя в Татары со многими дары просити за Андрея. Князь Борис Василькович ростовский был у Улавчия и дары отдал, и честь многу прием, и Андрею прощение испроси, и возвратися со многою честию в свою отчину»[184].
Такое изложение, конечно, выдает измышления Татищева. События относились, надо полагать, к лету 1256 г., когда стало известно о строительстве шведами крепости на Нарве, а также о недовольстве этим новгородцев — Александр предпочел оборонять западные рубежи и укреплять свои позиции в Новгороде, чем ехать на поклон к малолетнему хану[185]. Однако обращает внимание, что к хану поехал только князь Борис, хотя в делегации 1257 г. названы уже «Александръ, Андреи, Борисъ», а в 1258 г. к ним прибавлен еще и «Ярославъ Тферьский»[186]. Андрей Ярославич вновь возникает на страницах русской летописи после 1252 г. только в 1257 г. Это вынуждает некоторых исследователей с доверием относиться к версии Татищева о прощении князя в 1256 г. [187]
Следует признать, что наказать Андрея в 1252 г. приказал Батый (или Сартак), а простить его и разрешить вернуться на Русь, скорее всего, мог уже их преемник Улагчи, то есть в целом дата около 1256 г. как время возвращения Андрея из Швеции выглядит приемлемой. В 1257 г. Андрей поехал к Улагчи, где получил полное прощение и, вероятно, по согласованию с Александром, был пожалован владением в Суздале. В следующем 1258 г. смирился с монголами и Ярослав Ярославич, обосновавшийся после Пскова и Новгорода в Твери.
Таким образом, при подготовке шведского вторжения на Нарву Андрей Ярославич находился за границей. Вполне возможно, что интервенты прикрывались им или его присутствием как санкцией на их закрепление на русских землях. Такая провокационная политика латинян должна была заставить Андрея порвать с ними и просить брата о возвращении.
В целом период 1253–1255 гг. выглядит изобилующим опасными для Северо-Запада Руси событиями. Волнения в 1255 г. в Новгороде должны были серьезно насторожить великого князя Александра. Прежде редко суздальские правители водили войска к Новгороду — но в этот раз, видимо, был особый случай.
Антимонгольская партия, возглавляемая Андреем и Ярославом Ярославичами, искала базу на севере — сначала в Пскове и Ладоге, а затем в Новгороде. Идеологическую поддержку им оказывали в Прибалтике и Швеции. Вероятно, ожидалась и военная помощь. Надо полагать, сочувствие этой линии обнаруживалось и у некоторых новгородцев, имевших плотные контакты с Псковом и эмиграцией. Все это накладывалось на сепаратистские устремления северян. Совершенно не случайно после изгнания Василия в 1255 г. в Новгород пригласили Ярослава, союзника Андрея, — ставка делалась на оппозицию монгольской политике Александра[188]. Однако что-то не заладилось.
Большинство местных жителей не имели четкого представления о монгольской власти. Угроза с запада в Новгороде ощущалась более очевидно. Кроме того, энергичные действия по убеждению горожан предпринял князь Александр. Ярослав бежал — вероятно, опять в Псков. Был восстановлен и закреплен приоритет великокняжеской власти[189].
§ 4. Шведский поход на Нарву, 1256 г
Информация о волнениях в Новгороде, достигнув Швеции, должна была ускорить высадку на Нарве[190] Подготовка к этой кампании фиксируется уже с 1254 г.
В декабре 1254 г. умер папа Иннокентий IV — его преемником был избран Ринальдо ди Женне (Rinaldo di Jenne; ум. 1261), представитель знатной фамилии графов Сеньи (di Segni), к которой принадлежали папы Иннокентий III (1198–1216 гг.) и Григорий IX (1227–1241 гг.). Новый понтифик получил имя Александра IV. В определении политики в отношении восточных единоверцев он был продолжателем линии своих родственников, нередко демонстрировавших жесткие методы для приведения к покорности представителей иных конфессий. Александр IV был приверженцем линии агрессивного давления и борьбы с восточными «схизматиками»[191]. Как мы упоминали, 6 марта 1255 г. в послании литовскому королю Миндовгу он призвал к войне с русскими как с «неверными»[192]. Одновременно папа указал на необходимость содействия немецким колонистам Северной Эстонии в их стремлении расширить свои владения на Восток. У нового понтифика рижский архиепископ Альберт Зуербеер нашел полное взаимопонимание при определении внешней политики.
В послании от 19 марта 1255 г. Александр IV приказал Альберту подключиться к инициативе крупных североэстонских землевладельцев Отто фон Люнебурга и Тидерика фон Кивеля, которые обнаружили за Нарвой — в Водской земле и Карелии — язычников, склонных принять католическую миссию и покровительство Римской церкви:
«Поскольку благородные мужи Отто фон Люнебург и Тидерик фон Кивель, братья Рижского и Ревельского диоцезов (Otho de Luneborch et Tydericus de Kivel, fratres Rigensis et Revaliensis dioecesis), преданные, как любезные дети, Римской церкви, обратились к нам со своей просьбой о том, что они в соседней с ними земле небольшое количество язычников склонили к тому, чтобы оные язычники, с очами, открытыми разуму, страстно захотели достигнуть понимания христианской веры, мы, милостиво желая претворения обетов их в той земле, повелеваем тебе, коли это так, упомянутых язычников обратить в веру властью нашей, став главой их после того, как они определят место для сооружения епископальной церкви, и ей, как положено, выделят долю от доходов своих. <. > Если сочтешь, что все готово, поставь подходящего человека епископом и пастором их»