. Она занимает вершину холма (оза), главенствующего над окрестностями. Первоначально Везенберг представлял собой каменное укрепление нерегулярной планировки, занимающее северо-западный угол сохранившейся крепости и повторявшее стенами рельеф холма (западная стена — 61,7 м, южная — 60,75 м). Затем замок перестроили в конвентский дом. В конце XV — начале XVI в. к старым сооружениям пристроили южное крыло и туда же перенесли южную стену, образовав просторный двор[515]. Крепость являлась не только центром для местных общин, но и замыкала на себя все местные торговые пути.
Даже сейчас шоссе Нарва-Таллин проходит чуть севернее Раквере. В средние века дорога, очевидно, шла прямо через город. На это указывает сам характер местности — равнинной и существенно заболоченной, пересеченной множеством рек с неудобными переправами. Фактически вся южная часть современной Восточной Виронии (Ida-Virumaa) — сплошные болота. Островки плодородных земель здесь окружены лесистыми и труднопроходимыми низинами. Все дороги — полоски суши между трясинами и морем. Наиболее верный путь от Нарвы вглубь Эстонии — вдоль берега Финского залива: там и суше, и ориентир надежный имеется — береговая линия. Однако на границе с современной областью Западная Вирония (Lääne-Virumaa) характер местности меняется. Далее следовать вдоль берега менее удобно. Эта часть Виронии более богата плодородной почвой, особенно в южной части. Здесь больше населения, которое размещается преимущественно в стороне от морского берега. Дорога от Нарвы к Таллину отклоняется здесь чуть южнее, срезая неровности береговой линии и проходя через географический центр области Раквере. Поворот этот к югу происходит в районе современного поселения Виру-Нигула (Viru-Nigula; нем. Maholm). В феврале 1268 г. именно здесь ливонское войско преградит путь русской армии: неизбежное и самое выгодное место для перехвата интервентов с востока — обрывистый берег речки Пада (Pada).
Именно на разорение Западной Виронии рассчитывали новгородцы осенью 1267 г. Маленькая крепостица с ничтожным датским гарнизоном представлялась им легкой добычей. Однако осада ничего не дала. В ходе нее погибло 7 человек, включая знатного боярина Федора Сбыславича — возможно, брата Елферия (Юрия) Сбыславича и сына посадника Сбыслава Якуновича. Ближайший родственник убитого входил в узкий круг правящей верхушки города-государства, причем принадлежал к условно отмечаемой исследователями «партии войны» — группе сторонников развития новгородской экспансии[516]. Осенью 1267 г. жажда мести охватила горожан. Они решили отступить, но вскоре вернуться к Раковору с большими силами. Причем великий князь Ярослав Ярославич поддержал их и прислал полки в помощь. Северная Эстония представлялась легкой наживой.
Большая повесть о втором Раковорском походе и битве 18 февраля 1268 г. сохранилась в целом ряде русских летописей, имеющих в основе новгородский источник (НПЛ, Н4Л, С1Л, ЛА, НЛ, Воскр.). Условно ее можно назвать новгородской повестью о Раковорской битве[517]. Короткий рассказ о Раковорском походе содержат владимиро-суздальские летописцы[518]. Подробное изложение этих событий сохранили псковские летописи, воспроизводящие текст «Повести о Довмонте», активном участнике похода[519]. Также события Раковорского похода освещены автором ЛРХ[520].
Это чуть ли не наиболее полно и всесторонне освещенный военный поход в Прибалтике в XIII в. — ему посвящено подробное изложение с трех сторон: новгородской, псковской и ливонской (орденской). Однако исследователи, удивленные обилием материала, нередко ставят под сомнение синхронность описанных событий. Настолько необычными и порой диаметрально иными оказываются впечатления современников, что невольно возникает желание «развести» эти события и считать, что они не имеют друг к другу отношения, что речь идет о разных походах, битвах, кампаниях. Так, современный английский исследователь С. Роуэл, а вслед за ним американский историк В. Урбан пишут о двух раковорских битвах: одна — 23 января 1268 г. около Махольма (Виру-Нигула), а вторая — 18 февраля 1268 г. на реке Кеголе[521].
Даже победителей в Раковорской битве стороны называют разных: каждый считал, что вышел победителем. Автор ЛРХ называл победителями ливонцев — братьев Тевтонского ордена:
«Печальным был для них [русских] битвы исход:
Бегом и вскачь неслись они прочь.
Русских там много побили»[522].
Суздальские источники доказывали свой приоритет в определении результатов баталии:
«... и поможе Богъ Дмитрию, овехъ изби, а другыя изыма.»[523].
Новгородская повесть специально подчеркнула, что русские полки по средневековой традиции 3 дня стояли на поле битвы, ожидая противника, который бежал:
«Они же оканьнии крестопреступници, не дождавъше света, побегоша. Новгородци же стояша на костехъ 3 дни, и приехаша в Новъгородъ.»[524].
Только через 3 дня русские отступили. Однако иноземцы ставят акцент на слове отступили. Действительно, поход закончился, едва начавшись. После такого кровопролития разорять землю, вероятно, не пошли. Только Довмонт Псковский, как сообщает ПоД, продолжил поход, дошел до Поморья (Вик), с богатой добычей вернулся домой, и крестоносцы ничего не могли ему противопоставить.
Очевидно, что многие моменты сражения даже близко не напоминают друг друга в описаниях сторон. Но это, скорее, должно демонстрировать колорит и особенности восприятия участников, а не заставлять раскладывать информационный букет на соцветия. Сведения источников полны противоречий, но эта ситуация должна быть знакома каждому, кто с удивлением узнавал, что сосед смотрит на тот же предмет иначе — порою диаметрально иначе, чем вы сами. Постараемся разобраться в том, что нам предлагают описания современников. И прежде всего определимся с хронологией.
Статья 6776 г. в НПЛ сообщает только о Раковорском походе (январь — февраль 1268 г.). В связи с тем, что Раковорская битва состоялась 18 февраля «в суботу сыропустную», Пасха в том году должна была быть 8 апреля, а это соответствует 1268 году. Упоминаемый в следующей статье 6777 года ответный поход немцев под Псков состоялся в том же 1268 г. в июне. На это указывает послание ливонского магистра Отто фон Лютерберга (Otto von Lutterberg; ум. 1270) гражданам Любека, в котором говорится об удачно завершившихся мирных переговорах с русскими. Письмо было написано в Риге, через которую возвращались послы из Новгорода, и датировано вторым днем после Антипасхи (secunda feria post Quasimodogeniti)[525]. Очевидно, что мир, упомянутый в послании, относится к периоду после Раковорского похода — после марта 1268 г. А так как Отто фон Лютерберг погиб в битве у Карузена 16 февраля 1270 г., то это письмо следует датировать 1269 годом, когда католическая Пасха приходилась на 24 марта, а первое воскресенье после Пасхи (Антипасха, или Quasimodogeniti) — на 31 марта: второй день после Антипасхи — 1 апреля 1269 г. [526] Выходит, что статья 6777 года в НПЛ опять ультрамартовская.
Исходя из этих расчетов, следует датировать и два других документа, связанных с осадой Пскова орденскими войсками. Это послание ливонского магистра к горожанам Любека и послание городского совета Риги тем же горожанам[527]. Оба документа указывают на недавно завершившуюся осаду Пскова, а также просят временно воздержаться от торговли с Новгородом, пока русские не подтвердят условий мира, заключенного магистром под стенами Пскова. Первый издатель этих грамот Ф. Г. фон Бунге первоначально датировал их ноябрем 1268 г., но впоследствии изменил свое мнение под влиянием датировки НПЛ, которую считал мартовской. Так, грамоты стали датировать июлем 1269 г., хотя в самих документах даты не указаны[528]. В связи с тем, что статья 6777 года в НПЛ ультрамартовская, датировку этих грамот следует вернуть к первоначальной — лето или начало осени 1268 г. В них содержался призыв воздержаться от торговли с Новгородом, пока не будет подписано торговое соглашение:
«Поэтому, обращаясь к вашему сообществу, настоятельнейше просим, чтобы вы не ездили в их землю с товарами до того, как пошлете к нам для утверждения мира ваших послов. Это делается для того, чтобы ваши права, часто нарушаемые, ныне были бы подтверждены нами и закреплены мирным договором. Никому из купцов не позволено идти из Риги в Новгород, но лишь до тех пор, пока не установится мир»[529].
И такое соглашение было действительно подписано. Сохранилось два его варианта — на нижненемецком и латинском языках[530]. В немецком тексте имеются имена послов, подписавших договор: Генрих Вулленпуд из Любека, Людольф Добрисике и Якоб Куринге с Готланда (Henrike W[u]llenpunde van Lubeke, mit Ludolve Dobriciken unde Jacobe Curinge)[531]. Этих же послов, как вернувшихся после подписания мира с русскими, упоминает и магистр Отто в послании от 01 апреля 1269 г.: Henricus Wullenpunt et Ludolfus et Iacobus