ко к Чехии, Моравии, Сербии и Померании[97]. Отдельное письмо было направлено в Польшу[98]. Жребий был брошен. Осенью 1253 г. в Галицию прибыл папский легат Опизо из Мессаны с королевской короной — той же зимой Даниил был коронован[99]. Ожидая поддержки с Запада, в 1254 г. Даниил развязал большую войну с монголами. Нападение Куремсы на Каменец скорее напоминало пограничный конфликт, который следовало разрешать в Орде. Но Галицкий князь выбрал иной путь:
«По рати же Кремянецькои Куремьсине Данилъ воздвиже рать противу Татаромъ.»[100].
Началась многолетняя война, длившаяся с переменным успехом вплоть до 1258–1259 гг., когда Куремсу сменил Бурундай, пришедший на Русь «в силе велице» и покоривший, наконец, западнорусских князей[101]. Ни в 1254 г., ни потом помощь из Европы к Даниилу не пришла. Какие-то переговоры о ней, возможно, происходили и позднее, но, судя по всему, контакты Романовичей с Римом стали минимальными. Иннокентий IV пытался исправить ситуацию. 17 мая 1254 г. он писал архиепископу Рижскому Альберту с просьбой срочно организовать поход против монголов[102]. Но и глава прибалтийской церкви ничего не сделал. В декабре 1254 г. Иннокентий IV умер, так и не завершив дело обращения схизматиков. Новый папа Александр IV повел гораздо более агрессивную политику на Востоке. 6 марта 1255 г. он направил письмо литовскому князю Миндовгу, который недавно изъявил верность Риму. В этом послании папа призвал литовцев воевать с русскими соседями как с «неверными»[103]. Впоследствии звучали даже призывы к крестовому походу против Галицко-Волынского государства[104]. Дело курии в землях Западной Руси было проиграно — воспользоваться удачным стечением обстоятельств в условиях монгольской угрозы они не смогли.
Примерно та же ситуация сложилась и в Северо-Восточной Руси. Судя по тому, что Александр уехал к Батыю еще зимой 1247/48 г., он не мог своевременно получить послания папы как от 23 января 1248 г., так и от 15 сентября 1248 г. Обычно считается, что с первым письмом он успел ознакомиться, находясь на Волге, еще до отбытия в Центральную Монголию[105]. Его ответ был благожелательным, и именно на него ссылается Иннокентий во втором письме:
«А потому ты, дабы не быть удаленным от врат, не угодив Богу, всячески высказывал рвение, чтобы путем истинного послушания приобщиться к единой главе Церкви. В знак этого ты предложил воздвигнуть в граде твоем Плескове соборный храм для латинян. <. >
Мы, нежно заключая тебя как избранного сына Церкви в объятия наши, испытываем чувство умиления, равное тому чувству сладости Церкви, что ощутил ты, обретающийся в столь отдаленных краях, там, где множество людей смогут по примеру твоему достичь того же единения. <. >
Кроме того, вышеупомянутый архиепископ [Прусский Альберт] желает навестить тебя. Поэтому мы обращаемся к твоему Королевскому величеству с молениями, предостережениями и настойчивыми просьбами, дабы ты подобающим образом принял его как выдающегося члена Церкви, дабы ты отнесся к нему благосклонно и с уважением воспринял то, что он посоветует тебе ради спасения твоего и твоих подданных. Мы же, следуя совету того же архиепископа, позволяем тебе воздвигнуть упомянутый храм»[106].
Следует заметить, что в 1248 г. отношения Альберта Зуербеера и Тевтонского ордена были далеки от добрых. Архиепископ стремился обосноваться в Пруссии, чему мешали братья-рыцари. В итоге он так и не побывал в своей епархии, но проживал в Любеке, а затем перебрался в Ригу. Надо полагать, он не был заинтересован в трансляции папского послания от 23 января 1248 г., в котором связующим звеном с русскими князьями отмечены тевтонские рыцари. Наоборот, узнав о содержании послания, он, должно быть, принял меры, чтобы перехватить инициативу. С этим и связаны ошибки папы Иннокентия в интерпретации позиции «новгородского короля Александра».
Все содержание буллы от 15 сентября 1248 г. распадается на два факта: 1) князь Александр согласился принять католичество, о чем сообщил папе архиепископ Прусский; 2) князь Александр хочет построить соборную церковь для католиков в Пскове — архиепископ Прусский просит папу разрешить ему это сделать. Всю информацию Иннокентий получал от Альберта. И она никак не согласуется с предыдущим посланием от 23 января 1248 г.: 1) ни слова про монголов; 2) ни слова про мудрость его отца Ярослава; 3) подчеркивается инициатива архиепископа Прусского, а не братьев Тевтонского ордена; 4) неожиданная просьба о строительстве соборного храма в Пскове.
Возможно, немецкие послы действительно побывали у Александра Ярославича, но, скорее всего, они испросили лишь формального согласия на строительство латинского храма в Пскове для приезжающих туда купцов. Само строительство латинской церкви для иноземных купцов вовсе не редкость в русских городах. Подобные храмы существовали в Смоленске, Новгороде, Ладоге и, возможно, Полоцке[107]. И для этого совсем не требовалось согласия папы. Причина, по которой Альберт запросил санкции понтифика по столь незначительному поводу, — стремление закрепить за собой приоритет в обращении восточных христиан. И одновременно намекнуть в Риме, что новгородский король почти уже крещен, и это благодаря архиепископу Прусскому, которому следует и далее содействовать в его предприятиях в Прибалтике.
Житие Александра Невского фиксирует примечательный сюжет о прибытии к князю послов из Рима:
«Некогда же приидоша къ нему [Александру Ярославичу] послы от папы из великого Рима, ркуще: «Папа нашь тако глаголет: «Слышахом тя князь честна и дивна, и земля твоя велика. Сего ради прислахом к тобе от двоюнадесятъ кординалу два хытреша — Агалдада [в НПЛ: Галда] и Гемонта, да послушаеши учения ихъ о законе Божии».
Князь же Александръ, здумавъ съ мудреци своими, въсписа к нему и рече: Отъ Адама до потопа <. > от рожества Христова до страсти и воскресения, от въскресения же его и на небеса възшествиа и до царства Константинова, от начала царства Константинова до перваго збора и седмаго — си вся добре съведаемь, а от вас учения не приемлем». Они же възвратишяся въсвояси»[108].
В ЖАН этот рассказ помещен после описания событий 1252 года, но указание «некогда» позволяет датировать его более ранним временем. Скорее всего, посольство Галда (вероятно, Halt или Holt) и Гемонта (вероятно, Helmoldus), которые по другим источниках не известны, состоялось вскоре после возвращения Александра в Новгород — то есть около 1250–1251 гг. [109] Князь со всей однозначностью указал латинянам на свою приверженность никейскому «Символу веры», утвержденному первым Вселенским собором (в Никее в 325 г.) и подтвержденному Седьмым собором (в Никее в 787 г.). Римская церковь, как известно, отступила от святоотеческого Символа веры в вопросе об исхождении Св. Духа: латинские проповедники в ходе полемики с арианами пришли к необходимости признать, что Св. Дух исходит не только от Отца, но и от Сына (Filioque)[110]. В 1014 г. тезис о Filioque стал частью официального учения в Риме, и вскоре имя папы перестали поминать в Константинополе. А 16 июля 1054 г. в субботу папский легат кардинал Гумберт возложил на алтарь храма св. Софии в Константинополе буллу, исключавшую из общения патриарха Михаила Керулария и всех его преемников[111]. Последовала и обратная анафема. Попытки преодолеть раскол предпринимались не раз, но остались безуспешными до наших дней. Анафема была снята только 7 декабря 1965 года одновременно патриархом Афинагором и папой Павлом VI. Следует подчеркнуть, что взаимные проклятия глав церквей длительное время носили маргинальный характер, и христиане в значительной мере воспринимали себя единым миром. Действительный раскол произошел после захвата и ограбления крестоносцами Константинополя в 1204 г., изгнания патриарха и начала интенсивного идеологического давления на лишенных своей столицы православных со стороны Рима[112].
Очевидно, что центром, из которого было отправлено посольство к Александру Ярославичу, был не Рим, а Любек. Фактическим инициатором поездки выступал архиепископ Прусский Альберт, который сам в Новгород не поехал, но послал неких «Галда и Гемонта» зачитать папскую буллу от 15 сентября 1248 г. ЖАН сообщает, что князь «въсписа к нему», то есть по поручению Александра было составлено послание к папе, в котором подтверждалась приверженность русского правителя Никейскому вероучению. Отказ был решительный и сокрушительный. Вполне можно допустить, что Альберту было неприятно показывать его папе Иннокентию, и он готовил другие меры воздействия на русских. Потому, собственно, и прицеливался на Псков. Этот выбор был оправдан по нескольким причинам:
1. Псков никогда, вплоть до учреждения патриаршества на Руси (1589 г.), не был отдельной епархией и не имел собственного епископа. Он всегда входил составной частью в Новгородский диоцез. Можно было рассчитывать, что в городе существуют силы, склонные искать большей церковной самостоятельности.