Мнение Э. Пабста, обоснованное П. Йохансеном, позволяет нам утверждать, что Раковорская битва состоялась именно на реке Койла (Пада) в районе Махольма (Акедоле; Виру-Нигула). Это признается большинством специалистов по балтийской истории[1116].
У Махольма на обширном поле, пересеченном ручьем и примыкающем к пойме реки Пада (Pada), 18 февраля 1268 г. состоялось одно из крупнейших сражений средневековой истории северных стран — Раковорская битва. По данным Старшей рифмованной хроники, с русской стороны в битве приняло участи около 30 тысяч человек, из которых 5000 погибло[1117]. Ливонская армия, вероятно, насчитывала не многим меньшее количество воинов, при том что включала орденское войско из эстонских комтурств и многочисленное местное ополчение. Новгородская летопись не упоминает о численности вражеского войска, но отмечает по впечатлениям очевидца: «и бе видети якои лесъ: бе бо совокупилася вся земля Немечкя»[1118]. Потери сторон были колоссальными и по количеству, и по составу. С ливонской стороны погиб самый высокопоставленный участник сражения — Дерптский епископ Александр. С новгородской стороны полег цвет новгородского боярства (летопись в несколько строк перечисляет их имена), включая посадника Михаила Федоровича и тысяцкого Кондрата. Об объеме потерь указывает известие летописца, разъяснявшего, почему княжеская конница не могла угнаться больше семи верст за отступающим противником — «якоже не мощи коневи ступити трупьемь»[1119] — поле было завалено трупами настолько, что лошади не могли передвигаться.
Примечательно, что мнения сторон о результате баталии различались диаметрально. Старшая рифмованная хроника повествует о победе орденских братьев над русскими интервентами, хотя и упоминает блистательный прорыв с фланга князя Дмитрия Александровича[1120]. В свою очередь новгородская летопись сообщает о разгроме ливонцев и в качестве аргумента приводит факт традиционного трехдневного «стояния на костях» «новгородци же сташа на костех 3 дни») в ожидании противника — раз не вернулся, значит побежден[1121]. Раковорская баталия знаменовала завершение самого насыщенного эпохальными событиями этапа в русско-немецком противостоянии в Прибалтике. После нее более тридцати лет — жизнь целого поколения — эти земли не знали войн, да и позднее столкновения носили эпизодический характер и не вели к существенной перемене сфер влияния вплоть до Ливонской войны XVI в.
Можно быть уверенным, что современники вполне оценивали значение событий, случившихся у деревни Кеголы (Кокелы). И в ознаменование этих событий вполне допустимым выглядит возведение капеллы, вероятно, на месте, где размещалась ставка епископа Александра. Источники указывают, что вплоть до 1534 г. (это фактически весь католический период в истории Прибалтики) капелла находилась под непосредственным покровительством орденского комтура в Ревеле[1122], то есть относилась к разряду особенно почитаемых тевтонскими рыцарями храмов. Лишь в ходе бурных событий Реформации она была разрушена и заброшена.
К настоящему времени от первоначальной постройки сохранились фундаменты и местами нижние ряды кладки стен, дополненные рядами реставрационной консервирующей кладки. Из стен существует только западная, притом большей частью в восстановленном виде (см. рис. 3).
Первоначальность существующего ныне западного фасада, предполагающего двухскатное перекрытие верхнего яруса основного объема, вызывает сомнение (см. рис. 4).
Натурное обследование показало неоднородность его кладки, что заставляет предположить разновременные переделки и ремонты. Об архитектурном облике памятника можно судить также по гравюре Унгерн фон Штернберга (1828 г.), на которой изображены сохранившиеся к тому времени участки сводов. В сумме данных постройку можно охарактеризовать как крестообразное в плане сооружение, вытянутое по оси восток — запад. Крестообразность плана достигается за счет неглубоких ниш, примыкающих к прямоугольному центральному объему и образующих «рукава» креста. Восточная ниша переходит в небольшой хор. Ниши полностью открыты в основной объем и отделены от него широкими и низкими (судя по гравюре) арками. Общий размер здания — 12,25×16,1 м (см. рис. 5).
В ходе шурфовок в 1996 г. у стен капеллы была получена информация о фундаментах памятника[1123] (см. рис. 6).
Они имеют глубину около 1 м и сложены из валунов и колотых известняковых плит насухо. Фундаменты шире стен и образуют обрез равный 30 см. Стены сложены из плит (средние размеры 10×20×40 см) на известняковом растворе без заметных примесей.
Архитектура капеллы является уникальной для Прибалтики. Прямых аналогий такому сооружению в регионе нет. В то же время крестообразный план позволяет видеть в этой постройке черты восточно-христианской архитектуры, на что неоднократно указывали прибалтийские историки. Специальную работу капелле св. Марии посвятил выдающийся знаток готической архитектуры Виллем Раам, на работах которого основывались и позднейшие исследователи[1124]. В своей неопубликованной статье Раам писал: «Можно вполне обоснованно утверждать, что это один из самых древних и своеобразных примеров распространения древнерусской архитектуры в Прибалтике»[1125]. Ученый указывал и на ближайшие аналогии для пространственной композиции капеллы св. Марии — «верхнее течение Оки», прежде всего церковь Нового Ольгова городка[1126].
Действительно, схожесть планировки памятников бросается в глаза (см. рис. 6–7).
Новый Ольгов городок (ныне — деревня Никитино) располагался на мысу в устье Прони (в 6 км от Старой Рязани вниз по течению Оки) и представлял собой небольшое треугольное в плане городище с мощными валами. С востока валы имеют разрыв. Здесь, вероятно, были въездные ворота, за которыми на расстоянии примерно 20 м и находился каменный храм (см. рис. 8)[1127]. Иногда исследователи называют Ольгов городок «княжеской резиденцией»[1128], но бедность археологических находок в нем не позволяет признать эту версию убедительной[1129].
Церковь Ольгова городка была вскрыта раскопками А. В. Селиванова в 1889 г., а потом обстоятельно изучена П. А. Раппопортом и М. Б. Чернышевым в 1970 г. К этому времени от храма сохранились только фундаментные рвы, и все выводы исследователей относительно объемной и пространственной композиции храма строятся преимущественно на их характеристиках (см. рис. 9).
Некоторую информацию о данной постройке могут дать также остатки строительных материалов и скудные известия о раскопках конца XIX в. Храм представлял собой бесстолпную постройку с квадратным (7,85×7,87 м) центральным помещением и тремя притворами, полностью открытыми внутрь храма. Стены были сложены из кирпича (плинфы) на известковом растворе с цемянкой. В развалах найдены лекальные кирпичи с полукруглым торцом, которые предположительно использовались для кладки пучковых пилястр. Фундамент имеет глубину несколько более 1 м и состоит из сложенных насухо камней, пролитых сверху раствором[1130], то есть по своим техническим характеристикам он близок фундаменту капеллы св. Марии.
Церковь Ольгова городка всеми современными исследователями реконструируется как храм со ступенчатой системой сводов, создающей динамичное завершение (см. рис. 10).
Она является бесстолпным вариантом храма с динамичной композицией масс, со второй половины XII в. получившим распространение практически во всех строительных школах Древней Руси. Исследователи по-разному интерпретировали архитектурные особенности церкви Ольгова городка. Ее сравнивали с Георгиевским собором в Юрьеве-Польском[1131], с храмами Кавказа[1132] и Балкан[1133]. В последнее время общепризнанной является точка зрения Н. Н. Воронина и П. А. Раппопорта, согласно которой церковь Ольгова городка принадлежит к смоленской архитектурной традиции[1134]