орят мобилизационные возможность новгородцев в период противостояния немецкому ордену и шведам в Прибалтике. Кем же заселялся Север? Судя по археологическим находкам, выходцы из центральных областей Руси, конечно, здесь были. Кто же остальные? Интересно рассмотреть вопрос и о «безусловно финских» археологических маркерах — посуде и шумящих подвесках. Накопленный исторический материал, в том числе и в Центральной России, заставляет скептически смотреть на столь однобокую оценку данных археологических маркеров и их этническую атрибуцию. Вероятно, на вопрос, кому принадлежали данные находки, может и должна дать генетика. Археологи свидетельствуют о «пятнистом», очаговом расселении русских по незаселенным просторам Севера. Равным образом с Востока также расселялись финно-угры, очагово оседая на реках. Но факт остается фактом. В раннем Средневековье финны по численности сильно уступают русским. И это население, которое якобы тысячелетия до русских осваивало этот регион? И вдруг в одночасье автохтоны оказались меньшинством в окружении населения, которое якобы только делало робкие шаги по освоению Севера и адаптации в этом суровом краю.
Нельзя не отметить и мирный характер поселений, отсутствие укреплений. Это крайне важный момент! Ведь в Восточной Европе появление городищ многие современные ученые, вслед за не раз упоминаемым нами Никитиным, связывают с далеко не мирным продвижением финно-угорских племен в среду лесных индоевропейцев.
«Между тем, судя по археологическим материалам, освоение Севера имело преимущественно мирный характер… на Севере практически нет городищ XI–XII веков: колонисты не считали нужным специально укреплять свои поселки. В северных могильниках мало боевого оружия. Но, пожалуй, самый неожиданный результат дает исследование костных материалов из могильников, произведенное антропологом А. П. Бужиловой. Эти скелетные материалы, в отличие от других древнерусских областей, несут на себе ничтожно малое количество следов боевых травм. Северяне получали боевые ранения значительно реже, чем население южнорусских областей, центральных районов Новгородской земли или мест обитания вятичей на Оке и Москва-реке. Таким образом, у нас нет основания полагать, что проникновение древнерусских колонистов на Север сопровождалось массовым насилием»[67].
А ведь только русские колонисты действительно проникали на земли, населенные финно-угорскими и самодийскими племенами, как тут же начинались насилия с обеих сторон, зафиксированные и в летописи, прослеживаемые и на основании археологического материала. Речь идет о землях пермяков, югры, ненцев.
Кого же могли встретить на Севере переселенцы с Юга, которых манило не столько приволье, сколько безопасность жизни? Что за народ, с которым не было стычек и жизнь с которым позволяла обходиться без укреплений? Признаться, нам неизвестны случаи абсолютно мирного проникновения одной этнической группы в среду традиционного обитания другой. Русский Север в этом смысле уникален… но только в том случае, если речь не идет об инфильтрации групп древнерусского населения в массы родственных племенных групп.
Пока это только предположение. Может быть, именно это древнее индоевропейское, древнеславянское население и было носителем тех археологических форм быта, которые долгое время считались характерно угро-финскими?
А что об этом говорит нам современная этнография. Дадим слово одному из лучших специалистов по этнографии и топонимики Русского Севера С. В. Жарниковой. «…На территории Восточной Европы и, в частности. Русского Севера орнаментальная традиция, истоки которой ведут в верхнепалеолитические костенковскую и мезинскую культуры, развивалась непрерывно на протяжении тысячелетий, трансформируясь и видоизменяясь, но сохранив в восточнославянской традиции древнейшие архетипы… Многие орнаменты, являющиеся составными элементами сложных геометрических композиций северорусского бранного ткачества, вышивки и кружева, с одной стороны, и среднеазиатских, иранских и североиндийских орнаментальных комплексов — с другой, имеют свои истоки в орнаментике таких верхнепалеолитических культур Восточной Европы, как костенковская (ряды косых крестов) и мезинекая (ромбо-меандровый узор)»[68].
В районе Белозерья сохранились памятники, которые могут пролить дополнительный свет на вопрос об автохтонном населении этих мест. Определенный интерес могут представлять дольмены на территории деревни Коврижиново. Создать эти древние дольмены мог только тот древний этнос, с которым мы можем связать и такой значительный топоним, каким является гора Маура. Этот «мегалитический» этнос должен быть предком одной из этнических групп, которые и сейчас населяют Русский Север. «Очень возможно, что прав был замечательный отечественный культуролог Леонид Аркадьевич Лелеков (1934–1988), предположивший в своей исключительно глубокой, последней в его жизни статье о Белозерье, что этим этносом могли быть венеты. Он соотносил этот… этнос с палеоевропейской традицией, запечатлевшейся в топонимах и мегалитических памятниках. Для кельтской традиции этот субстрат можно назвать протодруидическим. Для Русского Севера такого знакового определения нет, но здесь сохранилось само имя мегалитического этноса. Ведь финны и сейчас называют русских словом «венэлэйнен»[69].
В этой связи мы должны здесь снова вспомнить предание о Словсне и Русе, которое мы приводили выше. Именно в этом предании речь идет о заселением нашими предками земель вокруг Белоозера.
«…О том, что Европейский Север, вплоть до Лапландии и Ледовитого океана, входил в сферу палеоевропейской цивилизации, свидетельствуют топонимические данные; пока немногочисленные и дискуссионные, но весьма важные находки протописьменных памятников; однотипные мегалитические сооружения (либо их изображения): лабиринты, круговые концентрические сложения из камней, дольменообразные структуры»[70].
Справедливости ради добавим, что топонимические данные отнюдь не малочисленны и уже не столь дискуссионны в свете последних исследований филологов, которые вынуждены признать, что топонимика Севера — почти исключительно древнеевропейская, иными словами — арийская. Исследования С. Жарниковой дают огромный пласт индоевропейской топонимики в районе Северных Увалов. Тут вариантов, сопоставимых с индоарийской лексикой времен древнейших эпосов Махабхараты и Рамаяны, священных текстов Ригведы и Авесты, предостаточно. Например: Харино, Харово, Харина гора. Харенское, Харинская, Хариновская, Мандара, Мандарово, Мандра (прямое совпадение с горой Мандра в Махабхарате), Рипиио, Рипинка, Рипа. А ведь именно здесь могли располагаться священные горы древних ариев Хара и Меру, здесь, вероятно, находятся Рипепские горы древних авторов. Вот еще пласт названий, живо напоминающих об индоарийском присутствии на Русском Севре: Индола, Индоманка, Индосар, Синдош, Варна, Стрита, Свага, Сватка, Хварзенга, Харина, Пана, Кобра, Тора, Аза и многие другие!
Исследовательница Лидия Грот в своей книге «Прерванная история Русов» пишет: «Истоки руси я связываю с той частью индоевропейского субстрата, который предположительно начал формироваться в Восточной Европе в течение III–II тысячелетий до н. э. с началом миграций и оттока индоевропейцев на юг и восток Азии. Согласно моим начальным исследованиям, наличие этого индоевропейского субстрата можно предполагать не только на юге, но и в центре и на севере Восточной Европы»[71].
В своей работе Л. Грот приводит по этому поводу ценнейшее свидетельство: «А. И. Соболевский (1856–1929), бывший крупнейшим специалистом в области истории русского языка и восточнославянской диалектологии, занимавшийся в том числе и исследованием топонимики и исторической географии, стал приходить к выводу о том, что носители финно-угорских я зыков не были автохтонами ни в центре, ни на севере Восточной Европы, а первыми насельниками были носители индоевропейских языков… Крупнейший российский исследователь саамского языка Г. М. Керт пришел к выводу, что значительный процент топонимии восточноевропейского Севера не этимологизируется из саамского языка (или, более того, из финно-угорских языков вообще), и высказал предположение, что часть из них — наследие населения каменного века, которое жило в нашей стране до саамов»[72].
Л. Грот, обращая внимание на то, что на огромных пространства Восточной Европы от Немана до Волги находится огромное количество гидронимов и топонимов с корнем «рус», считает, что чисто гипотетически мы можем считать, что самоназвание этого народа могло быть «русь».
Отдадим должное академической аккуратности в формулировках Л. Грот и добавим, что для такого утверждения у современной науки накопилось достаточное количество фактов.
В «Сказании о Словене и Русе» упоминаются города. Для Русского Севера такие города для столь отдаленной эпохи не зафиксированы. Однако на Шексне и Белоозере есть следы неолитических поселений очень больших размеров, протянувшихся вдоль рек на целый километр.
«Вообще говоря, академическая археология в целом согласуется со многими сюжетами «Сказания. Сложившуюся в конце V тыс. до н. э. культуру ямочно-гребенчатой керамики, которая простиралась от центральнорусской лесостепи, от Поочья, до Ледовитого океана, можно соотнести с архаизирующей северной ветвью палеоевропейцев, поскольку указанная культура убедительно возводится к местному мезолиту бутовской культуры и «к первоначальному населению, появившемуся здесь в позднеледниковое время». Локальные варианты ямочно-гребенчатой культуры в III тыс. до н. э. в своих миграциях, отслеживаемых археологами, вызывают ассоциации со «Сказанием. мигранты с Верхней Оки и реки Москвы осели к северу от Онежского озера, с озер Воже и Лача (Белозерский край) — в Восточной Карелии, «западномещерские группы частью ушли на Дон, частью — за Урал» (вспомните суммарно обоз