Расценки у информатора были вполне божеские, и фон Циммеру даже не пришлось идти на очередную сделку с совестью, отсчитывая Руфусу из походной казны гонорар за услуги. Новости того стоили. Можно было, конечно, получить их и бесплатно, заслав на местный рынок неприметного коротышку Конрада. Но, во-первых, тогда сведения пришлось бы долго собирать по крупицам, а во-вторых, горбун являлся не только информатором, но еще и аналитиком. По его заверениям, он всю жизнь держал ухо востро и со временем научился прогнозировать развитие любой политической ситуации. И еще: подробность и точность прогнозов Руфуса якобы напрямую зависели от того, сколько ему наливали.
Последнее заявление выглядело сомнительно, поэтому мы ограничились лишь фактами и поверхностными комментариями – ровно столько, сколько и положено было нам знать за наши деньги. Горбун-«аналитик» немного обиделся, но Михаил утешил его невинной ложью, что нам еще не однажды придется обратиться к нему за помощью, так что в следующий раз мы непременно оплатим весь комплекс его услуг.
– Но учти на будущее, хромой, что я пью только виски! – предупредил информатор Михаила.
Михалыч одобрительно показал большой палец и, дабы уважить Руфуса, достал блокнот и сделал вид, что записал необходимое условие.
Известие о разгроме армии Крестоносцев под Роттердамом и Базелем было воспринято нами неоднозначно. Разумеется, мы огорчились тому, что наша погоня за дружинами Грингсона затягивается на неопределенный срок. Однако утешало то, что победа «башмачников» сохранила наши шансы обнаружить Ярослава живым. Другое дело, как эта победа повлияла на самого княжича: уговорить упоенного триумфом человека бросить все и вернуться домой сможет разве что гениальный психолог. При всем моем уважении к Конраду Фридриховичу, до гения психологии ему было далековато.
Больше всех из нас по поводу прорыва скандинавов на Центральный Торговый Путь расстроился, конечно, Фокси. Не столько потому что теперь ему предстояло везти нас в охваченную войной Ватиканскую епархию, сколько по причине проигранных в спорах денег. Триста сант-евро для байкера – приличная сумма, причем двести из них предстояло отдавать в самое ближайшее время. Выпросить у Михаила отсрочку было, ясное дело, невозможно, разве что сам Михалыч смилуется и спишет проигравшему долг. Но шанс на это у Фокси был примерно такой же, как у нас, – на сговорчивость Ярослава. То есть крайне мизерный.
– В Базеле «башмачники» устроили себе второй лагерь, – поведал нам Руфус. – Вороний Коготь бросил там свои лодки. Город хорошо укреплен, не хуже Роттердама. Чтобы взять его сегодня, Пророку нужны крупные силы, чего у него, конечно же, нет. В народе поговаривают, что Пророк обратился за помощью к русским князьям. Даже если это и правда, вряд ли Россия пойдет на такой шаг, учитывая все их прошлые склоки. Русские будут сохранять нейтралитет и не ввяжутся в войну ни на чьей стороне, даже предложи им Грингсон половину ватиканского пирога.
– Почему ты в этом так уверен? – спросил я. Горбун был первым святоевропейцем, который высказывал нам более или менее обдуманное мнение об этом конфликте. Домыслы Фокси и трактирных собеседников Михаила не вызывали у меня особого доверия.
– Вам, так уж и быть, расскажу, – согласился Руфус, решив при этом не настаивать на увеличении своего гонорара. – Грингсон не намерен захватывать Святую Европу – да, он силен, но у него недостаточно сил для контроля над завоеванными территориями. По этой же причине конунг не разоряет и столицы епархий. Торвальд боится не только растерять людей и технику на пути к Божественной Цитадели, но и ополчить против себя гражданское население. Или ты считаешь, что он лишь из милосердия пощадил Мангейм, Базель и Берн? Нет, таким образом хитрый Торвальд дает понять купцам и землевладельцам других епархий, что им нечего трястись за свою недвижимость – конунгу нужен лишь Ватикан. Разграбив его, «башмачники» вернутся домой и оставят Святую Европу в покое. Сегодня примерно две трети толстосумов с запада и востока уверены, что убытки им не грозят. А следовательно, у них нет нужды финансировать народное ополчение. Да и кому из крестьян или искателей с окраин охота идти добровольно защищать Ватикан? Святоевропейцы – не патриоты своей страны, они – патриоты той земли, на которой живут. Таков уклад нашей жизни, и Вороний Коготь это знает. Он намеренно не дает разгореться пожару народного гнева, чем избавляет себя от множества проблем. Напротив, среди нашей бедноты Грингсон даже пользуется симпатией – посмотрите, сколько добровольцев примкнуло к его дружинам. «Башмачники» получат то, чего добиваются, и покинут Европу тем же путем. А Пророк сбежит из Цитадели, как только почует, что дела плохи. Но, я думаю, все закончится большим выкупом и Торвальду отдадут то, что он просит… если, конечно, тот горн действительно существует. Власть Пророка пошатнулась, но фундамент останется целым, и вряд ли в обозримом будущем мы заживем другой жизнью… Поэтому русские князья и сохраняют нейтралитет. Поддержи Совет Князей Ватикан, и Пророк, конечно, забудет все старые обиды. Но в этом случае русские обзаведутся куда более опасным врагом в лице Торвальда. Учитывая то, что видаризм популярен и в России, она не рискнет враждовать с королем «башмачников». Как и поддерживать его военную кампанию. Для Грингсона Святая Европа – заморское государство, но для русских она – ближайший сосед, с которым невыгодно ссориться. Так что нейтралитет – единственно приемлемый для России вариант.
– И ты делаешь столь уверенный прогноз лишь на основе базарных сплетен? – усомнился я.
– Базарные сплетни для старика Руфуса – что детали двигателя для механика, – гордо напыжившись, заявил горбун. – Собрать из них, кроме двигателя, что-либо путное нельзя. Если у меня на руках много фактов, я могу сложить из них единственно верную картину. Правдивые факты сложатся вместе, ложные – отсеются сами собой. Работать со слухами и сплетнями – искусство, за счет которого можно кормиться всю жизнь.
– А ты весьма полезный пройдоха, Руфус, – с неподдельным уважением заметил Михаил. – И определенно заслуживаешь большего.
– Совершенно верно – заслуживаю, – согласился горбун. – Не забудь об этом, хромой, когда станешь расплачиваться со мной в следующий раз…
Как я уже упоминал, Мангейм носил сегодня неопределенный статус. Формально город был захвачен Вороньим Когтем, однако ни одного «башмачника» здесь не наблюдалось. Ближайшие оккупанты засели в Базеле, а об этом разграбленном городе словно забыли. Такое равнодушие норманнов к Мангейму позволило многим не слишком пугливым горожанам вернуться в свои дома и зажить прежней жизнью. Но остальные беженцы, в число которых входили и представители местной власти, предпочитали пока держаться от неспокойных мест подальше.
Мы понаблюдали издали за пустынным городом и редкими дымками печных труб, выяснили, что все городские ворота открыты, после чего, наскоро посовещавшись, решились на довольно рискованное предприятие. По дерзости наш поступок походил на преодоление пустоши, только на сей раз нам предстояло пересечь не зыбучие пески и коварные топи, а мощенные булыжником городские кварталы. Тем не менее рисковали мы при этом ничуть не меньше.
Чтобы продолжить путь до Базеля по этому берегу Рейна, нам требовалось пересечь его правый приток Неккар – широкую реку, в месте слияния которой с Рейном и был построен Мангейм. Единственный имевшийся поблизости мост выходил прямиком к городским воротам, поэтому после переправы через Неккар мы неминуемо оказывались в городе. Горожане, что вернулись из изгнания на свой страх и риск, держали все городские ворота нараспашку – по-видимому, опасались гнева «башмачников», которые могли появиться здесь в любой момент. Нам это тоже сыграло на руку, поскольку иначе пришлось бы отклоняться от маршрута и тратить время на поиск другого моста либо парома.
Наибольшую опасность представляло то, что нас могли принять за мародеров, коих немало околачивалось возле покинутого города. И если по норманнам здесь стрелять не осмелились бы, байкеры и прочие двуногие стервятники рисковали сорвать на себя всю злобу, накопившуюся у горожан к непрошеным гостям. Нам, естественно, не хотелось драться с горожанами, ставшими жертвами трагических обстоятельств, и потому мы постарались не задерживаться в негостеприимном Мангейме. Миновав мост, мы влетели в город, не снижая скорости, и помчались по широкой улице, ведущей, надо полагать, к центральной площади. И уже там нам предстояло отыскать дорогу на выезд.
На первый взгляд плевое дело. Провернуть его было несложно даже с закрытыми глазами: благодаря педантичности германских градостроителей заблудиться на улицах городов Берлинской епархии являлось попросту невозможным. Чем, к примеру, никогда не славились города испанцев и французов, где, бывало, даже в поисках епископата приходилось подолгу плутать по лабиринтам кривых улочек и переулков.
Набранная Фокси на мосту скорость спасла нас от нескольких выстрелов, ударивших вслед сразу, как только мы въехали в ворота. Пули чиркнули по булыжникам справа и слева от автомобиля, а одна свинцовая мерзавка угодила в грузовую дверцу и пробила резервную канистру. В салоне мгновенно запахло бензином. Сидевший сзади Михаил выругался и поспешно перелез в грузовой отсек, где ему удалось временно устранить проблему, перевалив дырявую емкость с горючим набок. Молодчина Фокси тоже не растерялся – бросив мимолетный взгляд назад, байкер быстро определил, откуда стреляли, и, выкрутив руль влево, ушел из-под огня, прижавшись ближе к стенам домов.
Сбылись наши худшие опасения: к визиту мародеров здесь были готовы. Нам следовало как можно быстрее проваливать из Мангейма, поскольку стрельба со стен была для горожан еще и предупреждением: в городе появились чужаки!
Улицы не тронутого «башмачниками» Мангейма были относительно чистыми, без каких-либо разрушений и загромождений. Лишь иногда нам под колеса попадал брошенный мародерами хлам в виде пустых ящиков и выпотрошенных сундуков. Не снижая скорости, Фокси с треском крушил их бампером и давил колесами.