Что ж, отметил я, похвальная предусмотрительность, командир. А вдруг тоннель внизу не пустует и мы уже переполошили своей возней тех, кто в нем находится? Например, Охотников – ведь этот объект принадлежал их ведомству. Правильно, хольд: незачем жертвовать своими людьми, когда можно сунуть под пули нас. Любопытно, что будет, если откажусь…
Я вгляделся в лицо Фроди: плохой из тебя лицемер, братец. Улыбка-то миролюбивая, а глазки настороженные, хитрые; прямо как у твоего форинга, не к ночи будет Дьявол помянут. Не стать нам друзьями, Коряга, никогда не стать. Нет у меня к тебе ни грамма доверия. Библейский пророк Даниил, брошенный царем Дарием ко львам, и тот, наверное, больше доверял своим мохнатым сокамерникам, чем я головорезам «Датской Сотни»…
Я понимающе ухмыльнулся в ответ, но спорить не стал, послушно взял фонарь и полез в колодец, нащупывая ногами узкие ступеньки железной лестницы. Снизу тянуло сыростью, и лестница была влажная; с такой навернуться – плевое дело. Мне приходилось часто останавливаться, опускать фонарь как можно ниже и глядеть, все ли перекладины на месте и нет ли среди них насквозь проржавевших. Делая это, я каждый раз надеялся, что вот сейчас-то и увижу конец пути. И каждый раз меня ожидало разочарование – колодец не кончался. Приходилось утешаться тем, что лестница, по крайней мере, тоже не кончалась и не надо было просить у Коряги веревку.
Сверху, метрах в трех над моей головой, раздавалось пыхтение – кто-то уже спускался следом за мной. Я прислушался: судя по приглушенной русской брани, это был Михаил. Ему можно было сейчас только посочувствовать: если уж мне приходилось нелегко на этой лестнице, то калеке такие упражнения давались куда мучительней.
– Ч-ч-ч-чер-р-рт бы в-в-вас побрал! – Негромкие ругательства Михалыча вдруг перешли в сдавленный гневный шепот: – Куда вы прете, Конрад Фридрихович?! Все пальцы мне оттоптали, пропади вы пропадом!
– Извините, милейший, здесь так темно, а фонарь у Эрика, – послышались взволнованные оправдания коротышки. Конрад предпочел рвануть следом за нами, в неизвестность, чем дожидаться результатов нашей разведки наедине с «товарищами» по альянсу. – Если я доставляю вам неудобства, может, будете предупреждать, когда мне спускаться?
– Дельная мысль, – поддержал идею Михаил. – Хорошо, тогда стойте на месте и ждите команды…
Нижний край у лестницы, разумеется, отыскался. Правда, когда это наконец произошло, я уже перестал ориентироваться в пространстве, и мне стало казаться, что тоннель Стефанини пролегает где-то возле центра Земли. Лестница вышла из колодца, после чего еще с минуту я спускался по ней из-под сводов тоннеля до его дна. Ступив на бетон, я сразу же вслушался в темноту, старясь уловить какие-либо посторонние звуки. Но, кроме дребезжания лестницы и сопения спускающихся по ней Михаила и Конрада, так ничего и не расслышал. Затем, обретя уверенность, я настроил яркость фонаря на максимум и осмотрелся.
В диаметре тоннель оказался просто огромным – куда огромнее, чем мне представлялось из рассказов фон Циммера. Я поднял фонарь над головой и едва различил бетонный потолок. Неужели Древние вручную копали этот проход? И для чего, интересно, он предназначался?
Последний вопрос я прояснил буквально через секунду, когда запнулся за проложенные по дну рельсы и чуть не врезался лбом в проржавевший вагон.
Читая в юности запрещенные «Хроники» Паоло Бертуччи, я удивлялся многим техническим достижениям Древних. В частности, электрическим поездам, которые ездили по подземным тоннелям, благодаря чему горожане могли быстро путешествовать по городу из конца в конец. Чудо это называлось «метро». Бертуччи уверял, что метро существовало и в Риме, и вот сегодня я получил тому убедительное доказательство.
Сошедший с рельсов и перегородивший половину тоннеля, вагон был лишь одним из полудюжины таких, что стояли на рельсах сразу за ним. Любопытство вынудило меня заглянуть в разбитое окно вагона, и я тут же определил, что когда-то – вероятно, при Каменном Дожде – в поезде произошел сильный пожар. Торчащие отовсюду обгорелые и окислившиеся от времени провода, оплавленные пластиковые панели и рассыпанные по полу человеческие кости – вот и все, что сохранилось в вагоне до наших дней.
– Не успел наш испано-скандинав сунуться в эту дыру, как тут же ударился в исследования! – проворчал подошедший ко мне Михаил. Трудное нисхождение натрудило ему покалеченную ногу, и потому хромал он сейчас сильнее обычного. – Знаешь, я до сих пор с содроганием вспоминаю тот день: когда привел тебя в Петербургскую библиотеку. Думал тогда, что ты там навечно поселишься… Слушай, я тут, пока полз, немного передергался и забыл, в какой стороне отсюда эта проклятая Цитадель. Ты-то, надеюсь, помнишь, куда идти?
И правда, а куда? Я посмотрел налево, затем – направо; постарался припомнить, где была от меня дверь часовни, когда я влезал в люк, и… И не сумел! Наверху меня постоянно окружали чертовы датчане, а в колодце было и подавно не сориентироваться.
Ладно, успокоил я себя, нечего паниковать по пустякам – Фроди наверняка подскажет. А нет, так тоннель, по заверениям коротышки, не слишком длинный – нужда заставит, обойдем его весь. Кстати, а где же сам разлюбезнейший Конрад Фридрихович?
Словно отвечая на мой мысленный вопрос, сверху раздалось громкое кашлянье, сменившееся раздраженным голосом Конрада:
– Эй, милейший, долго мне еще ждать вашего сигнала? Поторопитесь, прошу вас, а то у меня уже руки-ноги затекли!
– Ах да, я же совсем про вас забыл! – хлопнул себя по лбу Михаил. – Можете спускаться, Конрад Фридрихович, я уже внизу. Надеюсь, вы не боитесь крыс?
– К-каких к-крыс? – Начавшийся было скрип лестницы вновь прекратился: известие о крысах было воспринято коротышкой со всей серьезностью.
– Больших и жирных тоннельных крыс, – уточнил Михаил, ехидно мне подмигнув. Он просто отыгрывался за свои отдавленные пальцы – никаких грызунов тут и в помине не было. – Эти бестии так и шныряют у нас с Эриком под ногами. Размером с кошку, а то и больше. Спускайтесь живее – на это определенно следует взглянуть! Клянусь, вы таких чудовищных крыс в жизни не видели!.. Ух, и кус-с-сучие же, твари! Того и гляди, все ботинки нам изгрызут…
– Разлюбезнейшие, а этих крыс… их нельзя как-нибудь… прогнать? – с надеждой осведомился Конрад, упорно не желая слезать с лестницы и подставлять свои пятки под крысиные зубы. – А то знаете, у меня с детства аллергия на животных.
– Прогнать? – продолжал паясничать Михаил. – Зачем? Они нам не мешают. Вы только взгляните на их умильные мордашки!..
– Достаточно! – прервал я этот спектакль, который грозил затянуться надолго. – Не бойтесь, Конрад Фридрихович, слезайте! Наш друг, как всегда, вас разыгрывает. Нет здесь никаких крыс – чем им здесь питаться-то? Человеческие скелеты и те давно в труху рассохлись…
– Ну скелеты – это уже мелочи! – обрадовался фон Циммер, продолжив спуск. – На скелеты у меня аллергии нет. К мертвецам я на прежней службе привык. Скелеты – они смирные и никому ботинки не грызут…
Осмотревшись получше и окончательно убедившись, что тоннель пустует, я подал сигнал датчанам, чтобы они присоединялись к нам. И хоть наши сопровождающие были обременены тяжелыми вещами, они проделали спуск гораздо быстрее, чем мы: негабаритную поклажу норманны спустили на веревках, а сами преодолели неудобную лестницу с завидной ловкостью – так, словно всю жизнь только этим и занимались. Коряга спустился последним и приказал зажечь еще несколько фонарей, отчего тоннель сразу утратил свою зловещую атмосферу и превратился в обычное сырое подземелье, наполненное истлевшими атрибутами прежней цивилизации. Какой-нибудь искатель и вовсе почувствовал бы себя здесь, как рыба в воде.
Не хотелось признаваться хольду, что я понятия не имею, куда нам идти, но Фроди ни о чем нас больше не спрашивал. Выслав дозоры в обоих направлениях, он уже через пять минут выслушивал доклад о том, что ближайший к нам завал находится всего в ста шагах от последнего вагона поезда, что угодил в каменную ловушку несколько веков назад.
Вторая дозорная группа вернулась через полчаса и тоже принесла обнадеживающие сведения. Длина тоннеля оказалась около полукилометра, что, впрочем, можно было определить еще наверху, прикинув на глазок расстояние от часовни до городской стены. Дозорные отыскали и выход. Неподалеку от завала, прямо в стене тоннеля, находилась железная дверь, а за ней, судя по всему, скрывалась вертикальная шахта, выходящая в подвалы церкви Апостола Альваро. Замок на двери был аналогичен тому, который мы сломали на колодезном люке, – крепкий, но при наличии необходимого инструмента вполне податливый. В общем, никаких отклонений от плана вроде бы не намечалось.
– Идемте, – поманил нас за собой Фроди. – Пока Гуннар будет ломать замок, устроим привал и перекусим.
– Да, не мешало бы передохнуть, – согласился я. – Как-никак, с вечера на ногах…
Норманны снова взвалили на плечи свои компактные ранцы и зашагали к выходу. Что, интересно, бойцы Коряги в них тащили? И чем планировали заняться в городе через неделю? Взорвать Солнечные ворота? А не маловато взрывчатки для такой диверсии?
В принципе какое мое дело, что на уме у этих ублюдков. Скрытные они – все не касающиеся нас вопросы обсуждают либо шепотом, либо знаками, предварительно отойдя в сторонку. Эта скрытность датчан нервировала меня с момента, как мы выдвинулись из норманнского лагеря. Едва я замечал, что наши товарищи по альянсу снова шушукаются в сторонке, так невольно начинал на них коситься. Тяжко было мне в этом обществе с моими параноидальными наклонностями, но приходилось терпеть, раз сам выбрал таких попутчиков…
Я отклонил предложение подкрепиться, хотя было бы не лишне устроить себе ранний завтрак – когда снова выпадет спокойная минутка? Но то ли от волнения, то ли от того, что весь прошедший день пришлось питаться всухомятку, я чувствовал неприятную тяжесть в желудке, поэтому не мог сейчас даже смотреть на еду.