– И вы здесь, Конрад?! – Аврелий был вконец ошеломлен таким экстраординарным началом служебного дня. – Что вам угодно?!
– Минуту терпения, ваша честь, – потребовал я. – Скоро обо всем узнаете…
Скрутив оглушенных Охотников по рукам и ногам буксировочным тросом, мы с Михаилом побросали охранников в кузовок и задернули его тентом. Конрад все это время присматривал за заложником, стращая того пистолетом и свирепой физиономией. Затем Михаил уселся на место водителя, а я – на заднее сиденье, с другого боку от Аврелия. Но сначала попросил фон Циммера спрятать оружие – не хватало еще, чтобы у коротышки дрогнул палец на спусковом крючке и Конрад невзначай пристрелил заложника или меня.
Парк, что окружал обитель Святой Изольды, был не слишком большим, но имел множество укромных уголков, где в теплое время года обожали уединяться влюбленные парочки. Большой знаток подобных местечек, Михаил по старой памяти завез нас в одно из них, после чего заглушил двигатель, позволив нам потолковать с Аврелием в тишине и покое.
Магистр слегка отошел от шока и уже не смотрел на нас очумелыми глазами, как на каких-нибудь вампиров или оборотней. Видимо, полагая, что его все равно так или иначе прикончат, Аврелий смирился со своей участью и, напустив на себя надменный вид, приготовился встретить смерть с достоинством. Вряд ли он боялся пыток. Я отлично помнил, как магистр хладнокровно истязал себя ножом, дабы обвинить тем самым ни в чем не повинного де Люка в нападении на свою особу и подтвердить придуманную Мясником лживую легенду о смерти Проклятого Иуды.
– Давай, Хенриксон, не затягивай! – процедил Аврелий, злобно сверкнув очами. – Я достаточно пожил и многое повидал, чтобы такой мерзавец, как ты, мог напугать меня смертью. Сегодня тебе опять повезло, но погоди, предатель, рано или поздно…
– Не стройте из себя гордого мученика, ваша честь, – оборвал я его. – Для меня убить вас – значит проявить к вам величайшее милосердие. Только вы же превосходно знаете, что отступники вроде меня не способны на благородные поступки. Также вам известно, что есть в природе вещи гораздо хуже смерти. Если взглянуть на то, как вы проводите свой досуг, вам еще отнюдь не надоело радоваться жизни. А раз так, значит, вам есть что терять… Вы ведь не забыли, ваша честь, то знаменитое дело белградского инкуба, которое вы успешно раскрыли с покойным Бернардом Уильямсом лет двадцать назад? И об изобретенной вами процедуре Очищения инкубов, надеюсь, помните? Обязаны помнить, поскольку именно за ее разработку вас представили к званию Почетный Инквизитор. Я, разумеется, не специалист в таких науках, но справа от вас сидит человек, опыт которого в проведении Очищений, надо думать, ни у кого из присутствующих не вызывает сомнений.
– При помощи вашей процедуры, коллега, я вывел на чистую воду трех злостных суккубов и двух инкубов, – доверительно поведал Аврелию быстро включившийся в игру Конрад. – И если потребуется, выведу еще одного. Наука несложная – пассатижи, молоток и отвертка в бардачке этой машины наверняка имеются.
Аврелий насупился, видимо, представив себя в роли развенчанного инкуба, которому будет позорно появляться не только в обители Сестер, но даже и в обычной бане. Не будь с нами фон Циммера, заместитель Апостола счел бы мою угрозу блефом – все-таки садистских наклонностей за Охотником Хенриксоном ранее замечено не было. Однако многообещающая ухмылка Конрада Фридриховича, а также поведение Михаила, который вылез из «Хантера» и начал сосредоточенно бренчать содержимым инструментального отсека, подтолкнули ход мыслей Аврелия в нужном направлении.
– Брось этот спектакль, Хенриксон, – презрительно пробормотал инквизитор. – Ты прибыл в Ватикан не за… тем, чтобы учинить надо мной возмездие. Слишком неподходящее для этого время, правильно? Видимо, тебе нужно от меня что-то другое. Что именно?
– В самую точку, ваша честь, – кивнул я. – И раз уж вы угадали это с первой попытки, следовательно, без труда сообразите, в чем будет заключаться наша просьба.
– И впрямь ничего сложного. Что можно ожидать сегодня от шпионов из Петербурга?..
Действительно, со смекалкой у Аврелия был полный порядок. Как и с профессиональным чутьем, которое не оставляло магистра даже сейчас. Он практически стоял на пороге смерти и все же не преминул полюбопытствовать, кто снабдил нас информацией о местонахождении русского пленника.
Разумеется, мы не собирались выдавать Аврелию матушку Клаудию и заявили, что у медиков военного госпиталя слишком маленькие оклады и длинные языки, а будь у нас больше денег, мы и вовсе выкупили бы в качестве улики медицинский отчет об операции, что была сделана Ярославу.
Божественный Судья-Экзекутор многозначительно потер свою уродливую родинку, после чего кисло усмехнулся и заметил, что помочь нашему горю будет крайне сложно. Чтобы вывести Ярослава за пределы Главного Магистрата, заместителю Апостола недостаточно просто приказать доставить пленника из подвала к выходу. Для этого нужно подписать кое-какие бумаги, чем придется заниматься внутри здания. Куда мне, Михаилу и Конраду было не попасть даже в сопровождении Аврелия – опознают еще быстрее, чем рогатых чертей в райских кущах.
– Однако если ты, Хенриксон, поклянешься, что оставишь в живых моих охранников, я готов сообщить тебе кое-что, что тебя явно заинтересует, – внезапно предложил магистр. – За себя не прошу – мне уже все равно, – но пощади хотя бы этих молодых парней и постарайся воздержаться от убийств в дальнейшем.
Я не верил в искренность героического самопожертвования Аврелия, хотя его забота о жизнях подчиненных выглядела на первый взгляд очень трогательно. Именно этой заботой он и пытался меня разжалобить, так как отлично помнил, что, во-первых, я сам – бывший командир отряда и знаю, каково оно – терять бойцов. А во-вторых, сжалившись над Охотниками, я поневоле исполнюсь уважения к человеку, кто так самоотверженно просил за них перед лицом неминуемой гибели. Тонкое психологическое воздействие жертвы на палача, у коего, по ее мнению, еще должна была остаться совесть. Сейчас хитрый Аврелий играл на тех струнах моей души, из-за которых я когда-то и нарушил его бесчеловечный приказ. И знал же, ублюдок, на что давить! Нет, когда-нибудь эта проклятая сентиментальность меня точно доконает!..
– И вы – Божественный Судья-Экзекутор – готовы поверить клятве предателя и братоубийцы? – с сомнением поинтересовался я. – Откуда в вас такая уверенность?
– Я знаю, что кое в чем ты, Хенриксон, все же остался человеком принципов, – ответил Аврелий. – Ведь ты не убил тогда, на границе, того мальчишку, Охотника Энрико, что служил под твоим командованием. Хотя мог бы запросто избавиться от лишнего свидетеля. Также я убежден, что прежде, чем стрелять в Матадора, ты сначала предложил ему сдаться. Об этом, конечно, известно только тебе, но провались я на месте, если ошибаюсь…
Никуда он, ясное дело, не провалился, поскольку был прав. Но не во всем.
– Я убил Энрико месяц тому назад, – уточнил я. – Он явился ко мне в дом, чтобы передать привет от вашего Ордена.
– И сейчас тебе выпал шанс вернуть нам наше послание, – обреченно развел руками заместитель Апостола. – А Энрико действительно жаль, но таков был его выбор. Парнишка только затем и подался в «Ночные Ангелы», чтобы поквитаться со своим обидчиком. Однако не думаю, что, убив Энрико, ты испытал радость… Убийство этих Охотников тоже не доставит тебе удовольствия. Поэтому я и предлагаю вам сделку – моя жизнь в обмен на их жизни.
– И нужную нам информацию, – напомнил я, хотя Аврелий вряд ли забыл о своем предложении. Он просто предпочел лишний раз не упоминать о нем, дабы не омрачать ауру своего благородства.
– Да, и в обмен на информацию тоже, – с неохотой подтвердил магистр.
– Хорошо, я клянусь вам, что оставлю этих Охотников в живых, – пообещал я, ни словом не обмолвившись о судьбе самого Аврелия. Если он надеялся на то, что я включу его в список прощенных врагов за проявленное самопожертвование, значит, магистр ошибся. Об окончательном прощении этого душегуба речь пойдет только тогда, когда у нас появятся конкретные результаты его помощи. Так что пусть трижды подумает, прежде чем всучить нам тухлые сведения.
– Что ж, я тебе верю, – кивнул Аврелий, продолжая сохранять лицо и старательно не подавая виду, что я не оправдал его надежд. – Спасибо за понимание. Вытащить Ярослава из подвала я не могу, но, возможно, вы извлечете пользу из факта, что сегодня, в десять часов утра, сына русского князя доставят на наш радиоузел, который, как вы, наверное, помните, находится во дворе Магистрата.
– Радиоузел? – недоуменно переспросил я. – С кем вы собираетесь устроить для Ярослава сеанс связи?
– Он пожелал переговорить с отцом, – пояснил Судья-Экзекутор. – Мы не видели причин, чтобы отказать пленнику в этой услуге.
– И что же Ярослав хотел сообщить отцу, раз вы согласились подпустить парня к радиопередатчику?
– Этот парень – военнопленный, – раздраженно ответил Аврелий. – Он входил в состав скандинавской армии и творил беззаконие на территории моей страны. Мы могли бы казнить его, как военного преступника, но вместо этого решили, что взаимовыгодный торг с Петербургом будет для нас предпочтительнее. Князь Сергей получил бы своего сына в целости и сохранности, а мы бы в обмен на пленника – достойную компенсацию. Думаю, кроме извинений, Россия нашла бы чем загладить это недоразумение.
– Сейчас вы говорите так, словно война уже окончена, – заметил я. – С чем это связано? Неужели скандинавы предложили вам мир?
– В городе уже не секрет, что мы ведем с Торвальдом Грингсоном переговоры о мире, – признался магистр. – Вы в курсе, что на днях конунг потерял сына?..
– И после этого Вороний Коготь заговорил о перемирии? – вырвалось у меня. – Уму непостижимо!
– Он подавлен, у него в войсках ропот, к тому же норманнский речной флот уже и так перегружен добычей. Торвальд решил прекратить войну, пока он в силах что-либо контролировать. По крайней мере Грингсон со