— Хозяюшка растёт, — одобрительно глянула Гертруда. — Нет, Алексей, не знает она русского языка. Вепсы это, может, слыхали?
Алексей смущённо улыбнулся.
— Нет, к сожалению. Я вообще в этнографии не очень силён. А где мы вообще? Это хоть Россия?
— Россия? — Гертруда погрустнела. — Да, пожалуй. Правда только ещё будет когда-то… Ладога здесь совсем недалеко. А в версте к западу отсюда река Паша. Великая, значит. Да вы проходите, проходите, — приглашающе повела рукой. — В ногах правды нет. Присаживайтесь вот на топчан. И если вас не затруднит, снимите своё одеяние, уж больно Филиска смущается, — с усмешкой покосилась на воспитанницу. — Чисто леший, говорит.
Алексей улыбнулся и потянулся к ремешкам.
— Вы не поверите, но костюм почти так и называется. Кикимора только.
Надо же, народ и вправду пугается. Костюмчик явно удался. Похоже, с выбором профессии явно поспешил. Впору в дизайнеры армейского спецснаряжения подаваться. По сравнению с дрянным качеством нынешней униформы от кутюр, наверняка нарасхват был бы, и дешевле обошёлся бы на н-дцать порядков…
Скатал в аккуратный рулон и пристроил у стены.
— Кикимора? — всплеснула руками Гертруда. — Ох, умора! А ведь похож, похож! — с интересом оглядела куртку. — Да и остальная одежда лесу под стать… Так как вы сюда попали?
Алексей тяжело вздохнул.
— Да попал вот. Сам не знаю как. Рысь какая-то бешеная во всём виновата, зараза…
— Рысь? — старушка задумчиво посмотрела куда-то в угол. — Боже, как всё это похоже…
— Что похоже? — заинтересовался Алексей, невольно покосившись вслед за Гертрудой.
Что она там увидела? Полки, пучки трав, снизки сушёных грибов.
— Судьбы, — вздохнула Гертруда. — И наши спутники… Только в разных ипостасях. Простите, понимаю, соловья баснями не кормят, обед будет совсем скоро, но умоляю вас, расскажите как можно подробней, как всё это произошло?
Алексей на миг задумался.
— Ну как… На выходные поехал с друзьями на охоту. На гуся. Зашёл в лес на минутку… кхм, переодеться. Весна у нас там была, кстати. Апрель… Вдруг чувствую, смотрит на меня кто-то, оглядываюсь, а это рысь! И главное смотрит так, словно вот-вот бросится. Я хвать ружьё, а её уж нет. Она со спины зашла, хитрюга. Пока я возился, она как прыгнет! Короче, с ног сбила. Когда я поднялся, очутился уже здесь. На болоте каком-то… Ну потом сюда кое-как дошёл. Остальное вы знаете…
Гертруда уставилась в пол, задумчиво потирая виски.
— Да-да, так и есть. Всё сходится…
— Что сходится?
— Умоляю, ещё немного терпения, Алексей! И что, неужели рысь прямо вот так бросилась ни с того ни с сего? — подняла испытующий взгляд.
— Ну не знаю. Во всяком случае, специально я её точно не злил. Может, там у неё нора была где близко, или детёныши, кто её, ненормальную, знает…
— Хорошо. И доселе больше ничего необычного с вами не происходило?
— Нет, — пожал плечами Алексей. — Ничего. Жил, учился как все. Чего там может быть, необычного?
— Так уж и нет? — спокойно усомнилась Гертруда. — Ну же, вспоминайте! Вы ещё совсем молоды, не должны жаловаться на память. Может, было так, что кто-то скончался на ваших глазах и случайно к вам прикасался?
Алексей похолодел.
А ведь точно. Монашка. Только откуда ей это известно?
— Ой… И правда было…
— Что было?
— Женщина. Совсем старая, — заторопился Алексей. — Монашка по виду…
— Монашка?
— Ну да, одежда у неё такая, — досадливо махнул ладонью Алексей. — Ряса, или сутана там, не знаю. Потому я и подумал…
— Продолжайте.
— На перекрёстке её джип сбил…
— Джип?
Алексей опомнился, вспомнив, с кем имеет дело.
— Ну машина такая. Э-э-э… Карета, по-вашему.
— Продолжайте.
— Ну так вот. Сбил он её, а я врач. Ну почти, в общем. Студент, короче. Наклонился к ней, думаю, может, чем помогу. А она как мёртвая лежит, кровь пузырями изо рта. Перфорация лёгкого… Я пульс пощупал, она вдруг очнулась и как захрипит…
— Забери, забери, — вздохнула Гертруда. — И вы невольно ей руку подали, верно?
— Да! — возбуждённо подпрыгнул Алексей. — Откуда вы знаете?
— Ах, как это всё мне знакомо, — грустно улыбнулась старушка. — И снова благие намерения… Увы, Алексей. Видимо, я вас огорчу, но мы вами с вами товарищи по несчастью…
Филиска отодвинула крышку, выпустив густой клуб дыма. Раскрасневшись, бесстрашно сунула ухват в пышащую жаром печь и вытащила горшок. Ловко перенесла на стол и загремела мисками.
Гертруда одобрительно оглянулась.
— А вот и наш обед поспел. Что ж, Алексей. Покамест ненадолго прервёмся. Руки можно помыть вон там, — кивнула на кадушку в углу. — Позвольте я вам помогу.
— Спасибо, — поднялся Алексей.
Опомнившись, досадливо хлопнул по лбу.
— Ё-моё! Совсем заболтался! — потянулся к рюкзаку. — Там же у меня и картошка есть, и тушёнка…
— Да полноте вам. Не трудитесь, Алексей. Как-никак, вы же всё-таки мой гость, ещё успеется…
Чинно усевшись за стол, Алексей пододвинул глиняную плошку. Густая каша клубилась лёгким дымком. С интересом оглядев деревянную ложку, нерешительно помешал в тарелке и принюхался. Аппетитно пахнуло грибами и какими-то специями.
— Кулеш, — пояснила старушка. — Не знаю, ведомо ли вам это блюдо. В бытность мою так готовили когда-то в Малороссии. Вкусно и сытно. Приятного аппетита!
— Спасибо. Филиска, и тебе, — Алексей повернулся к девице, скромно устроившейся в уголке стола.
Гертруда перевела.
Филиска вспыхнула и, скромно потупив взгляд, уткнулась в тарелку. Хотелось ответно поблагодарить ведьмака, но язык почему-то словно прилип к нёбу. Да и сидящая в углу, такая не похожая на давно знакомого маленького мирного Карлушу косматая тень всё-таки пугала. Сидит-то пока сидит, а вдруг как возьмёт да и прыгнет…
Едва коснувшись ложки, Алексей ошарашенно отпрянул. Кулеш оказался просто огненным, но едва солёным, даже пресным. Поначалу немного стесняясь, скромно подул на ложку, а когда каша чуть остыла, волчий аппетит взял верх.
Тарелка умялась в один присест.
— А не желаете ли добавки? — поинтересовалась Гертруда.
— С удовольствием! Честно сказать, такая вкуснятина!
Старушка польщённо улыбнулась.
— Сказать откровенно, глаз не нарадуется столь похвальному аппетиту, — наполнила миску до краёв. — Кушайте, кушайте, Алексей. Силы вам ещё пригодятся…
После обеда Филиска занялась мытьём посуды, Гертруда пересела напротив.
— Что ж, Алексей, — отодвинула чадящую плошку подальше от лица. — Наступил час поведать вам и мою историю. Вижу, вы всё ещё полны смятения. Простите, если мой вопрос покажется вам немного бестактным, но позвольте узнать, какой вы веры? — испытующе глянула в глаза.
— Веры? — замялся Алексей.
Ну вот, а так всё хорошо начиналось. Наверняка сейчас начнётся какая-нибудь вдохновенная проповедь. Последнее время всевозможные проповедники просто достали, особенно в преддверии широко разрекламированного индейцами майя очередного грядущего конца света. Суют все эти свои дурацкие брошюрки, книжонки, только успевай отмахиваться. И что ей сказать? Что никакой? А ладно, не врать же, в самом деле.
— Да, пожалуй, никакой. А что?
— Никакой? — с некоторой ноткой восхищения повторила старушка. — Что ж, смелый ответ. Вот они, плоды вольнодумства Вольтера и Монтескьё! Рада, не скрою. Это в корне меняет нашу беседу. Ах, если бы вы только знали, какой религиозный ужас я когда-то испытала! Думала, просто сойду с ума. А с вами всё иначе. Ваш разум свободен от пут. Не боясь, что затрону ваши чувства, буду с вами предельно откровенна, — рассеянно глянула куда-то вбок и погрустнела. — Да, увы, мы с вами товарищи по несчастью. Хотя, после стольких лет, я теперь уже и сама не знаю, счастье это или несчастье. Впрочем, что я говорю? Конечно, несчастье. По непонятой прихоти всемогущего рока быть выкинутой из круга привычного бытия… Нет, скорее я просто смирилась со своей печальной судьбой, — грустно усмехнулась и махнула рукой, — впрочем, не принимайте мои горькие слова слишком близко к сердцу. Просто накипело… Итак, вот вам и моя история. Когда-то, давным-давно, я была молода и беспечна, самая младшенькая и обожаемая в нашей большой семье. Батюшка мой был родом из богатого негоциантского рода, осевшего в России ещё при царе Петре. Он быстро обрусел, принял православие и стал вхож в богатейшие дома Санкт-Петербурга. Когда юная будущая императрица София Фредерика Августа Ангальт-Цербстская ещё только прибыла в столицу, ей было так одиноко. Только представьте — чужая речь, чужие обычаи… Бедняжка… Моя семья, как могла, давала ей хоть какое-то утешенье. Когда императрица взошла на престол, наша добродетель не была позабыта. Семья удостоилась высокой чести. Старшие сёстры были уже замужем, а я, как самая младшенькая, стала фрейлиной. Большего я и не могла себе пожелать. Я была просто счастлива. Служение государыне меня нисколько не тяготило, скорее даже наоборот. Жизнь моя стала словно красочный калейдоскоп. Положение в обществе, балы, завидные женихи… Будущее казалось светло и прекрасно. И вот однажды ранней осенью государыня велела заложить карету. Мы выехали ранним утром. Моросил мелкий дождь. Было слякотно и промозгло. Едва мы выехали за город, на обочине дороги показался сидящий в грязи нищий. Глубокий старик в рубище, видно, он совсем замёрз. Даже не поднял головы, когда с ним поравнялась богатая карета. Едва завидев несчастного, государыня повелела остановить экипаж. Она всегда славилась своим благочестием и добросердием. Протянула мне рубль и велела подать несчастному. Я вышла из кареты и окликнула беднягу. Старец даже не поднял головы. Подумав, что он глухой, я тронула его за плечо. Тогда он очнулся, протянул ко мне руку и прохрипел: «забери, дочка, забери», — выразительно умолкнув, покосилась в угол и едва слышно пробормотала:
— И всё же на удивленье смирный, даже не подходит…
Зачарованный рассказом, Алексей невольно дёрнулся. По спине пробежал холодок. Всё было почти один в один, только случилось два века тому назад.