С трудом стряхнув наваждение, Алексей взял себя в руки.
— Да не, я нормально.
Странное бездумное ощущение. Напрочь срывает мозг. Всю ночь так бы слушал и слушал, прямо гипноз какой-то. Наверно, так же себя чувствует кобра под дудкой факира. Нет, пожалуй, сравнение не совсем удачное. Конечно же на самом деле просто следит за движением. Хотя, если не знать, что змеи абсолютно глухие, со стороны всё равно кажется, что слышат. И красиво так получается, залюбуешься.
Интересно, а что это вообще за звук? Инфразвук, ультразвук? Может, просто особенности нынешнего восприятия? Человеком вроде просто комариный писк слышится. Надо бы разведать.
Поколебавшись, нерешительно ступил в мох. Шаг отозвался низким дрожащим гулом. Словно обрадованный неожиданным помощником, невидимый музыкант сыграл ноту до.
Окончательно потеряв всякое терпение, Чеширский сорвался с места и звенящей какофонией описал быстрый круг. Дескать, ну кто так ходит? Вот как надо, вот!
Алексей растерянно замер. Вокруг звучало всё. Шаги, мох, ветки, травинки.
Напоследок сделав в воздухе немыслимый пируэт, Чеширский мягко приземлился и горделиво повернул голову, явно наслаждаясь триумфом. Покосившись куда-то вверх, вдруг прижал уши и подобрался.
— Кто там?
Алексей рывком повернулся.
Чёрные как смоль птичьи фигуры на крыше ответили многозначительным молчанием. Сверкнув глазом, Карлуша чуть повернул голову и осуждающе прищёлкнул клювом.
— Я это, — попытался оправдаться Алексей, — подышать вышел…
Гертруда отрицательно покачала головой и кивнула на луну. Отвернувшись как по команде, вороны благоговейно уставились вверх. Хрустальная музыка зазвучала с новой силой.
Видимо, здорово задетый за живое, Чеширский походил вдоль стены, оценивающе поглядывая наверх. Что-то для себя решив, попятился, присел и гигантским прыжком сиганул на крышу.
Камыш разразился коротким сухим тремоло. Чёрная парочка даже не повела ухом, всецело наслаждаясь лунной симфонией.
Рассеянно покосившись вниз, Чеширский тихонько прокрался к воронам, уселся и завороженно уставился на луну.
Алексей немного побродил вокруг избушки, приноравливаясь к новым ощущениям. До зуда в лапах почему-то тоже захотелось сигануть наверх к компании, но смущала высота. Если не рассчитать, грохота точно не оберёшься. Вот Карлуша-то опять расстроится. По всему видно, не очень жалует всяческий шум и гам, лучше не рисковать. И так вон как зыркнул, без слов понятно. Прямо как старичок-меломан на школьника-балбеса, вздумавшего поболтать по мобильнику на концерте Чайковского.
Поколебавшись, остановился перед дровяным навесом.
А что, неплохая идея. Практически готовый трамплин. Конечно, пусть выйдет не так эффектно, как у некоторых, зато надёжно.
На всякий случай боднув берёзовую стойку, убедился в её надёжности. Эх, была не была. Медленно попятившись, оттолкнулся и в два прыжка приземлился на крыше.
Камыш скрипуче приветствовал нового слушателя.
Блеснув зелёным, Чеширский повернул голову. Может, показалось, но в глазах промелькнула снисходительная ирония.
Алексей молча обогнул ехидного спутника и уселся рядом с Гертрудой. Подумаешь, нашёлся тут чемпион по прыжкам. Да, получилось не очень. Зато тихо.
Луну затянули полупрозрачные облачка. Подул прохладный ветерок. Музыка на миг стихла и зазвучала тише и мягче, навевая лёгкую грусть. Словно сменились декорации, и невидимые оркестранты отложили молоточки ксилофона и заиграли на флейтах.
Алексей тихонько вздохнул, устраиваясь поудобней. Тело словно отпустила какая-то сжатая пружина. Стало как-то легко-легко. Сознание поплыло. Веки отяжелели и незаметно сомкнулись сами собой…
Глава 8
С коротким хаком на выдохе вогнав топор в пенёк, Алексей скинул рукавицы, вытер пот со лба и уселся передохнуть. Конечно, ещё и не особо перетрудился, можно и без передышки, но тем не менее спину надо щадить. А то всякое может, быть, особенно с непривычки.
После вчерашней лунной симфонии в теле ощущалась необыкновенная лёгкость. Словно после недельного отдыха где-нибудь на тёплом южном морском песочке. Так бы и махал и махал топором до самого вечера.
За завтраком Гертруда между делом пояснила, что такое бывает только лишь в ночь полнолуния. И обязательно при ясном небе. Вот тогда, если зайти далеко в навь, лес начинает звучать. И каждый раз по-новому. Особенно летом.
— Никогда такого не слышал, — восторженно признался Алексей. — И главное, лёгкость такая, словно заново родился.
— Да, сколько лет слушаю, и каждый раз заново восхищаюсь, — согласилась Гертруда. — И коту вашему, вижу, тоже приглянулось…
И действительно. После ночи Чеширский бесстыдно дрых среди горшков на верхнем приступке, как самый заправский кот. Правда, с одним отличием. Спать наверху при горящей печи не смог бы ни один даже самый теплолюбивый. А этот дрыхнет себе, словно внизу не жаркое пламя, а какая-нибудь крошечная безобидная свечка. Впрочем, если разобраться, и кот не совсем кот.
Усмехнувшись, Алексей натянул рукавицы. Ладно, хорошего понемножку. Ещё полчасика можно и помахать. Правда, вот топор уже туповат. Местное железо, конечно, далеко не фонтан. Не забыть бы потом наточить. Неизвестно ещё, когда его вообще последний раз точили.
Поставил пенёк на чурбак, потянулся было за топором и замер. Что-то несильно толкнуло в бок.
— Чеширский, я же сказал, больше никаких… — раздражённо повернулся и осёкся.
Бережно придерживая окровавленную руку, к дому приближался тщедушный паренёк. Несмело глянув, становился в пяти шагах, показал на раненую руку и что-то горячо залопотал.
— Стоп, стоп, стоп, — покачал головой Алексей. — Бесполезно. Я по вашему всё равно ничего не понимаю.
Из всех слов стало понятно только одно имя Гертруда.
— Гертруда? Так дома она, — кивнул на избу. — Сейчас, погоди, темно там…
Приоткрыл дверь и крикнул:
— Тут паренёк какой-то пришёл раненый. Видно, руку повредил.
— Иду-иду…
Вытирая руки о передник, вышла хозяйка.
— Кто тут у нас? — прищурилась с темноты. — А, здравствуй, Кирша. Нешто поранился?
Паренёк обрадованно поклонился и через силу заулыбался.
— Да вот, приключилось тут…
— Проходи, проходи, горемыка. Поправим мы твою беду… Алексей, будьте добры, требуется ваша помощь. Вытащите пока горшок с водой из печи. А ещё свечей зажгу, уж больно темновато у нас…
— Да-да, конечно, — заторопился Алексей.
Наконец-то хоть что-то потребуется из специальности. Правда вот как можно тут хоть что-то сделать без стерильных перевязочных материалов и антисептики, большой вопрос. Судя по кровопотере, там не просто царапина. Одними травками и отварами вряд ли обойдёшься.
Поправил рукавицы и поспешил к печи. И как сразу до такого элементарного не додумался? Теперь хоть не так страшно обжечься. И вчера бы волдыря никакого не было. Хотя, кто знал, что тут есть рукавицы. Кажется, вообще ничего нет. Ложки вон и то деревянные.
Щурясь от жара, вытащил дымящийся горшок и аккуратно поставил на приступок. Наскоро сполоснув руки над бадейкой, подошёл к столу.
Гертруда тем временем стянула с паренька поношенный зипун и исподнюю рубаху. Взяла свечу, наклонилась к ране и сокрушённо вздохнула.
— О-хо-хо, страсть-то какая… И как же тебя так угораздило, горе ты моё луковое?
Кирша опасливо покосился на окровавленную руку и деловито шмыгнул носом.
— Так я это… Тяте с забором подсоблял, ну который эти душегубы развалили. Жердину хотел топориком подправить, а её и повело малость… А рука уже почти и не болит совсем, только вот тятя сильно ругался, в кого я таким косоруким уродился, — видимо, не веря, что рука цела, поднёс к глазам и медленно пошевелил пальцами. — А как дырку увидали, так мамка сразу и в крик. Тятя ещё пуще взъярился, сгоряча подзатыльник мне дал. Беги, говорит, скорей к бабке Гертруде, проси, пусть залатает тебя, неудельного, — виновато улыбнулся. — Ну вот я и прибежал…
— Прибежал, — вздохнула Гертруда. — Осторожней надо было с топором-то, как без руки-то вообще не остался… Ладно, ты пока посиди, а мы тут с гостем моим подумаем, что с тобой делать.
Накинула на паренька куртку и заинтересованно повернулась.
— И что вы на это скажете как доктор, Алексей?
— А что тут скажешь, — пожал плечами Алексей. — Тут по-любому шить надо. Само, конечно, может, и тоже зарастёт, но в таких условиях… Короче, я бы ни за что не поручился.
Ровный глубокий порез на предплечье сантиметров семь. Пареньку, можно сказать, ещё здорово повезло. Раз пальцами шевелит, значит, сухожилия точно целы. Если бы не куртка, вообще бы до кости рассадил. Конечно по-хорошему, в травмпункт бы надо с такой раной. Хоть бы обработали, анестезию местно, зашили по-человечески, может, даже и противостолбнячную сыворотку вкатили. А тут… Ни тебе инструментов, ни медикаментов, что хочешь, то и делай. Жуть…
— А чём это он, кстати, так ухитрился располосовать-то?
— Топором. Забор помогал отцу мастерить.
— Да уж, — вздохнул Алексей, — хорошо помог… Ну не знаю. Я, конечно, бы это дело зашил, но без инструментов, — пожал плечами, — просто нереально. Да и только представьте, какая это будет боль — шить вживую, без анестезии.
— Анестезия это что? — рассеянно уточнила Гертруда, роясь в каком-то сундучке.
— Ну как вам сказать… Такое специальное вещество. Если его ввести в организм, то человек не осознаёт боли.
— А, да-да. Кажется, я что-то слышала про такое, — Гертруда вытащила кривую иголку и подслеповато глянула на просвет. — Всякие загадочные восточные эликсиры. Человек ещё потом долго сам не свой, верно?
— Да, что-то вроде. Такое бывает, конечно, если дозу неправильно рассчитать. А вообще, довольно токсичная вещь.
— Что ж. Анестезия, не анестезия, а шить всё равно надо, — Гертруда протянула иголку и тонкую нить. — Вы правы. Такая рана просто так не затянется. К слову сказать, те же нурманы после боя запросто зашивают раны суровой нитью. Не пов