— Прими, гостья дорогая.
Ведунья улыбнулась и покачала головой.
— Нет, благодарю. Я больше к постному привыкла. Скоромное нужно вам, мужчинам, а мне-то уж оно и без надобности.
— А-а-а, — Онтей растерянно оглянулся на свояка.
— Себе оставь, стало быть, — махнул рукой Микит.
— Тогда вот ушицы испробуйте, — вскочила Луша. — Рыбка свежая, с утра выловили.
— Благодарю, доченька.
Хозяйка обошла гостей, подливая в плошки что-то наваристое и дымящееся.
Благодарно кивнув, Алексей подул на ложку и осторожно попробовал. Кушанье напомнило мелко нарезанную густую лапшу. А вкус вообще умопомрачительный. Особенно после лёгкой злаково-грибной диеты. Мясное Гертруда не принимала категорически. Жалко убиенных беззащитных зверушек, и всё тут. Послушавшись мудрого совета, тушёнку и картошку оставил про запас. Да и потом, на картошку появились другие, далеко идущие стратегические планы.
За столом воцарилось сосредоточенное молчание. Мужчины кушали жадно, видно, что изрядно проголодались.
Скромно поглядывая из-под опущенных ресниц, Луша невольно задержала взгляд на ведуне. Прямой как палка, Олекший ел спокойно и неторопливо, задумчиво оглядывая стены. Словно с раннего утра и не проголодался вовсе.
В дверь коротко постучали.
— Пришли, значится, — Микит решительно отодвинул тарелку. — Благодарствую, хозяюшка. Открывай, то Ларья и Гордой. Разговор к ним есть.
Луша поспешно распахнула дверь и посторонилась. Коротко поклонившись, к столу прошли двое мужичков. Один уже знакомый кузнец, а второй, сухопарый седой мужчина с неторопливыми, расчётливыми движениями, резко контрастировал на фоне остальных. Широкий кожаный пояс оттягивал солидный нож, больше похожий на мачете.
Машинально потерев занывшую щёку, Алексей вопросительно оглянулся на спутницу.
— Микит их позвал, — пояснила Гертруда. — Совет держать пришли.
Микит солидно прокашлялся и глянул на Алексея.
— Ну стало быть, Олекший, вот теперь мы и все в сборе. Это Ларья, кузнец наш, мастер знатный, а это Гордой, охотник не чета остальным, — поочерёдно представил с интересом поглядывающих гостей. — Собрались мы здесь обдумать, как лихо наше одолеть, — умолк, дожидаясь, пока ведунья тихонько договорит. — Олекший тут дело хорошее предложил. Ловить эту тварь на живца. Загон для скотины сделать, туда овечку подсадить, а сам он, значит, на дереве рядом в засидке затаится. Чтоб она его не смогла достать ненароком. Как та тварь появится, он её враз громом и сразит, — вопросительно глянул на ведуна. — Верно я говорю?
Алексей коротко кивнул.
— Точно.
Получив поддержку, Микит воодушевился:
— Ну так вот. Раз Олекший изничтожить ту тварь взялся, помочь ему в этом деле всем миром надобно. Собрать мужичков, кто духом не слаб, деревца подрубить, помост надёжный сделать, лестницу…
— Верно говоришь, — одобрительно поддакнул Гордой. — Выманить эту тварь на живца!
— Один момент, — поднял руку Алексей. — Я так думаю, чтоб уж наверняка, засидку придётся делать не одну. Ведь тот зверь в трёх местах нападал?
— Истинно так, — подтвердил Гордой, поочерёдно загибая пальцы. — Арся у болота, Окулина в бору и на Онтея вот почти у самой околицы.
— Вот, — продолжил Алексей. — Значит, три. Сможете?
— Сможем, конечно, — загудели мужики. — Денька за три и управимся.
— И ещё. Нужно, чтобы мне показали те самые места. Где на Онтея напала, я уже видел, осталось ещё два. Это возможно?
— А хоть бы и завтра с утречка, — степенно кивнул Гордой. — Я проведу, тут недалеко. К полудню и обернёмся.
— Так, с засидкой, считай, уладили, — Микит легонько прихлопнул по столу, считая вопрос решённым. — Олекший, теперь скажи насчёт серебра. Сколько его надобно?
Алексей задумчиво потёр лоб.
— Сколько…
Вот и первые трудности столкновения цивилизаций. Как перевести диаметр и вес картечин на местные термины, если вообще нет никакого понятия, в чём они тут измеряют? Если три засады, то по одному серебряному заряду в каждый ствол для надёжности. Значит, итого шесть патронов, в каждом по три картечины. То есть всего восемнадцать картечин диаметром миллиметров восемь. Ну и как такое им объяснить?
— В общем, даже и не знаю, как это объяснить. Нужны такие серебряные шарики, диаметром, тьфу, короче, крупные горошины из серебра. Сможете сделать?
Выслушав Гертруду, мужики озадаченно приумолкли и с сомнением оглянулись на кузнеца.
— Эвона как… Горошины. Сможешь такое, а Лар?
Кузнец задумчиво огладил бороду.
— Смогу, чего ж не смочь-то. И сколько тех горошин надобно?
— Штук восемнадцать, не меньше. Сможете?
— Восемнадцать?
Ларья задумчиво уставился в потолок, беззвучно шевеля губами. Что-то прикинув, веско пристукнул по столу.
— Сделаю. Будут тебе горошины. Завтра к вечеру.
Ещё минут десять поговорив с ведуньей и хозяйкой, мужики начали собираться. Откланявшись, Гордой остановился в дверях и напомнил:
— Олекший, значится, завтра с первыми петухами я жду на крылечке.
— Буду как штык, — заверил Алексей.
— Как-как? — озадаченно глянула Гертруда.
— Пардон, скажите, буду готов всенепременно…
Гордой удовлетворённо кивнул и тихо прикрыл дверь.
Гертруда глянула вслед и тяжело вздохнула:
— Ну что ж, Алексей. Придётся вам завтра в лесу как-то обойтись без меня. Гордой сказал, не пройти мне там. Лес дюже сырой. Боится, кабы не оступилась, ногу не сломала.
— Конечно, о чём разговор! Там и дел-то всего. Дойти до места и глянуть. Если что, попытаюсь как-нибудь объяснить.
— Уж попытайтесь, — улыбнулась Гертруда, — только будьте очень осторожны… Язык бы, конечно, вам надо осваивать уже понемногу.
— Так я только за! — вскинулся Алексей. — Может, давайте и займёмся? Времени у нас полно.
— Полно, — подтвердила Гертруда. — Только вот хозяюшке убраться помогу.
— Нет уж, — вскочил Алексей. — Вы сидите, я сам.
Луша оторопело приняла грязную посуду из рук ведуна.
— Как это называется? — удерживая тарелку, поинтересовался Алексей.
— Чего он говорит? — Луша повернулась за помощью к ведунье. — Есть, что ли, хочет?
— Научиться говорить хочет по вашему, — усмехнулась Гертруда. — Спрашивает, как сказать посуда.
Луша звонко рассмеялась.
— Ах, вот оно что. А я-то всё не пойму, говорит так чудно, а что, непонятно…
Остаток вечера промелькнул как один миг. Подметая пол, Луша вполуха прислушивалась, как Олекший с запинкой, словно малое дитя, послушно пытается выговорить за ведуньей самые простые слова, и время от времени прыскала, поспешно закрывая рот ладошкой.
Проговаривая каждое слово, Олекший близко наклонялся к какому-то маленькому блестящему сундучку и, быстро водя рукой, что-то колдовал.
Когда зазвучали слова пугающие, вроде болото и чудище, Луша устыдилась и почувствовала себя дурочкой. И вправду, тут ничего смешного нет. Олекший ведь не просто так забавляется, а знает, что спрашивать. К бою смертному готовится с той гадиной ненасытной. Ох, хоть бы он её нашёл и одолел, помоги Пресветлый…
Поздно вечером, налив домовому мисочку свежего молока, Луша затушила свечи, оставив только одну, самую маленькую на столе. Пожелав напоследок спокойной ночи, Гертруда задёрнула цветистую занавеску женской половины. Чуть пошептавшись, за ширмой улеглись спать.
Установилась тишина, нарушаемая лишь глухим потрескиванием догорающих поленьев в печи. Осмелев, где-то внизу едва слышно заскрипел сверчок.
Алексей тихонько, стараясь не спугнуть старательного крошечного музыканта, уселся на приступок. Прислушиваясь к переливчатым трелям, расшнуровал ботинки и опасливо потрогал выбеленную печную стену. Как единственному мужчине, женская часть дома милостиво уступила самое тёпленькое местечко. Пожалуй, даже чересчур тёпленькое. Под самым потолком будет жарковато. Как бы в майке спать не пришлось.
Закинул наверх тяжеленную медвежью шкуру и взгромоздился следом. Опасливо глянув вниз, уселся по-турецки.
Ничего, не впервой. У Серафимыча вон какая печь высокая была, и то не сверзился, а тут уж и подавно. Тем более, в случае чего, лететь даже меньше, метра полтора всего, и это здорово успокаивает.
Едва не рассмеявшись, поспешно зажал рот. Ещё только женщин разбудить не хватало. Не поймут. Скажут, ржёт чего-то под вечер наш молодец, похоже, заучился совсем.
От висящих над самой головой пучков травы веяло тонким душистым ароматом. Возникло какое-то мимолётное ощущение вернувшегося лета. Сокрушённо вздохнув о безвозвратно потерянных каникулах, раскатал шкуру и улёгся, прислушиваясь к осмелевшему сверчку.
Спать не хотелось. Как всегда на новом месте. Не спится, и всё тут. Хоть снотворное пей, только вот где бы ещё его взять. Будить Гертруду как-то неудобно. Может, человек тоже мучается. Маму вон, посреди ночи, если случайно разбудишь, так и мыкается до утра, а потом ходит весь день по дому с головной болью как сомнамбула. Нет уж, придётся потерпеть.
Минут десять поворочавшись на жёсткой шкуре, мысленно чертыхнулся. Диагноз ясен, хроническая бессонница. Хотя как-то слишком рановато для двадцати лет. С категоричностью диагноза явно поспешил. Никакая это не бессонница, просто нагрузки учебной не хватает. Привык за два года зубрить по ночам, вот и испортил режим дня окончательно. День и ночь элементарно попутал. Чтобы нормально функционировать, мозг просто жаждет привычных ночных знаний и всё тут. А раз мозг чего-то требует, то это чего-то ему надо срочно дать. Иначе вообще не уснуть. Так и придётся куковать до первых петухов… М-да, однако весёленькая нарисовалась перспектива. Надо что-то делать…
Прищурившись на тусклый огонёк свечи, порылся в куртке и вытащил смартфон. Кликнул блокнот и погрузился в изучение краткого вепско-русского словаря. Часа за полтора беседы набрал всё, что посчитал нужным на завтрашний день. Что ни говори, без переводчика трудновато придётся. И как только надеялся обойтись лишь языком жестов? Такая специфика. Долго пришлось бы жестикулировать. Тут даже профессиональный клоун-мим бы не справился.