И отель «Игл-Бэй», и «Гленмор» оснастили паровым отоплением, канализацией, телеграфом и даже телефонами. Неделя проживания обходится от двенадцати долларов до двадцати пяти. Постояльцы едят суп из лобстера, пьют шампанское и танцуют под музыку целого оркестра – но школы в Игл-Бэе как не было, так и нет. И почты, и церкви, и универсального магазина. Железные дороги принесли процветание, однако задерживаться в наших краях процветание не пожелало: как только наступает День труда, оно собирает вещи и отбывает вместе с туристами, а мы остаемся и считаем, что нам повезло, если с мая по август, продавая молоко или жареных цыплят, прислуживая за столом или стирая постельное белье, мы сумели заработать на прокорм себе и скоту до конца долгой зимы.
Я ступила на дорожку к хижине Минни, на ходу нащупывая в кармане письмо из Барнарда. Я специально взяла его, чтобы ей показать. Уиверу я письмо уже показала, и он сказал, я должна ехать – во что бы то ни стало. Сказал, надо горы свернуть, победить все трудности, преодолеть все препятствия, сделать невозможное. Кажется, он чересчур увлекся «Графом Монте-Кристо».
Мне хотелось услышать, что Минни скажет насчет Барнарда. Минни ведь очень умная. Она сшила себе свадебное платье из теткиных обносков, и я сама видела, как она переделала свое обтерханное шерстяное пальто в красивую модную вещь. Если существует способ промыслить из ничего билет до Нью-Йорка, Минни такой способ отыщет. А еще я хотела ее спросить про обещания – считает ли она, что дав слово, надо выполнить все строго так, как было сказано, или все-таки можно кое-что изменить и подправить.
Мне столько всего хотелось рассказать Минни! Я подумала даже, что, возможно, и о поездке с Ройалом расскажу. Но в тот день я не рассказала ей ни о чем, потому что еще с дощатой дорожки услышала крик. Ужасный вопль страха и боли. Он донесся изнутри, из дома.
– Минни! – взвизгнула я, уронив букет. – Минни, что случилось?
В ответ – лишь глухой, протяжный стон. Кто-то убивает Минни, догадалась я. Взбежала на крыльцо, схватила полено из дровяника и ворвалась в хижину, готовая разбить голову злодею.
– Брось полено! Совсем сдурела! – окликнул меня сзади женский голос.
Но не успела я обернуться и понять, кто это мне приказывает, как снова раздался тот жуткий вопль. Я глянула в дальний угол и увидела мою подругу. Она лежала в постели, мокрая от пота, выгибалась всем телом, тяжело дыша, и вскрикивала.
– Минни! Минни, что случилось? Что с тобой?
– Ничего особенного. Она рожает, – сообщил тот же голос у меня за спиной.
Наконец я обернулась и увидела дюжую светловолосую женщину, помешивавшую тряпки в котле с кипящей водой. Миссис Криго. Повитуха.
Рожает. Рожает ребенка. У Минни вот-вот появится младенец.
– Но она… еще же рано, – пробормотала я. – Всего восемь месяцев. Целый месяц до срока. Доктор Уоллес говорил, что остался еще месяц.
– Значит, доктор Уолле еще дурее тебя.
– Ты печку надумала топить, Мэтт? – прошуршал слабый голос.
Я снова обернулась. Минни смотрела на меня и смеялась, и только тут я сообразила, что все еще замахиваюсь поленом.
Смех Минни тут же сменился стоном, и на ее лице снова проступил страх. Я видела, как она извивается, как обеими руками мнет простыни, как глаза ее выпучиваются в ужасе.
– О, Мэтти, меня на куски порвет! – прохныкала она.
Я захныкала от жалости к ней, и так мы ныли на пару, пока миссис Криго не прикрикнула на обеих нас, обозвав безмозглыми и бесполезными девчонками. Она поставила котел с прокипяченными тряпками ближе к постели, рядом с табуретом для дойки, отняла полено и подтолкнула меня к Минни.
– Раз уж пришла, так хоть поможешь, – сказала она. – Давай, надо ее усадить.
Но Минни садиться не хотела. Так и сказала: ни за что. Миссис Криго залезла в постель позади нее и стала толкать, а я тащила на себя, и совместными усилиями нам удалось приподнять Минни, и она свесила ноги с кровати. Ночная рубашка задралась до бедер, но Минни, казалось, было на это наплевать. Минни, такой застенчивой, что она отказывалась переодеваться при мне, когда у нас гостила.
Миссис Криго вылезла из кровати и опустилась на колени перед Минни. Она раздвинула ей ноги, заглянула промеж них и покачала головой:
– Малыш никак не решится. Сначала надумал вылезти пораньше, а теперь вовсе отказывается выходить, – сказала она.
Я старалась не смотреть на алые потеки на ляжках у Минни. И на кровь на ее постели тоже старалась не смотреть. Миссис Криго отжала исходившую паром тряпку и положила ее Минни на спину. Вроде бы от этого Минни стало немного легче. Повитуха велела мне придерживать тряпицу, чтобы не упала, а сама принялась рыться в корзине. Она вытащила сушеные травы, корень имбиря и банку с куриным жиром.
– Я шла навестить Арлин Тэнни – у нее срок через неделю – и подумала, зайду, гляну заодно, как твоя подруга. Хоть она и не моя пациентка, – рассказывала она, продолжая возиться со своими припасами. – Нашла ее на крыльце, прямо на ступеньках, беспомощную, что твой кутенок. Говорит, схватки уже два дня, то сильнее, то потише. Говорит, она предупредила доктора, но тот сказал, не о чем беспокоиться. Осел надутый. Посмотрела бы я на него, как бы он не беспокоился, если б это у него два дня кряду были схватки. Ей повезло, что я проходила мимо. А еще больше повезло, что и ты пришла. Как раз двое нас и надо, чтобы добыть из нее этого младенца.
– Но… миссис Криго… – забормотала я. – Я не сумею помочь. Я знать не знаю, что нужно делать.
– Придется соображать. Больше тут никого нет, – ровным голосом ответила миссис Криго. – Ты же помогала отцу, когда коровы телились, верно говорю? Это то же самое. Разницы особой нет.
Еще какая разница! – подумала я. Коров наших я, конечно, люблю, но Минни я люблю гораздо больше.
И потянулись шесть самых долгих в моей жизни часов. Миссис Криго загоняла меня вусмерть. Я разводила в камине огонь, чтобы прогреть дом. Я растирала Минни спину, ноги, стопы. Миссис Криго уселась на табурет и массировала Минни живот, и давила на него, и прикладывала к нему ухо и слушала. Живот у Минни был такой огромный, что мне было страшно. Я не понимала, как то, что внутри, сумеет протиснуться наружу. Мы дали Минни касторки, чтобы усилить схватки. Ее вырвало. Мы поднимали ее на ноги, заставляли маршировать по комнате – кругами, еще и еще, – и снова усаживали. Мы заставляли ее вставать на колени, приседать на корточки, опять укладывали. Миссис Криго скормила ей корень имбиря. Ее вырвало. Я гладила ее по голове и пела: «Вернись скорей домой, мой Билли Бейли», это ее любимая песня, но вместо «Билли Бейли» я пела «мой Джим Компё», и от этого Минни смеялась – когда не стонала.
В середине дня миссис Криго решила пустить в ход другую траву – мяту болотную. Она заварила ее и заставила Минни выпить большую кружку отвара. Этот отвар Минни удалось удержать в себе, и схватки усилились. Ей было ужасно больно. Внезапно ей захотелось тужиться, но миссис Криго не позволила. Вместо этого она сама надавила на огромный Миннин живот, она массировала его, и месила, и колотила, пока не начала задыхаться, пот с нее катился градом. Потом она раздвинула ноги Минни и снова заглянула туда.
– Ах ты такой-разэтакий! – взвизгнула она, пинком опрокинув табурет.
Минни прижалась ко мне и заплакала – устало, безнадежно. Я обхватила ее руками и укачивала, словно ребенка, словно моего ребенка. Она подняла голову, посмотрела мне в глаза и прошептала:
– Мэтти, передай Джиму, что я его люблю.
– Не буду я ему такую чепуху передавать. Сама ему скажешь. Когда малыш родится.
– Он никак не выходит, Мэтт.
– Ш-ш, скоро выйдет. Погоди, он просто готовится, вот и все.
Я снова принялась петь «Билли Бейли», но без прежнего воодушевления. Пока пела, следила за тем, что делала миссис Криго. Она опять нагрела много воды. Окунула руки в горячую воду и намылила, пальцы, кисти и дальше, до самого локтя. Потом намазала себе ладони куриным жиром. Внутри у меня все словно узлом завязалось. Я не хотела, чтобы Минни видела эти приготовления, поэтому велела ей закрыть глаза и стала тереть ей слегка виски и все время пела. Мне показалось, она уснула на минуту. Или отключилась.
Миссис Криго ногой придвинула табурет и села. Она положила руки на живот Минни и провела в одну сторону. В другую. Очень тихо, словно прислушиваясь руками. Она хмурилась, прислушиваясь, и впервые я заметила в ее глазах то же – страх.
– Он выходит? – спросила я.
– Они.
– Что?
– У нее двойня. Один идет ногами вперед. Я попытаюсь его развернуть. Держи ее крепче, Мэтти.
Я обхватила Минни руками, прижав ее локти к телу. Она распахнула глаза:
– Что происходит, Мэтт? – шепнула она. Голос ее был полон ужаса.
– Все в порядке, Мин, все хорошо…
Но я солгала.
Миссис Криго прижала левую ладонь к животу Минни. Правая ее рука скользнула под ночную рубашку Минни и там исчезла. Минни выгнула спину и завопила. Теперь уж точно – миссис Криго убьет ее, подумала я. Я крепче прижала ее руки, уткнулась лицом ей в спину и молилась, чтобы это поскорее кончилось.
Я знать не знала, какой ценой это дается женщине. Понятия не имела. Нас всегда отсылали к тете Джози, когда маме подходил срок. Мы оставались у тети на ночь, а когда возвращались, нас ждала мама – с улыбкой на лице и новеньким младенцем на руках.
Столько книг я прочла, и ни в одной не рассказывается правда о деторождении. У Диккенса – ни слова. Мать Оливера умерла при его рождении – вот и все. У Бронте – ничего. У Кэтрин Эрншо родилась дочка – раз и готово. Ни крови, ни пота, ни боли, ни жары, ни дурного запаха.
Как же они все врут в своих книгах!
– Повернулся! – вскричала вдруг миссис Криго.
Я осмелилась поглядеть на нее. Она уперлась руками в колени Минни, правая ее рука была в крови. Крики Минни перешли в частый, отрывистый вой – так воет сильно поранившееся животное.
– Давай, девонька, тужься! – завопила миссис Криго.