– В твоих книгах небось не говорится про то, как выгнать корову с пруда? – спросил он.
– Чтобы выманить корову из пруда, мне книги не требуются! – отрезала я и еще громче окликнула Ромашку. Поскольку и это не помогло, я замахнулась на нее веревкой с завязанным узлом и лишь напугала Болдуина – он глубже забежал в пруд, и его мать за ним.
Ройал наклонился и подобрал несколько камней. Обошел пруд, зайдя корове в тыл, и принялся швырять камни ей в зад. От первого камня она вздрогнула, а второй привел ее в движение: Ромашка ринулась прямо к нам. Лу сумела ее схватить, а я накинула петлю ей на шею, от души обругав при этом беглянку. Болдуина ловить не пришлось – он покорно следовал за матерью.
Я поблагодарила Ройала, хотя слова не шли с языка.
– Не понимаю, зачем она бегает к вам, – сказала я. – У нее свой пруд есть ничуть не хуже.
Ройал рассмеялся.
– Она же не купаться приходит. За ним ухлестывает, – и он указал на пастбище по ту сторону пруда.
Сначала я не поняла, о чем он говорит, но потом разглядела «его» на дальнем конце поля в тени под соснами. Быка – огромного, устрашающего. Черного, как полночь. Он следил за нами – я видела, как медленно моргают его темные глаза и раздуваются бархатные ноздри, и всей душой надеялась, что ограда этого пастбища прочнее нашей, сквозь которую Ромашка ухитрилась проломиться.
– Еще раз спасибо, Ройал! Погоним их, – сказала я, направляясь к дорожке, ведущей к дому.
– Я провожу, – вызвался он.
– Сами справимся.
Он пожал плечами.
– Делов-то.
– Давай я поведу ее, Мэтти! – попросила Бет.
Я передала ей веревку. Бет запела очередную папину песню плотогонов. Лу шагала рядом, ее коротко подстриженные волосы мотались на ходу, обшлага комбинезона – вообще-то он принадлежал Лоутону – волочились по земле.
По дороге Ройал рассуждал о хозяйстве. Он собирался сажать кукурузу вместе с Дэном, а мистер Лумис подумывал прикупить овец. Ройал говорил и говорил, не давая мне слóва вставить. Наконец ему понадобилось перевести дух, и тогда, просто чтобы тоже что-то сказать, я сообщила ему, что еду учиться. Сказала, что меня приняли в Барнард, и если только мне удастся раздобыть немного денег, я поеду.
Он резко остановился:
– На кой черт тебе это понадобилось? – спросил он, хмурясь.
– Учиться, Ройал! Читать книги, и – может быть, я и сама однажды смогу что-то написать.
– Не возьму в толк, с чего ты захотела уехать.
– Потому что я именно этого хочу, – ответила я, раздосадованная его реакцией. – Да и тебе-то не все ли равно?
Он снова пожал плечами.
– Ну да, без разницы. Просто в башку не лезет. И с чего твой брат удрал, тоже не понимаю. И тебе зачем уезжать. Твой па знает, что ты удумала?
– Нет, и ты ему не говори, – предупредила я.
Сестры и корова с теленком нас сильно опередили, так что когда мы были на полпути к Ункас-роуд, они уже скрылись за холмом.
И тут к моему удивлению Ройал остановился и поцеловал меня. Прямо в губы. Быстро и крепко. Я не противилась – да и не могла, – как будто онемела. Думала только о том, что такие парни, как Ройал Лумис, целуют таких девушек, как Марта Миллер, а я тут при чем? Он отступил на шаг и посмотрел на меня. Выражение на его лице было странное – такое бывает у Лу, когда она попробует мою готовку и прикидывает, будет ли есть или ей это не по нутру.
А потом он сделал это снова, притянув меня к себе, всем телом прижавшись к моему телу. От этого, и от запаха Ройала, и вкуса его губ у меня закружилась голова и стало жарко. Он обхватил меня обеими руками за спину, все сильнее притискивая. Затем его ладони сместились, сначала на мои бока, на талию, и одна из них поползла вверх, и прежде, чем я поняла, что к чему, он уже принялся месить мою грудь, то сжимая ее, то чуть вытягивая, словно корову доил.
– Прекрати, Ройал! – велела я, вырываясь, лицо у меня так и полыхало.
– Чё не так? – удивился он. – Ты их бережешь?
Я не могла смотреть ему в лицо.
– Для кого? А, Мэтт?
Он засмеялся и повернул обратно, домой.
Монохрóмный
– Нет, Мэтти, нет! Икс – неизвестная величина. Если бы мы ее знали, то не пришлось бы обозначать ее иксом, подумай сама! Чтоб тебя, как же объяснить? – ворчал Уивер.
Я стояла посреди главной дороги и в полном отчаянии таращилась на уравнение, которое Уивер написал палочкой в грязи.
– Когда имеешь дело с многочленом, нужно упростить его, свести множество его частей к двум-трем. Все равно как вывариваешь сироп из кленового сока – сока много, а сиропа выходит чуть-чуть. Это очень легко, так что перестань строить из себя ослицу.
– Иа-иа! Иа-иа! – проревел, пробегая мимо нас, Джим Лумис.
– Я не ослица. Но этого я не понимаю, хоть ты что мне говори! – вскричала я, проводя ногой по уравнению. Мы всю неделю занимались многочленами, я никак не могла в них разобраться, а в конце недели предстояла контрольная, тренировочная проверка перед главным экзаменом. – Я провалюсь, Уивер, точно провалюсь!
– Нет, не провалишься. Успокойся – и все получится.
– Но я не понимаю!
– Погоди минутку! – Он прикусил губу и посмотрел вдаль, задумчиво постукивая палочкой по земле.
– Что ты делаешь? – спросила я, перекладывая тяжелые книги в другую руку.
– Пытаюсь рассуждать как осел. Когда хочешь что-то объяснить ослице, надо изложить это так, чтобы и ослица раскусила.
– Вот спасибо! Прямо спасибище тебе!
– Смотри, Мэтти! Вон идет Джо! – крикнул, подбежав к нам, Уилл Лумис.
– Какой еще Джо?
– Джо Пойверх! – заорал он, вышибая книги у меня из рук.
– Чтоб тебя! – завопила я и замахнулась на мальчишку, но он уже пробежал мимо, вопя, хохоча, – а мне и правда пришлось «джопой вверх» подбирать книги и стряхивать с них пыль.
– Послушай, Мэтт, – заговорил Уивер. – Попробуем вместо уравнения задачу. Может, на практическом примере у тебя лучше получится.
Он раскрыл учебник Милна «Алгебра для старших классов» и ткнул пальцем:
– Вот.
Я прочла вслух:
– На протяжении пяти дней мужчина зарабатывал ежедневно втрое больше, чем отдавал за пансион, после чего в течение четырех дней он не работал, – так начиналась задача. – Уплатив за пансион и пересчитав оставшиеся деньги, он обнаружил у себя две купюры в десять долларов и четыре однодолларовые монеты. Сколько он заплатил за пансион и сколько он зарабатывал?
– Отлично. Теперь подумай как следует, – сказал Уивер. – Как ты приступишь к решению? Что обозначишь как икс?
Я стала думать. Изо всех сил – об этом мужчине, о его жалком заработке, и убогом пансионе, и одинокой жизни.
– Где он работал? – спросила я наконец.
– Что? Это неважно, Мэтт! Обозначь иксом…
– На фабрике, наверное, – сказала я, воображая изношенную одежду этого человека, продранные башмаки. – На ткацкой фабрике. А почему он просидел четыре дня без работы, как ты думаешь?
– Понятия не имею. Слушай, ты просто…
– Наверное, заболел! – сказала я, хватая Уивера за руку. – Или дела на фабрике шли плохо, и для него не нашлось работы. Хотела бы я знать, есть ли у него семья – где-то в деревне? Ужасно, правда же, если ему еще и детей надо кормить, а заработка нет? Может быть, и жена его тоже приболела. И я уверена, он…
– Ох черт, Мэтт, это же алгебра, а не сочинение! – зыркнул на меня Уивер.
– Извини, – сказала я, окончательно убедившись, что в математике я ноль.
Уивер возвел взор к небесам. Вздохнул, покачал головой. Потом вдруг улыбнулся и щелкнул пальцами.
– Посмотри на свое слово дня, – предложил он, выводя в грязи монохромный.
– Ну да, – сказала я. – Это значит «одноцветный». Но алгебра тут причем?
– Допустим, у тебя нет словаря, но ты знаешь приставки, суффиксы и значения корней. Точно так же ты знаешь значения чисел. Как ты вычисляешь значение слова?
– Можно посмотреть на его составные части. Моно по-гречески – «один», «единственный». Хрома – цвет, тоже греческое слово. Суффикс «н» и окончание «ый» – значит, это прилагательное, мужской род. Собираем все части вместе и узнаем значение слова.
– Вот именно! И в алгебре то же самое. Соединяешь все части вместе и получаешь значение, только в математике это не слово, а число. Соединяешь известное с неизвестным, числа с иксами и игреками, одно за другим, пока не соберешь все. Потом складываешь или вычитаешь или выполняешь другие действия в уравнении, пока не получишь результат – значение.
Он написал новое уравнение, и на этот раз я поняла, о чем он говорит.
– Решай, – велел Уивер, передавая мне палочку.
С первым уравнением мне пришлось повозиться, и Уивер немного мне помог, но после того как он составил для меня еще три уравнения, я усвоила основную идею достаточно внятно, чтобы не просидеть вечер над домашним заданием впустую.
– Держись этого метода, и все у тебя получится, – наставлял меня Уивер. – Точно знаю, получится.
Я покачала головой, думая о Барнарде – как мне хотелось бы попасть туда.
– Не знаю, зачем и стараться, – призналась я. – Никакого смысла.
– Не говори так, Мэтт. Ты с тетей поговорила? Она тебе что-нибудь дала?
– Дала. Нагоняй она мне дала.
– А папе ты пока не рассказала?
– Нет.
– Почему ты не хочешь ему сказать? Может быть, он разрешит тебе. Или даже поможет деньгами.
– Без шансов, Уивер, – ответила я.
– А если подзаработать, собирая летом ягоды?
Я представила себе, сколько ягод, сколько дюжин корзин с ягодами придется собрать, – и вздохнула.
Мы снова тронулись в путь. Оставалось примерно полпути от школы до Игл-Бэя. Сестры далеко нас опередили, они шли вместе с девочками Хигби. Лумисы чуть приотстали, гоняя консервную банку с Ральфом Симмсом и Майком Бушаром. Хаббарды плелись за нами. Иногда мисс Уилкокс не сразу отпускала их после уроков. «Будем нагонять пропущенное», – говорила она, но мы с Уивером тоже часто оставались, чтобы позаниматься допо