– Когда я себя плохо вела, мама оставляла меня в гостиной одну-одинешеньку. На целый час. И дверь запирала. Жуть. Вас тоже наказали, да? Потому вы и живете совсем одна?
Пальцы мисс Уилкокс взметнулись к горлу, потом вцепились в нитку янтарных бус.
– Мне нравится жить одной, Лу, – сказала она. – Я люблю тишину и одиночество. Мне есть чем заняться, я много читаю. А во время учебного года готовлюсь к урокам.
Лу кивнула, но было видно, что слова мисс Уилкокс ее не убедили.
– Если вам будет шибко уж одиноко, можем привести вам Барни. Это наш пес. Он вам не даст заскучать. Он, правда, много пердит, но все равно он милый. И он не станет писать на диван и все такое. Он его тута даже не найдет, он плохо видит…
– Лу! – прошипела я.
– А? Что? Ой… то есть тут! Тут! Он его тут не найдет. Видит он плохо, вот что.
Я видела, что мисс Уилкокс еле удерживается от смеха, но мне смешно не было. Ни чуточки. Лу вполне могла бы не лезть ей в душу и не рассказывать, как Барни пукает. И не то чтобы моя сестрица слыхом не слыхала, как себя надо вести. Мама ведь нас учила манерам. Но Лу жаждет внимания. Какого угодно. Они с папой когда-то были неразлучны, а сейчас он смотрит сквозь нее. Сквозь всех нас. Я понимаю, как это больно, и стараюсь не сердиться на Лу, но порой она чересчур далеко заходит.
– Хотите, пойдем с тарелками в библиотеку? – предложила мисс Уилкокс, переводя взгляд с меня на Лу.
– Куда? На огуречный баркас? – растерянно спросила Лу.
За это я ее ругать не стала, потому что сама подумала то же самое.
На этот раз мисс Уилкокс не стала сдерживать смех.
– Нет, библиотека прямо здесь, в доме. Идемте!
Она сложила на поднос угощение, тарелки и салфетки и вывела нас из кухни по другому коридору. А потом мы прошли сквозь высокие раздвижные двери и…
Я замерла, словно пригвожденная к месту. Книги. Не дюжина, не две дюжины – сотни. В ящиках. В стопках на полу. В книжных шкафах, которые тянулись вдоль всех стен от пола до потолка. Я медленно оборачивалась вокруг своей оси, чувствуя себя так, словно попала в пещеру Али-Бабы. Дыхание перехватило, к глазам подступили слезы, от жадности закружилась голова.
– Садись, Мэтт, поешь, – предложила мисс Уилкокс.
Но еда меня интересовала в последнюю очередь. Я не понимала, как мисс Уилкокс вообще может есть, или спать, или работать в школе, или находить еще какие-то причины покидать эту комнату. Со всеми этими книгами, которые так и просят: «Прочти меня!»
– Это все книги доктора Фостера? – прошептала я.
– Нет, это мои. Мне их прислали из города. Пока что тут ужасный кавардак. Я редко бываю дома и не успеваю их как следует разобрать и расставить.
– Их так много, мисс Уилкокс…
Она рассмеялась:
– Не так уж и много. Думаю, вы с Уивером добрую половину уже читали.
Нет, я не читала. Там были десятки незнакомых мне имен. Элиот. Золя. Уитмен. Уайльд. Йейтс. Санд. Дикинсон. Гёте. И это только в одной стопке! В этих книгах были жизнь и смерть. Семьи и друзья, любовники и враги. Радость и отчаяние, ревность, зависть, безумие, гнев. В них было все. Я протянула руку и коснулась обложки с названием «Земля». Я словно слышала, как теснятся и перешептываются под обложкой герои, как им не терпится, чтобы я открыла книгу и выпустила их на волю.
– Можешь взять почитать все, что хочешь, Мэтти, – донесся до меня голос мисс Уилкокс. – Мэтти?
Я осознала, что веду себя невежливо. Усилием воли оторвала взгляд от книги и огляделась. Оказалось, что в этой комнате имеется большой камин, перед ним – два диванчика один напротив другого, а между ними низенький столик. На одном из диванчиков уже сидела Лу, уминая сэндвичи и прихлебывая чай. Под окном – письменный стол, на нем ручки, карандаши и целая коробка красивой белой бумаги. Я коснулась верхнего листа. На ощупь словно атласный. По столу были разбросаны листы, исписанные в столбик, как будто стихами. Мисс Уилкокс подошла и собрала их в стопку.
– Извините, – сказала я, опомнившись. – Я не собиралась подглядывать.
– Все в порядке. Так, всякая писанина. Устраивайся, Мэтти, попей чаю.
Я села и взяла сэндвич, а мисс Уилкокс, чтобы завязать беседу, сказала, что видела меня на днях в повозке с высоким красивым парнем.
– Это Ройал Лумис. Мэтти в него втрескалась, – заявила Лу.
– Ничего подобного, – быстро сказала я.
Конечно, я втрескалась в него, как дурочка. Но я не хотела, чтобы учительница об этом знала. Я не была уверена, что она поймет про янтарные глаза, и сильные руки, и поцелуи в лодке, и я думала, она разочаруется во мне, узнав, что такого рода вещи могут иметь надо мной власть.
Мисс Уилкокс приподняла бровь.
– Ничего подобного, – повторила я. – Мне никто из здешних парней не нравится.
– Но почему?
– Мне кажется, после капитана Уэнтворта и полковника Брэндона невозможно полюбить кого-то реального, – сказала я, стараясь, чтобы в моих словах прозвучала житейская мудрость. – Начитаешься Джейн Остен – и тебе уже не до мальчишек с фермы и не до лесорубов.
Мисс Уилкокс рассмеялась.
– Да, до героев Джейн Остен мало кто дотягивает, – сказала она. – Тебе нравятся ее книги?
– Отчасти.
– Отчасти? А что не нравится?
– Я думаю, мэм, она много лжет.
Мисс Уилкокс поставила чашку на столик.
– Вот как?
– Да, мэм.
– А почему ты так думаешь, Мэтти?
Я не привыкла, чтобы старшие – пусть даже мисс Уил‐ кокс – интересовались моим мнением, и от волнения не смогла сразу ответить. Пришлось взять себя в руки и собраться с мыслями.
– Ну, мне кажется, бывают книги, которые рассказывают вымышленные истории, а бывают книги, которые говорят правду… – начала я.
– Продолжай, – попросила она.
– Первые показывают жизнь такой, какой мы хотим ее видеть. Злодеи в них получают по заслугам, а герой понимает, как глупо он себя вел, и женится на героине, счастливый конец и все такое. Как в «Разуме и чувствах» или в «Доводах рассудка». А вот вторые стараются показать жизнь как она есть. Как, например, в «Гекльберри Финне», где папа Гека – никчемный пьяница, а Джим так страдает. Первые развлекают и утешают, зато вторые… они потрясают.
– Люди любят счастливые концы, Мэтти. И не любят потрясений.
– Да, мэм, так и есть. Ведь не бывает никаких капитанов Уэнтвортов, верно же? Зато папаш Финнов полным-полно. И для Энн Эллиот все кончается хорошо, а у большинства людей – наоборот. – Голос мой дрожал, как всегда, когда я начинаю сердиться. – И от этого я порой чувствую себя обманутой. Эти люди в книгах – герои – они всегда такие… героические! И я стараюсь быть такой же, но…
– …но ты не такая, – заключила Лу, слизывая с пальцев остатки острой приправы от ветчины.
– Да, я не такая. В книгах люди добрые, благородные и великодушные, а настоящие люди вовсе не таковы, и я… иногда я чувствую, что меня водят за нос. Джейн Остен, и Чарльз Диккенс, и Луиза Мэй Олкотт, и другие. Зачем у них все такое приторно-сладкое, если в жизни все совсем не так? – я уже чуть ли не кричала. – Почему они не скажут правду? Почему не расскажут, как выглядит свинарник после того, как свинья сожрала своих поросят? Или что чувствует роженица, когда ребенок никак не хочет появляться на свет? Или о том, как пахнет больной раком? Вон сколько книжек, мисс Уилкокс, – сказала я, указывая на одну из стопок, – и, спорим, ни одна из них не расскажет вам про запах рака. А я расскажу. Знаете, как пахнет рак? Он смердит. Воняет как протухшее мясо, грязное тряпье и болотная вода вместе взятые. Почему никто об этом не пишет?
Несколько секунд никто не говорил ни слова. Я слышала тиканье часов и собственное дыхание. Потом Лу тихо произнесла:
– Жуть какая, Мэтти. Нельзя такое говорить.
Только тогда я заметила, что мисс Уилкокс больше не улыбается. Она смотрела прямо мне в лицо, и я поняла: она наверняка считает, что я мрачная и угрюмая, как говорила мисс Пэрриш, и что мне лучше уйти.
– Простите меня, мисс Уилкокс, – сказала я, уставившись в пол. – Я не хотела грубить. Только… Не понимаю, почему меня должно волновать, что происходит с людьми где-нибудь в шикарных гостиных Лондона, или Парижа, или еще какой столицы, если там всем наплевать, что происходит с людьми здесь, в Игл-Бэе.
Мисс Уилкокс по-прежнему глядела прямо на меня, только теперь глаза ее сияли. Как в тот день, когда я получила письмо из Барнарда.
– Сделай же так, чтобы им было не наплевать, Мэтти, – сказала она тихо. – И не извиняйся. Никогда.
Она глянула на Лу, поставила перед ней целое блюдо пирожных и поманила меня к письменному столу. Приподняла стеклянное пресс-папье в форме яблока и достала из-под него две книги.
– «Тереза Ракен», – произнесла она торжественно, – и «Тэсс из рода Д’Эрбервиллей». Лучше никому о них не говори.
Она вытащила писчую бумагу из коробки, положила внутрь эти две книги, прикрыла парой чистых листов и вручила коробку мне.
Я улыбнулась, подумав, что с секретностью она явно перегибает палку.
– Да ладно вам, мисс Уилкокс, это же не оружие, – сказала я.
– Верно, Мэтти, это книги. И они в сто раз опаснее оружия, – она покосилась на Лу, потом спросила меня: – Как у тебя насчет работы в отеле? Что-нибудь получилось?
– Нет, мэм. И, скорее всего, не получится.
– В таком случае не согласишься ли ты поработать у меня? Мне, как ты видишь, нужна помощь с библиотекой. Я бы хотела, чтобы ты приходила и разбирала книги. Нужно отделить художественную литературу от всего остального, а потом разобрать по жанрам: романы, пьесы, рассказы, поэзия – и расставить на полки в алфавитном порядке. Я буду тебе платить. Каждый раз по доллару.
Шла только первая неделя мая. Если я буду работать на мисс Уилкокс один день в неделю до конца лета, то к сентябрю накоплю шестнадцать долларов или около того. Этого хватит на билет на поезд и еще останется. Мне мучительно хотелось ответить «да», но я вспомнила, как Ройал спросил, почему я вечно читаю о том, как живут какие-то другие люди, и словно ощутила его губы на моих. Я словно услышала, как тетя Джози упрекает меня в гордыне. Услышала, как папа говорит, что мне незачем искать себе работы у мисс Уилкокс, в родном доме для меня и так работы по горло. Услышала, как мама просит дать ей честное слово…