– Я не оставляла! Я подмела и поставила метлу на место!
Я складывала салфетки в столовой, накрывая столы к завтрашнему завтраку.
– Стряпуха только что поскользнулась на метле и уронила полную кастрюлю бульона. Она требует тебя к себе, немедля!
– Но я правда не…
– Быстрее, пока она сама за тобой не явилась!
Фрэн скрылась в кухне, а я, с комом в горле, стояла и думала, что выволочка от Стряпухи станет идеально ужасным завершением идеально ужасного дня. Идеал было мое слово дня: стандарт совершенства или же нечто, существующее лишь в воображении. Словарь словно глумился надо мной: день был бесконечно далек от стандартов совершенства. Пятое июля, день моего рождения, мне исполнилось семнадцать, и никто об этом не вспомнил. Фрэн и Ада прекрасно знали, когда у меня день рождения, и Уивер тоже знал. И ни один из них даже словом не обмолвился. Я весь день из-за этого грустила. И не только из-за этого. Еще из-за гадостей, которые наговорила мне накануне вечером Марта Миллер. И из-за ссоры с Ройалом после того, как я спросила, не он ли покупает землю Эмми.
– Не хочу об этом говорить, – отрезал он.
– Ну а я хочу, – настаивала я. – Зачем ты это делаешь? Это неправильно.
Он взял меня под руку и повел к лесу, подальше от столов, и людей, и шумного духового оркестра, исполнявшего «Я – янки-дудл-денди».
– Ройал, почему ты решил купить землю Эмми? – снова спросила я, убедившись, что вокруг никого.
– Потому что это хорошая земля. И для поля, и для пастбища.
Я с минуту помолчала, набираясь храбрости, потом спросила:
– Это единственная причина?
Я догадывалась об ответе и боялась его.
– Нет, Мэтти, есть и другая.
Я уставилась в землю. Марта была права. Ройалу нужна не я. Ему нужна земля моего папы.
– Я хочу, чтобы Эмми Хаббард убралась вон.
Перед глазами у меня вмиг всплыла картина: Эмми, согнувшаяся над плитой, и щетинистая задница Фрэнка Лумиса.
– Ройал! Ты… ты знаешь?
– Бога ради, Мэтти. Все знают. Вся чертова округа знает.
– Но я не знала.
– Не мудрено. Ты по уши в этих своих Марках Сойерах и Оливерах Диккенсах. Тебе лишь бы читать про выдуманных людей – вот ты и не видишь, что творят живые люди у тебя под носом.
– Неправда!
Он закатил глаза.
– Ройал, ты покупаешь эту землю для нас? Чтобы мы там жили?
– Да.
– Но я не хочу, Ройал! Как мы будем строить свою жизнь на этой земле, зная, что отняли ее у вдовы с семью детьми? У нее ведь больше ничего нет. Если ты купишь землю и вышвырнешь Хаббардов, куда им податься?
– В пекло, надеюсь, ко всем чертям.
– Но… ведь Люциус… – я смолкла, не зная, как это выговорить. Но не сказать этого было нельзя, и я начала снова. – Этот малыш… он же тебе наполовину брат, да?
– Ни один из ее ублюдков мне не родня!
– Но он всего лишь младенец, – тихо сказала я. – Он ни в чем не виноват. Он не в ответе за то, как появился на свет.
Ройал бросил на меня такой взгляд, словно перед ним стоял сам Иуда.
– А если б это был твой отец, Мэтти, тогда как? Если б это твой папа тащил первое молоко в году к Эмми, не дав тебе и сестрам твоим и глоточка? Если бы врал твоей маме, а она бы заливалась слезами в хлеву? Думаешь, тебе было бы не наплевать, что станется с этими Хаббардами? – голос его стал хриплым. Я видела, как трудно даются ему эти слова. – Мама… она в иные дни даже из дому не выходит, до того ей стыдно. В твоих книжках написано, каково это? Ты читай, читай, может, что и вычитаешь, – и с этими словами он повернулся и ушел.
Весь остаток вечера я была сама не своя. Я даже не слышала, когда запустили фейерверки; а когда праздник закончился, и мы все убрали, и можно было отправляться в постель – я не смогла заснуть. Я снова и снова крутила и вертела все это в голове, пытаясь сложить воедино, как головоломку, но ничего не получалось. Ответы не находились. Я не хотела, чтобы Эмми вышвырнули с ее земли. Эмми, конечно, сущее наказание, но мне она нравилась, и дети ее тоже. Я любила Томми. Он проводил у нас столько времени, что стал нам почти что братом. Мне было жаль его и всех его братьев и сестер. У нас ведь тоже был всего один родитель, и мы могли бы оказаться в их шкуре, если бы папа не так хорошо о нас заботился. Но и Ройала я тоже могла понять. Если б я была на его месте, если бы мой папа ходил туда, куда не следовало, а моя мама тихонько плакала, – я бы тоже захотела, чтобы Эмми оказалась как можно дальше от моего дома.
Дверь кухни опять громыхнула, и я вздрогнула от неожиданности.
– Ради всего святого, Мэтти, Стряпуха тебя требует! Пошли! – приказала Фрэн.
Я положила салфетку. Комок в горле разбух еще сильнее. Сейчас мне влетит за то, чего я не делала, и это так несправедливо. Да еще и в день рождения…
Я распахнула кухонную дверь, готовая к нахлобучке, – и чуть не упала от удивления, когда вместо Стряпухиных попреков двадцать глоток гаркнули: «Сюрприз!»
А потом все запели «С днем рожденья тебя», а из кладовки выплыла Стряпуха, неся белоснежный торт со свечкой и надписью «С ДНЕМ РОЖДЕНИЯ, МЭТТИ!». А я улыбалась от уха до уха, и всех благодарила, и загадывала желание, а потом было мороженое, а еще лимонад, и букет полевых цветов, который собрали для меня подруги.
Стряпуха велела говорить тосты, и Майк Бушар сказал, что он готов.
– Милая Мэтти, – начал он, подняв бокал с лимонадом, – ты такая душка, мне б мою пижамку да на твою ночнушку! Ну что ты так злишься, на самом-то деле я хотел сказать – в шкафу, а не в постели!
Я густо покраснела, а остальные заухали и захлопали в ладоши – все, кроме Стряпухи. Она дала Майку подзатыльник и выгнала на заднее крыльцо. Ада и Фрэн принялись дразнить меня, рассказывая, какой жалкий и несчастный вид был у меня целый день и какие они молодцы, что не проговорились о сюрпризе.
После короткой вечеринки Стряпуха гаркнула: «А ну за работу!», а миссис Моррисон вручила мне мешочек из-под сахара.
– Твой отец оставил утром, когда привез молоко, – сказала она.
Внутри оказалась крошечная картинка, написанная красками: мой дом, и двор, и сосны, и клены, и сад, и кукурузное поле вдалеке. Это было так красиво, что у меня сжалось сердце от тоски по дому. К картине прилагалась записка: «Это моя мама тебе нарисовала. С днем рождения. Томми Хаббард». Еще в мешочке обнаружилась самодельная открытка, украшенная засушенными цветами и нарисованными сердечками. На этой открытке все мои сестры написали мне добрые пожелания – верней, все, кроме Лу, написавшей, что я живу в зоопарке, воняю, как обезьяна, и выгляжу так же. Еще там была жестянка монпансье от тети Джози и дяди Вернона. А под всем этим – что-то плоское и прямоугольное, завернутое в ту самую коричневую бумагу, которую я видела на огуречном баркасе мистера Экклера. Я развернула – это оказалась новенькая, с иголочки, тетрадь для сочинений. Надписи не было, но я знала, что это от папы. С его стороны это было очень мило и трогательно, и я должна была бы обрадоваться, но только мне, наоборот, захотелось плакать.
– О, Мэтти, к тебе гости, – сладким голоском пропела Фрэн.
Я подняла взгляд. В дверях переминался Ройал, явно чувствуя себя неудобно, как кабан на ходулях. Я обрадовалась и одновременно встревожилась. Может быть, подумала я, он до сих пор злится из-за нашей размолвки и пришел забрать кольцо?
– О, кого я вижу! – сказала Стряпуха. – Ройал Лумис! Ты принес мне еще той чудесной клубники?
– Э-э… нет, мэм… Я принес вот это, – он показал сверток, – для Мэтт.
– Ну ладно, тогда клубнику завтра с утра принесешь. И смотри же, первым делом сюда, а не к Бёрдику. Мне остатки не нужны!
– Хорошо, мэм.
– Хочешь кусочек торта? У нас немного осталось с вечеринки Мэтти. Мэтти, угости своего гостя тортом. И принеси ему мороженого и лимонада. Присаживайся, Ройал.
Стряпуха совершенно бесстыдно его привечала! Я принесла угощение и села рядом. Ройал подтолкнул свой сверток ко мне по столу.
– Это тебе, – сказал он. – Книга.
Я ушам своим не поверила. С тем же успехом он мог бы сказать: «Это тебе. Бриллиантовое колье».
– Правда? – прошептала я.
Ройал пожал плечами. Он был доволен моей реакцией, но не желал это показывать.
– Я же знаю, ты любишь книги.
Сердце мое так и подпрыгнуло! Воспарило! Марта ошиблась насчет Ройала. И я ошиблась. Он сумел разглядеть то, что у меня в душе. Ему нужна не земля моего папы – ему нужна я! Подумать только, Ройал специально поехал в магазин – может, к О’Харе в Инлет или к Коэну в Олд-Фордж – и выбрал книгу. Для меня. Пальцы мои дрожали, пока я развязывала веревочку. Что же он выбрал? Остен или Бронте? А может, Золя или Харди?
Я развернула бумагу. Фармер. Фанни Фармер. Кулинарная книга.
Ройал подался вперед.
– Подумал, тебе это скоро пригодится.
Я раскрыла книгу. На титульном листе от руки было написано чье-то имя. Перелистнула страницы. Некоторые были в жирных пятнах.
– Она не новая, подержанная. Купил у «Таттла». В ней много разделов, видишь? Мясо и птица… печенье…
Я видела по глазам, как он хочет, чтобы книга мне понравилась. Он старался, он хотел как лучше, но вышло только хуже.
– Ах, Мэтти, какой чудный подарок! – сказала Стряпуха, заглядывая мне через плечо. – Как это предусмотрительно. И практично. В наши дни девушки совсем не умеют готовить. Я надеюсь, ты сказала спасибо?..
– Спасибо, Ройал, – я улыбнулась так старательно, что скулы заныли. – Большое спасибо.
Катахрéза
– Я слышал, Ройал вчера приходил, – сказал Уивер.
Было десять утра, завтрак уже закончился. Мы лущили горох на заднем крыльце.
– Да, приходил.
– Я слышал, он подарил тебе книгу на день рожденья.
– Да, подарил.
– Роман?
Я не ответила.
– Хм.
– Хм что, Уивер? В каком смысле хм?
– Просто подумал…
– Что ты просто подумал?
– Подумал: найдется ли в твоем словаре слово для случаев, когда человек прекрасно знает правду, но прикидывается, будто не знает.