– Мэтти.
– Мммм.
Уже очень поздно. Или еще очень рано. Понятия не имею. Это не важно. Я сплю. Наконец-то сплю. И просыпаться не собираюсь. Но я слышу стук башмаков по половицам. И он приближается. Должно быть, это Ада или Фрэн пришли меня будить. Но я не хочу просыпаться. Хочу спать дальше.
– Мэтти.
– Уйди, – бормочу я.
И тут я слышу нечто странное. Вода. Стук капель.
– Мэтти.
Я наконец открываю глаза. У кровати стоит Грейс Браун. В руках у нее мой словарь. Глаза ее черны и бездонны, как озеро.
– Скажи мне, Мэтти, – говорит она, – почему в слове чревата мне слышатся черви?
Несравнéнный
– Гамлет сходил? – спросила меня Фрэн.
– Еще как.
– Большую кучу наложил?
– Как слон.
– Как я выгляжу?
– Шикарнее, чем Лилиан Расселл, – сказала я, закладывая розу ей за ухо.
– Потерпи-ка, – сказала Ада, щипая Фрэн за щеки. – А теперь покусай себе губы.
Фрэн послушно покусала.
– Ну все, – сказала она. – Вы знаете, что делать. Прячьтесь за деревьями и ждите. Если все получится, увидимся на озере. Если же, не дай бог, нет, – бегите меня спасать.
– Давай, Фрэн. Покажи ему, – сказала я.
Фрэн расправила юбочку на купальном костюме, одернула его спереди, чтобы лучше облегал грудь, подмигнула нам и побежала к гостевым коттеджам. Мы с Адой, тоже в купальных костюмах, подождали, пока она скроется из виду, а потом поспешили в лес.
Дело было в том, что Номер Шесть зашел чересчур далеко.
Накануне вечером бедняжка Ада спустилась на лодочный причал собрать тарелки и бокалы после еженедельного урока рыбалки для гостей. Ада думала, что там пусто. Проводники уже ушли, гости тоже. Вернее, все, кроме одного – Номера Шесть. Она увернулась и сбежала, пока он не успел показать ей то, что она не желала видеть, – но он успел предложить ей повертеть его рукоятку и наговорить кучу других грязных непристойностей, повторять которые слишком противно.
Фрэн хотела нажаловаться Стряпухе или мистеру Сперри. Она сказала, что Номер Шесть зажал в углу Джейн Майли, когда та убирала в его комнате, и что это уже последняя капля. Но Ада не позволила ей никому рассказывать. Ада сказала, что если слух дойдет до ее папы, он рассердится. Папы, похоже, склонны думать, что если такое случается, то виноваты в этом их дочери. Ада сказала, папа заставит ее бросить работу и немедленно возвращаться домой, а она не хочет.
Мы были вне себя от злости, но не знали, что нам делать. Когда мы наконец вытянули из Ады подробности, мне уже пора было выводить Гамлета на вечернюю прогулку. Ада и Фрэн пошли со мной. Ада икала, и Фрэн решила, что на свежем воздухе ей станет получше. Вслед за мной они пересекли лужайку и углубились в лес, на самое любимое место Гамлета – огромную, заросшую папоротником поляну на отшибе, в полусотне ярдов от озера.
От Гамлетовых дел поднялась такая вонь, что у Ады вмиг прошла икота. Она зажала нос и скривилась. Я тоже. А Фрэн – нет. Она, наоборот, раздвинула папоротники, осмотрела кучу и зловеще улыбнулась.
– Мы отомстим Номеру Шесть, – сказала она. – Мы его проучим.
– Мы? – переспросила Ада.
– И он, – Фрэн указала на Гамлета. – Я все придумала. Слушайте…
И она рассказала нам свой план.
План был хитроумный, но и рискованный. Все запросто могло пойти не так. Но если все пойдет так, Номер Шесть больше никогда никого не тронет.
В ту же ночь мы подготовили оружие. Фрэн попросила Стряпуху отпустить нас троих поплавать утром, после того как подадим завтрак, и Стряпуха разрешила. Ни у одной из нас не было собственного купального костюма, однако в отеле хранилось несколько старых, и миссис Моррисон позволяла прислуге ими пользоваться. Фрэн взяла три костюма и спрятала нам под подушки. Ада снова побежала в лодочный ангар под тем предлогом, что якобы забыла там поднос, вернулась с мотком веревки и сунула его в свой ящик комода. Я поднялась к нам наверх, достала из-под кровати ручку и тетрадь для сочинений и сочинила записку, вспоминая наставления Фрэн. «Кокетливо, но застенчиво, – наставляла меня Фрэн. – Так, чтоб завлечь… Ну, сама знаешь». Нет, я не знала. Но я очень постаралась.
Перед сном Фрэн дала нам последние указания:
– Ада, с утра первым делом отнесешь веревку в лес, пораньше, чтоб никто тебя не заметил. Мэтти, а ты не забудь накормить эту псину до отвала.
Я пообещала ей, что так и сделаю, и обещание выполнила. Я накормила Гамлета как на убой. Кроме обычного завтрака, я дала ему два печенья, четыре ломтика бекона и жареное яйцо, оставшееся после завтрака прислуги. Когда после этого я его вывела, он помчал в свои папоротниковые заросли с такой скоростью, что чуть не оторвал мне руку, и, добежав, выложился по полной.
Обслужив гостей, мы с Адой и Фрэн бросились наверх переодеваться. Шерстяные купальные костюмы оказались настоящим орудием пытки. Они были колючие и мешковатые, рукава свисали ниже локтя, штанины закрывали лодыжки, а юбки доходили до середины икры. Как только нам удалось их застегнуть, мы замотали головы косынками, сбежали по задней лестнице и через дверь кухни выскочили наружу, пока Майк Бушар и Уивер не заметили нас и не подняли на смех.
– Как думаешь, придет? – спросила меня Ада на бегу, тяжело дыша.
– Надеюсь. Фрэн за завтраком строила ему глазки, а потом подсунула записку.
Записка гласила: «Я никому не скажу. Приходите после завтрака в дальний коттедж».
Задыхаясь и обливаясь потом, мы прибежали на папоротниковую поляну. Было не больше десяти утра, но уже знойно и душно.
– Куда ты дела веревку? – спросила я, оглядывая землю под ногами.
– Да вот она, – ответила Ада, вытаскивая ее из-под елки.
– И куда привяжем?
– Вокруг вон той сосны?
– Нет, ствол совсем голый. Заметит.
Ада прикусила губу, озираясь по сторонам.
– Что скажете про бальзамное дерево? У него ветви почти до земли.
Мы привязали веревку к дереву и тут обнаружили, что она чересчур коротка. Нам нужно было, чтобы она тянулась вдоль ближней части папоротниковой полянки и до тех самых елей, в которых мы собирались прятаться, – но длины явно не хватало.
– Что делать, Мэтти? – запаниковала Ада, оглядываясь на отель. – Он же скоро явится!
– Остается одно: все же обвязать ее вокруг той сосны и молиться, чтоб он не заметил, – сказала я. – Скорей!
Я быстро отвязала веревку и крепким узлом завязала ее вокруг соснового ствола дюймах в шести от земли. Потом пошла к елкам, по пути укладывая веревку, а Ада шла за мной и маскировала ее, присыпая землей, листьями и хвоей.
– Черт побери, какая же вонь! Он точно не догадается?
– Ему будет не до этого! У него совсем другое на уме. Гляди, Ада, получилось! Даже с запасом! – Я показала ей, что у нас остался целый ярд веревки, так что нам будет очень удобно держать ее, засев в елках.
– Прекрасно, – сказала Ада. – Помоги мне ее получше упрятать, ладно?
Мы прикопали веревку поглубже и отступили, чтобы оценить результат. Он был не идеален, но мы решили, что веревка не слишком заметна, если специально ее не высматривать, – а Номер Шесть высматривать не будет, тут у нас сомнений не было. Выдать нас мог разве что ствол сосны. Петля и узелок слишком уж выделялись на фоне коры.
– Я здесь! Сюда! – раздался вдали дрожащий голосок.
Это была Фрэн.
– Боже, Мэтт, они приближаются! – сдавленно пропищала Ада. – Что делать?
Я лихорадочно заозиралась. Взгляд мой упал на папоротниковую поляну. Я бросилась туда и сорвала несколько листов папоротника. Потом пальцами выкопала ямку перед сосной, воткнула туда листы и забросала землей – ни дать ни взять молодое растеньице папоротника. Оно полностью скрывало веревку из виду.
Мы услышали хихиканье Фрэн – уже совсем близко.
– Давай, скорее! – прошипела Ада, схватила меня за руку и затянула в ельник. От нашего вторжения ветки закачались, затряслись, мы вцепились в них, чтобы придержать.
– Сюда! – пропела Фрэн. – Я здесь! Ну где же вы?
Ада, на корточках, смотрела сквозь еловые лапы. Я, на коленях, наматывала конец веревки на руку.
– Идет. Готовься, Мэтт, – дело Ады было давать мне команду, а мое дело – дергать веревку. – Он примерно в десяти ярдах.
Я вгляделась сквозь еловые ветки, поморщилась – иголка кольнула меня в глаз. Справа открывался отличный вид на папоротниковую поляну, но слева ничего не было видно.
– Где же ты! Я тебя не вижу! – крикнул мужской голос.
Это был он, Номер Шесть. Внутренности мои скрючились, как бекон на сковородке. Наш план казался таким простым, но сейчас мне не верилось, что он сработает. Я уже жалела, что мы пошли на поводу у своего гнева и отчаялись на такую дерзость. Фрэн сейчас должна быть ровно там, где нужно, и Номер Шесть тоже, и веревка… вдруг мы закопали ее чересчур близко к папоротникам? или, наоборот, чересчур далеко?
– Я здесь, вот она я! Идите сюда! – позвала Фрэн, призывно хихикая.
Мелькнула черная ткань, белая кожа – Фрэн обежала по кругу папоротниковую поляну и теперь была в дальнем ее конце.
– Где? – крикнул он.
– Прямо здесь!
– Пять ярдов, – прошептала Ада совсем тихо, одними губами – я еле расслышала.
Фрэн сорвала лист папоротника, прикрыла лицо, словно веером, потом отбросила лист и послала в пространство воздушный поцелуй. Затем помахала маленькой изящной ручкой и игриво потеребила пуговки на купальном костюме. Она была невероятна. Моим словом дня было несравненный – «бесподобный, неподражаемый, ни с кем не сравнимый», – и это слово подходило Фрэн как нельзя лучше. Ни Лилли Лэнгтри, ни даже великая Сара Бернар с ней бы не сравнились. В ее жестах сквозили одновременно смелость и робость, и на Номер Шесть это действовало как красная тряпка на быка. Я все еще не видела его, зато слышала: он топоча помчался напрямик к папоротниковой поляне.
– Мэтти, давай! – прошептала Ада.
Я натянула веревку что было сил… и ничего.