ли проклятым, неугодным церкви. Отступничеством. Фанатиков тогда было больше, и крепость действительно не разграбили.
Он продолжил, не жалея моих душевных сил, добавляя к картине все новые краски.
— Лето, жара, много трупов, так и брошенных во дворе, на переходах, в коридорах. Было смрадно, тела клевали падальщики. Тридцать два Орла так и лежали на верхней площадке крепости. Расклеванных лиц было не узнать, а руки всех эльфов обратились в крылья. Отец сказал, магистры забирали дары у эльфов, чтобы увеличить свое могущество. Сказал, болезненней заклятия нет на свете, сродни десятку меток сразу. Я тогда не знал о метках, но слышал крики умирающих и верил отцу.
Он вздохнул, продолжил тише.
— Мы похоронили Орлов в саду крепости. Мои родственники прочитали молитву на эльфийском, я неловко повторял за ними незнакомые слова. Когда они закончили, над нашими головами один раз глухо прозвонил колокол.
Я вздрогнула от ужаса, представив звук, раздавшийся над могильником.
— Я не понял, как оказался в кольце старших, готовых отражать нападение с любой стороны. "От их имени говорю вам спасибо", — раздался старушечий голос у входа в сад. А я, не видя говорившую, знал, как она выглядит. Худая высокая седая женщина с пронзительным взглядом синих глаз. "Я пришла не за вами. В час скорби помните, что смерть и жизнь всегда идут рядом". Мой отец поклонился ей, поблагодарил Госпожу. Другие мужчины тоже склонили головы. Я так ее тогда и не увидел, она ушла раньше.
Он усмехнулся с каким-то странным сожалением. Меня это удивило, ведь я отлично понимала, что он встретил Смерть и знал это.
— Оцепенение с ее уходом спало быстро. Отец только сказал, что у Орлов были дети. Мы до самой ночи обыскивали крепость и нашли тайник. Их было четверо. Два мальчика и две девочки. Все четверо значительно младше меня. Истощенные, в полуобморочном состоянии, заплаканные.
— Что с ними стало? — спросила я, еще не зная, хочу ли слышать ответ.
— Мои родственники увезли их на материк. Недели через две после случившегося. Эльфийским детям нечего делать в бывшем Великом северном эльфийском княжестве Норолдин.
Кажется, они осели в Кирлоне.
— Ты не поддерживаешь связь с родными? — поразилась я. — Последние несколько лет не имею на это права. Серпинар чрезвычайно мстителен и злопамятен. А то, чем я занимаюсь, точно не придется ему по вкусу, — криво усмехнулся Эдвин. — Теперь я понимаю, почему ты хочешь спасти лиса. Но почему ты уверен в том, что Серпинар не забрал его дар? — Он больше так не делает, — хмуро ответил виконт. — Хотя знает, что ему потеря рассудка, в отличие от его помощников магистров, не грозит.
Заметив мое недоумение, Эдвин пояснил:
— Тех семерых, что были с ним в Гнезде, он сделал главными инквизиторами провинций. За десять лет четверо из них полностью потеряли разум. Ходят под себя и пускают слюни. Двое в большей или меньшей степени безумны. Лишь седьмой еще держится. И Серпинара ничто не берет.
— И почему он такой особенный? — проворчала я и снова заслужила удивленный взгляд.
— Потому что он полуэльф из рода Змеи, — сообщил Эдвин.
Я не скрывала скепсиса:
— Не очень-то он похож на полукровку.
— Ты права, на эльфа он не походит нисколько. Но, по-моему, сила его дара и возраст говорят сами за себя, — усмехнулся виконт. — Великому Магистру Серпинару, самому могущественному магу Норолдин из ныне живущих, двести восемнадцать лет.
Я постаралась не показывать удивления. Судя по улыбке Эдвина, не получилось.
— Если он не планирует забирать дар лиса, то зачем он ему? — Будет переправлять магическую энергию на себя. С помощью артефакта, — сухо ответил Эдвин. — Пока лис не умрет. Это безопасней и действует дольше.
Он покосился на карту, нахмурился.
— Ты знаешь, где его держат? — спросила я.
Он помедлил с ответом:
— Думаю, найду место по ориентирам, — и снова быстрый взгляд на карту. Неуверенность Эдвин попытался скрыть, но не слишком удачно.
Беспокойство нарастало, кололось страхом. Но осознать, что именно меня пугает и настораживает, не могла.
— Как ты вообще об этом узнал?
— Подслушал разговор Серпинара с магистром Лейодом, главным инквизитором провинции, — пожав плечами, сказал Эдвин и взял в руки карту. — Скорей всего, его держат в месте нонраффиен недалеко от поместья Верховного Магистра. Они упоминали Золотой ручей, а там есть такое.
Он вел пальцем по линии Спокойной реки, вчитываясь в названия впадающих в нее ручейков. Я наблюдала за ним, перемешивая в глубокой мисочке овсяную кашу. Вдруг поняла, что с вечера ничего не ела, а от голода сводит желудок. Эдвин застыл над картой, наверняка обдумывая, с какой стороны удобней было бы подступиться к тюрьме. Молчание долго не прерывалось. Я завтракала, он занимался расчетами, разбрасывая по бумаге основы формул.
— Чтобы избавиться от артефакта, сколько нужно времени? — мой голос прозвучал неожиданно хрипло, но все же решительно.
Эдвин поднял голову, казался раздосадованным тем, что я отвлекала. Успешно изобразил спокойствие:
— Около получаса. Заклятие для этого несложное. Значительно больше времени займет создание фантома с имитацией дара. Артефакт нужно на что-нибудь перевесить, иначе Серпинар заметит исчезновение потока магии. Фантом выиграет для меня несколько часов.
— Ты уже сталкивался с таким волшебством?
Старалась твердо смотреть ему в глаза, стиснула кулаки.
Чтобы он не увидел, как дрожат мои пальцы. Он и не заметил.
Криво усмехнулся:
— Я его придумал. Для извлечения остатков магической энергии из покойников. Как спасение для раненых, обессиленных после боя с нежитью магов. Он извратил.
Эдвин помолчал немного и с ненавистью добавил:
— Он всегда все извращает.
Неприятная пауза длилась, казалось, вечность. Он хмурился, поглядывал на карту, на свои заметки. Я пыталась справиться с волнением.
— Сколько займет создание фантома и имитация дара? — насей раз мне удалось совладать с голосом. Он не дрожал, не казался неуверенным.
— Это нужно рассчитать. Так сказать не могу, — его ответ был спокойным, голос — ровным, взгляд — уверенным.
— Хорошо, — я выдавила улыбку, встала. — Не буду мешать. От страха меня мутило, но Эдвину знать об этом было необязательно. Он принял свое решение, я приняла свое. Повлиять на него виконт никак не мог, а показывать свою слабость и давать Эдвину оружие против себя же не собиралась.
Давно миновал полдень, прошло время обеда. Большую часть времени Эдвин провел за расчетами. Он обратился ко мне за помощью за час до ужина. Просьба была странная. Он хотел получить подробное описание собственного дара, узнать, каким он виделся мне в волчьем облике.
Сидя напротив черного волка с внимательным холодным взглядом, прислушивалась к ощущениям.
Я чувствовала дар Эдвина. Сквозь амулеты, сквозь превращение. Сильный, полный жизненной энергии дар, сияющий золотом, спокойный, родной. Он был моей частью, моим логическим продолжением. Был чем-то неотъемлемым, как сердцебиение.
Я ощущала отклик своей магии на дар Эдвина. Наслаждалась влечением даров, дышала нашим единством. И не могла заставить себя даже заговорить.
Потому что с каждой минутой все отчетливей понимала главное. Эдвин стал не просто дорог мне. Слово «дорог» уже давно ничего не отображало.
Я любила его.
Но признаваться в этом было явно не время.
— Дар такой же, — выдавила я, совладав с собой. — Только приглушенный.
Он кивнул, вновь превратился в человека, поблагодарил.
Эдвин хотел вернуться к расчетам, но я не дала.
— Сделай перерыв. Продолжишь завтра, на свежую голову. Как и предвидела, моя просьба его разозлила. Он зыркнул на меня, холодно ответил:
— А казалось, ты поняла. Я должен помочь. Как можно скорей.
Я вспыхнула, гневную отповедь сдержала в последний момент. Заставила себя говорить спокойно.
— Я понимаю, Эдвин. Но кому ты поможешь, если от усталости напутаешь с вычислениями?
Он, казалось, смутился. Опустил глаза, провел ладонью по лбу.
— Ты права. Нужно отдохнуть. Несколько часов ничего не решат, а поспешность может навредить.
Эдвин подошел ко мне, подал руку. Когда я встала рядом с ним, удивительно нежно и мягко обнял. Касаясь щекой моего виска, прошептал:
— Спасибо, что не сердишься на меня. Спасибо. Просто я леденею от ужаса, стоит только представить на его месте кто-то из родных.
Я не ответила. Сильней прижалась к моему волку в тщетной попытке утешить и избавиться от истрепавшего нервы беспокойства.
От резкости и раздражения вскоре не осталось ничего. Его поцелуям удалось даже заглушить мою тревогу. Мои ласки на время избавили его от волнений. В уютном полумраке спальни мы забыли все, что творилось за стенами дома. Как дурной, ничего не значащий сон.
Эдвин смотрел мне в лицо, гладил разметавшиеся волосы. Трепещущий свет лампы в изголовье бликами танцевал на его щеке.
— Ты не испугалась, когда я превратился, — тихо заметил он.
— Не испугалась, — глядя ему в глаза, подтвердила я.
— Почему?
Казалось, этот вопрос занимал его весь день. Еще подумала, Эдвин не рассчитывал на правдивый ответ до ночи, до близости. Это ранило, и доля моей обиды проявилась в ответе. — Мне страшно, когда ты считаешь меня врагом. Когда думаешь, что я чужачка, неспособная понять тебя. Но тебя самого, того, кем ты являешься, я не боюсь.
Он улыбнулся, словно в жизни не слышал ничего более приятного. Приподнявшись на локте, поцеловал меня.
— Постараюсь больше тебя не пугать, — пообещал он, увлекая в новое восхождение на вершину наслаждения.
Я проснулась раньше и, нежась в объятиях Эдвина, пыталась осознать вчерашнее откровение. Я не ошиблась, назвав свои чувства к Эдвину тем пугающе честным словом. Любовь… Многие годы люди пытались объяснить природу, происхождение этого чувства. Разбили его на составляющие. Общность интересов, связь судеб, притяжение тел, влечение умов, сплетение даров вместе являли рецепт совершенного чувства. Инквизиторы, подыскивавшие одаренным девочкам мужей, наивно полагали, что создают любовь, в большей или меньшей степени следуя рецепту. То, что особенных успехов о