— Ты сказал, что лис там по доброй воле, — щедро намазывая теплую булочку маслом, напомнила я. — Почему ты так решил?
— Причин две. Во-первых, на нем не было артефакта подчинения, — потянувшись за ветчиной, спокойно ответил Эдвин. — А добровольно отдавать свою силу постоянно маг не будет ни в каком обличье. Но и передающего артефакта на нем не было.
— А во-вторых?
Я вытащила на тарелку полдюжины соленых огурчиков.
— А во-вторых, — похитив у меня самый большой, продолжил Эдвин. — Когда он увидел меня, попытался сообщить о нас кому-то. Думаю, Великому магистру. Но я успел заблокировать его заклинание. Иначе мы имели бы сомнительную радость общаться той ночью с Серпинаром.
Я отвела взгляд, сделала вид, что занята завтраком. Знала, что должна рассказать о встрече с Великим магистром. Но в то же время возникло ощущение чего-то запретного, едва ли не постыдного. Поборов сильное желание скрыть разговор с Серпинаром, призналась.
— Я вчера его видела. У эльфийского камня на берегу. Голос прозвучал глухо, сипло, и поднять глаза на Эдвина не осмеливалась. Отчего-то чувствовала себя перед ним виноватой.
— Что? — переспросил он, наклонившись так, чтобы видеть мое лицо.
— Он ждал меня у камня, — жалея о том, что открыла рот, продолжала рассказывать. — Показалось, он рассчитывал встретить именно меня.
Эдвин промолчал.
— Он предложил мне помощь… Сказал, что многое может исправить. Поговорить с королем. Оправдать меня в глазах Ордена…
Волной накатило чувство жалости к себе. Ведь магистр был прав. Вне укрытия меня ждали только преследования, пытки и смерть. Вне дома Эдвина у меня не было даже права на жизнь. В глазах щипало, голос предательски срывался, только усиливая чувство неловкости.
— Сказал, что хочет помочь мне, — смахнула со щеки слезу. — Что ты ответила? — тихо и неправдоподобно спокойно спросил Эдвин.
— Он хотел, чтобы я рассказала о тебе в обмен на помощь, — сцепив руки на коленях, выдавила я. Встретила твердый испытующий взгляд голубых глаз. — Я отказалась. — Он не любит, когда ему отказывают, — Эдвин был возмутительно бесстрастен.
Я ожидала сочувствия, утешения, а холодность слов вместе с колючей льдистостью дара раздражала. Это отразилось на голосе, заметно осипшем от напряжения и волнения. — Но мой отказ его не удивил. Поэтому он сказал, что я в любое время могу прийти к камню и позвать. Серпинар услышит и всегда будет признателен за сведения о тебе. Эдвин молчал, чуть прищурившись, глядел мне в глаза. Будто раздумывал, способна ли я принять предложение инквизитора.
Способна ли предать.
— Ты же понимаешь, что он лгал, обещая защиту и помощь? — взгляд исподлобья, сухая, показавшаяся обрывистой фраза, металлический блеск дара.
— Конечно, — с вызовом ответила я, по-прежнему глядя в глаза Эдвину и чувствуя, как язычки магического пламени покалывают пальцы.
Раздражение постепенно сменялось злостью, сдерживаться становилось все трудней.
— Но некоторым он действительно помогает, — не замечая моего состояния, продолжал Эдвин. — Чем ценней для него помощь, тем больше шанс, что он выполнит обещание. Главное, постараться его не разочаровывать. Разочарования для него оскорбительней отказов. За них он мстит. — Я не собираюсь с ним связываться! — вспылила я, подскочила, с грохотом опрокинув стул. — Я сыта по горло инквизиторами и Орденом! Мне надоело это королевство. Я хочу свободной жизни!
Он тоже вскочил, поймал мои руки, прижал их к своей груди.
— Я тоже, Софи. Я тоже…
Он говорил с чувством, с сердцем. Словно высказывал давно наболевшее.
— Я раньше думал, мое предназначение в том, чтобы мешать Инквизиции. Всеми силами. Как только могу… Но…
Он замолчал, отвел глаза.
— Но что? — подтолкнула я.
— С некоторых пор эта возня кажется несущественной, ненужной, — тихо ответил Эдвин.
Снова замялся, будто не знал, как правильно выразить мысли. Его взгляд выдавал неуверенность, какую-то робость. Но его слов я ждала с замиранием сердца, потому что дар Эдвина изменился. Казалось, под ледяной коркой золотом сияет манящий огонек, отражение моего пламени, такой необходимый мне свет.
— Я… — он заметно покраснел, прокашлялся и неожиданно твердо спросил: — Давай уедем в Кирлон? Вместе?
— С радостью, — выдохнула я. — Хоть завтра.
Он порывисто обнял меня, прижался щекой к виску и надолго замер в этой позе. Закрыв глаза и наслаждаясь теплом его рук, чудесной красотой его сильного, распустившегося, будто огненный цветок, дара, вдруг подумала, что Эдвин боялся отказа. Мысль показалась нелепой, абсурдной, но все же правильной. Чуть отстранившись, заглянув в лицо своему волку, по смущенной улыбке увидела, что не ошиблась. — Я люблю тебя, Эдвин, — прошептала, встретившись с ним взглядом.
— Я тебя тоже, Софи.
Его голос покорял нежностью, дар сиял радостью, лучился искренностью. И тогда, отвечая на поцелуй, мне не требовалось большего.
Страстность отозвалась желанием, и сопротивляться ему мы не хотели. Каждое прикосновение, каждый, даже слабый, магический разряд вызывал шквал чувств и ощущений. Их сила помрачала разум, уничтожала глупые воспоминания о недавней проверке, сомнения во взаимности любви. В крохотном и одновременно огромном мире наших объятий мы стали единым целым. Неделимым, органичным, настоящим, истинным…
Уютно устроившись на груди у Эдвина, легко касалась кончиками пальцев следа от шара молний. В темноте спальни под пальцами расцветали маленькие оранжевые цветы
исцеляющего заклинания. В их свете я видела ласковую улыбку Эдвина, чувствовала тяжесть и тепло его руки, любовалась красотой родного дара. Знала, что дорога ему, необходима, как и он мне. И ничего важней и ценней на свете не было.
Вечером состоялся крайне неприятный разговор. Эдвин считал, что не может, не имеет права уехать из страны, не уничтожив карту даров. Я называла это стремление навязчивой идеей. Он настаивал на необходимости выкрасть артефакт и избавиться от него.
— Как же ты не понимаешь? Если не станет карты, то Орден не сможет больше никого выследить, — горячился Эдвин, расхаживая по комнате. — Не сможет забирать детей в школы, воспитывать из них новых инквизиторов. Потеряет всех, кто сейчас в бегах. Они смогут улизнуть из страны!
Навязчивая идея была благородной по сути, но все равно неожиданно сильно бесила тем, что судьбы неведомых многих казались Эдвину важней наших планов. Несмотря на это, с его логикой и доводами пришлось согласиться. Ведь в некоторой степени уничтожение карты влияло и на нашу безопасность. А вот желание вернуться через два дня в Орден стоило виконту стула. Я так разозлилась, что не сдержала магию. Но кучка пепла не повлияла ни на его решение, ни на мое неприятие.
Он хмурился и складывал руки на груди. Я плакала и умоляла не уходить.
Он сердился и аргументировал. Я кричала и умудрялась вовремя гасить огонь на пальцах.
Он пытался успокоить. Я обнимала, целовала и упрашивала. Спустя час мы ни к чему не пришли. Он твердо стоял на своем, я с ужасом осознавала собственное бессилие.
Лежа в постели рядом с ним, но впервые не в его объятиях, придумывала доводы в свою пользу. Мысленный разговор с молчаливым, но постепенно соглашающимся со мной Эдвином затянулся, стал монотонным и убаюкивающим.
— Ты должна понимать, что, возвращаясь в Орден, я доказываю свою непричастность к событиям у Золотого ручья, — в который раз повторял Эдвин.
— А ты должен понимать, что по остаточным заклинаниям можно вычислить, кто именно там был. Сложно, но Серпинар справится, — упорствовала я.
— Мы были в нонраффиен. Не осталось следов от заклинаний, — ответил Эдвин подчеркнуто спокойно, чем неимоверно раздражал.
— А артефакты, улавливающие дары?
— Я их исследовал, они нас не уловили, — низкий голос прозвучал уверенно, а причин сомневаться в его мастерстве и выводах у меня не было.
— Лис видел тебя. И обо всем рассказал Великому магистру! — привела я придуманный прошедшей ночью аргумент. Эдвин сложил руки на груди, откинулся на спинку стула и несколько секунд сосредоточенно меня разглядывал.
— Понимаю, ты не хочешь, чтобы я уходил. Не считаешь это правильным, — по-прежнему спокойно сказал он. — Но зачем так принижать собственные заслуги?
Я выжидающе нахмурилась.
— Ты ведь скрыла меня покровом Навэнны. Я это отчетливо почувствовал. Даже не подозревал, что тебе знакома эльфийская магия.
Честно призналась:
— Я не знаю этого заклинания…
Он скривил губы в недоверчивой ухмылке и хотел перебить, но я поспешно продолжила:
— Но понимаю, о чем ты. Оно само сплелось. Я не осознавала, что делаю. И не смогу повторить.
Пришла его очередь хмуриться.
— Это иногда случается, — после долгих раздумий заключил Эдвин. — Если у тебя в роду были эльфы. В третьем-четвертом колене, не дальше.
— Сейчас без фамильных книг не скажу, — я неопределенно повела плечом. — А сколько в тебе эльфийской крови? — По меньшей мере, четверть. Отец матери — чистокровный эльф, но не из рода Волка. Эта линия тянется с отцовской стороны.
Я устала от спора, поэтому ухватилась за семейную тему.
— Ты с родственниками давно общался?
— Шесть лет назад, — бесстрастно ответил Эдвин. — Моя семья быстро поняла, что эльфам здесь не место. Многие уехали еще до войны. Большая часть семьи уехала сразу после падения Гнезда. Нужно было увезти отсюда детей рода Орла.
— Почему ты не уехал вместе с ними? — причину, по которой семья так надолго разлучается, я не понимала.
— Это было шестнадцать лет назад, — сухо пояснил Эдвин. Он не лукавил и ничего не скрывал, но его дар говорил, что избранная тема крайне неприятна. — Мой дар с самого рождения был сильно выражен из-за большой доли эльфийской крови. К тому же перекидываться я умел с раннего детства. Тем не менее, инквизиторы мной не интересовались. Они установили себе возрастной порог — одиннадцать лет. И до сих пор считают этот возраст наиболее благоприятным для начала обучения в школах Ордена. Изредка делают исключения и раньше забирают детей. Таким исключением стал и я