т жилище своего родича.
— Где ты была? — строго спросил Эдвин, нависая надо мной и глядя в глаза. — Коболы сказали, ты отсутствовала почти пять часов!
Он не кричал, не бушевал, хоть мне было бы проще так. Он держался устрашающе спокойно.
— Не знаю, — честно ответила я.
Он отпрянул, поджав губы, сложил руки на груди. — Уверена, что не покидала подземный ход, — я старалась говорить убедительно. — Там ливень, а одежда у меня сухая. Он молчал, ждал дальнейших разъяснений. И я говорила. Говорила правду, хотя знала, что она разорвет наши связи, разлучит нас. Что откликнется обидой, причинит боль, не укрепит доверие, а разрушит его. Рассказывала о последнем сне, о Серпинаре и бездонных черных глазах. О том, как очнулась в лазе, как почувствовала на обратном пути остатки магии, собственных заклинаний, с помощью которых пыталась остановиться.
Он слушал внимательно. Недоверчиво приподнимал брови, пронизывал взглядом, хмурился и поджимал губы. Сложенные на груди руки делали фигуру артефактора зловещей. Тяжелый взгляд и настороженное выражение лица превращали мою правду в неумелую и наивную ложь. Настолько глупую, что не заслуживала даже ответов.
Его холодный дар отливал сталью. Казалось, я пытаюсь общаться с озлобленным незнакомцем, готовым переврать каждое мое слово. В тот момент поняла, что Эдвин никогда больше не сможет мне доверять. И похвалила себя за молчание.
Он посчитал бы беременность просто средством манипуляции.
— Ты прав, — заявила я.
Левая бровь до того молчащего Эдвина удивленно изогнулась, но уточнять он не стал. Смотрел на меня с той же враждебностью.
— Ты прав. На твоем месте я тоже не верила бы себе. Я и на своем себе почти не верю.
— Я тебе верю, — медленно, отчетливо выговаривая каждое слово, ответил он. Словно заставлял себя говорить со мной. — Я просто постепенно начинаю понимать, каким заклятием воспользовался Серпинар. И… пожалуй, никогда в жизни я не был так зол.
Я робко спросила о заклятии. Он холодно бросил
"Запрещенное волшебство", коротко извинился и ушел вниз. Стоя в коридоре, слышала, как он вошел в тренировочную, как выкрикивал заклинания, как трещали, разлетаясь на куски, деревянные чурки, служившие нам мишенями. Спрятав лицо в
ладонях, тихо плакала. Я знала, весь этот гнев, вся разрушительная энергия предназначались мне.
По мнению Эдвина, я его предала. Стала изменницей, выдавшей врагу родовые заклятия Миньеров. Отступницей, по сути, отдавшей Серпинару ключи от дома виконта.
Предательницей, приговорившей Эдвина к пыткам и смерти.
Перед ужином, когда кобола передала просьбу хозяина спуститься в столовую, Эдвин изрядно удивил меня. Не внешней сдержанностью, скрывающей бушующий расплавленным металлом дар. Я знала, что он не сможет успокоиться за прошедший час, а новая встреча со мной только разозлит мага еще больше.
Виконт изумил не подчеркнутой вежливостью и галантностью, особенным вниманием к этикету, будто мы соблюдали придворный церемониал на официальном приеме.
Я тоже становилась исключительно учтивой после ссор.
Он поразил тем, что не оправдал ожиданий.
Эдвин стоял у еще не накрытого стола, касаясь пальцами белой скатерти. Ровная спина, развернутые плечи, кажущаяся траурной черная мантия с броской эмблемой Ордена. Я боялась увидеть на родном лице злобу, а потому предпочитала рассматривать яркую вышивку на груди артефактора и не решалась заговорить первой.
Он старался не смотреть в мою сторону, осторожно подбирал слова, а голос дрожал от напряжения. Сперва я ждала скупой просьбы как можно скорей собрать вещи и уйти. Человека, способного выболтать все, совершенно все, Эдвину следовало держать от себя подальше. Это было логично. Предсказуемо.
Правильно.
Мое предательство, утрата доверия с его стороны подразумевали именно это.
Но Эдвин вежливо попросил меня подойти ближе и широким жестом предложил рассмотреть разложенную на столе карту королевства.
— Ты знаешь, что места нонраффиен принято обозначать белыми пятнами, а источники — синими звездами, — нарочито спокойно сказал Эдвин. — Эта карта старая, поэтому источники помечены эльфийскими рунами. Цифры рядом с отметками число магов, необходимых для того, чтобы удерживать силу источника под контролем. Мы находимся вот здесь, — его палец коснулся карты недалеко от извилистой линии реки. Кратчайший путь к Северной гавани, — палец скользнул к изображению корабля на побережье, — проходит мимо источника в холмах. Видишь этот? С цифрой пять?
— Но недалеко расположены еще три источника, — осторожно заметила я. — Ноль и два раза по два.
— Верно, — сухо бросил Эдвин. — Они слишком слабы, чтобы уничтожить карту даров.
— О, — вполголоса ответила я, не настаивая на объяснениях.
Поднять глаза на виконта все еще не отваживалась, рассматривала аккуратно прорисованный чернильный корабль. — Я рассчитал, какие амулеты понадобятся, чтобы наших сил хватило на обуздание источника, — не отрывая пальца от пятерки, не поворачиваясь ко мне, холодно сообщил Эдвин. — Чтобы наших сил хватило? — сделав ударение на "наших", уточнила я.
Сердце замерло от предвкушения, дыхание перехватило. Казалось, время остановилось, продлевая мучительные мгновения ожидания. Я мечтала услышать, что он никогда не сомневался во мне. Что верит и доверяет. Желала, чтобы он простил и попросил прощения. Но он ответил коротко и четко, разрушая на корню мои иллюзии и надежды.
— Мне не справиться одному.
Я подавила слезы. Несколько раз коротко кивнула, показывая понимание и согласие.
— Что будет потом? — мой голос прозвучал поразительно спокойно. Словно не было переживаний, душевных терзаний и разрывающегося на куски сердца.
— Мы уедем в Кирлон.
Ответ, холодный и равнодушный, не оставлял сомнений.
Уедем мы вместе, но все же порознь.
Горечь уступила ожесточенности, боль ушла, предоставив место здоровой злости. Пусть. Если он разлюбил, если решил так, пусть. Переживу.
Я не стану навязываться, не стану шантажировать беременностью. Я взрослая, сильная, способная и самодостаточная. Справлюсь.
Я справлюсь!
Впервые с начала разговора подняла глаза на виконта Миньера. Внешне он был непроницаемо спокоен. Почему-то напоминал северного бога с древней картины, не доставало только серебряного венца на высоком челе и темных доспехов с сияющими рисунками. Черные волосы обрамляли овальное лицо, оттеняли бледную кожу. Голубизна глаз показалась пронзительной и неестественно льдистой, когда он повернулся ко мне.
— Потом мы уедем в Кирлон, — зачем-то повторил он. — Разумеется, — ответила я. — Это хорошее, правильное решение.
Голос не дрожал, слушался, звучал мелодично. На губах красовалась легкая полуулыбка, подобную часто приходилось носить во дворце. Вот уж не думала, что рядом с Эдвином придется о ней вспомнить. Лживое в своей покорности и мнимом согласии с собеседником искривление губ бесило неуместностью, но виконт не замечал безжизненности маски.
Даже казалось, он рад моей покладистости.
Отчего бы ему не радоваться? Я ведь не отказалась выполнить возложенные на меня обязанности. Не отказалась пойти к источнику и поучаствовать в уничтожении карты даров. Я ведь по-прежнему позволяла себя использовать. Потом, когда сполна отплачу виконту за гостеприимство и защиту, меня выбросят. В относительно безопасном Кирлоне. Но все же выбросят. Пара показательных ссор во время плавания, несколько жестоких обид, выматывающее последние силы молчание и заключительные слова "Тебе без меня будет лучше. Жаль, что любовь угасла. Мне нечего тебе предложить". Банальная и бесславная кончина того волшебства, что было между нами.
Это будущее представлялось так четко, словно уже стало настоящим. Ледяная стена отчужденности, выросшая между нами, казалась такой толстой, что я не узнавала человека, стоящего по другую сторону.
— Думаю, ты не станешь возражать, — Эдвин придерживался делового тона. Таким говорят с вынужденными союзниками, осторожно, но твердо давая понять, что сближение нежелательно. — Считаю, будет правильным отправиться к источнику завтра. Погода скверная. Твой резерв еще не восстановился. И я немного растратил накопленные силы. Вспомнился треск деревянных чурок в подвале. Хорошо, что для его ярости нашлась отдушина, выход.
— Под проливным дождем идти не хочется. Переждем, — покладисто ответила я.
— Рад, что мы пришли к соглашению, — учтивая улыбка изогнула его губы, легкий кивок, чопорный поклон. Вежливость. Как ужасающе быстро место в наших отношениях осталось только ей.
За ужином, когда краткое, сухое и безжизненное, словно древесная труха, обсуждение пути к гавани закончилось, Эдвин удивил меня вновь. Я думала, он замолчит, оправдываясь трапезой. Рассчитывала, что он вскоре попрощается, сославшись на необходимость сделать еще несколько амулетов. Запасов резерва у него оставалось достаточно, а желание основательно подготовиться к опасной вылазке было скорей похвальным, чем предосудительным. Однако виконт не только не воспользовался предлогом, но и постарался продлить разговор.
Эдвин говорил об источниках. Рассказывая об эльфах, укрощавших стихийную магию, чтобы направлять ее на создание удивительных артефактов, старался вовлекать меня в беседу. Но я оказалась не в силах концентрироваться на словах, изредка отвечала общими фразами, слушала красивый низкий голос Эдвина и всматривалась в дар. Он изменялся, постепенно растрачивал стальной блеск, искры и гневные всполохи сменялись мягким золотистым сиянием. Эдвин мало-помалу успокаивался, и я считала причиной собственное смирение и обещание помочь вопреки ссорам.
Часа через полтора от изначальной напряженности осталась толика, но и она была ядовитой, как укус болотной сагьяны. — Приятно, что тебя заинтересовали источники, — улыбнулся виконт. — Надеюсь, я не засыпал тебя излишними подробностями. Меня в свое время очень занимало это направление артефакторики.